Бард

1

Вдоль реки, дорогою раскисшей,
Под промозглым ветром, под дождём,
В серый плащ закутавшись, поникший,
Брёл он, не спеша, осенним днём.
Нежно лютню к телу прижимая,
Завернув в рубашку, как дитя,
От стихии злой оберегая,
Доброй песней сердце веселя,
Брёл он, не имеющий ни крова,
Ни богатства вовсе никакого,
Но видавший множество земель —
Нищий бард, бродячий менестрель.

Он не пел властителям рулады,
И не славил войн жестоких кровь.
Сочинял он звонкие баллады
Лишь про веру, дружбу и любовь,
Да про красоту родного края —
Лучшего на свете не сыскать.
Так умел слова он подбирать,
Золотом мелодий обрамляя,
Что никто вовек забыть не мог
Этих вдохновенных, чудных строк!

В каждом уголке страны звучала
Этих песен сладостная трель.
И молва из края в край бежала –
Мол, живёт на свете менестрель,
Бродит он туда-сюда по свету,
Всюду песни нежные поёт,
И при этом вовсе не берёт
За талант свой звонкую монету.
Лютня ж, что с собою носит он —
Это духов музыки обитель.
Он властитель их и повелитель.
Договор меж ними заключён
И ему покорно служат духи,
Музыкой верша свой ритуал…

Бард порою слышал эти слухи,
Но значенья им не придавал.
Он бродил беспечно по дорогам.
И свободой чистою дыша,
Пела его пылкая душа,
И рождалась песня ненароком.
Добротой и нежностью своей
Изумляя всех вокруг людей,
Птицей сладкозвучною парила,
В каждом сердце отклик находила.

2

Этот город вырос перед ним
Серыми унылыми домами.
Люди с равнодушными глазами
Мимо шли… Как будто бы незрим,
Он стоял на площади центральной,
Отдыхая от дороги дальней,
Прислонившись к каменной стене.
Город мирной жизнью жил своею,
И, наверно, был доволен ею.

Бард молчал. Но где-то в глубине
Сердца что-то вдруг зашевелилось,
Словно свежий ветер пролетел.
И в руках вдруг лютня появилась.
Менестрель аккорд взял, и запел.

Пел он о гармонии в природе,
О душистых заливных лугах,
О курчавых белых облаках
На необозримом небосводе;
Как пылает заревом восток,
Как от корня тянется росток,
Как на жёлтой ниве колос зреет;
Пел о людях он мастеровых,
Их заботах мирных трудовых;
О любви, которая умеет
Силу чувств сквозь годы пронести,
И в лачуге бедняка цвести
Дивным цветом, мир преображая;
О мужской он крепкой дружбе пел,
Пел о тех, кто сердцем горд и смел…

Звонкий голос, в высоту взлетая,
Рассыпался  чистым серебром.
И стояли молча все кругом,
Ни вздохнуть, ни вымолвить не смея.
Точно в наважденье был народ.
Всем казалось: бард не сам поёт,
Это только образ менестреля
Перед ними появился вдруг,
И не лютня исторгает звук
Из-под исцарапанных ладоней.
Всё не так, глаза, конечно, врут.
Бард — не бард: Божественный сосуд
Дивных, изумительных гармоний,
Щедро неземную благодать
В души их мирские проливает,
От гнилой коросты избавляет,
Заставляет чувствовать, страдать.

Бард всё пел, а люди всё молчали.
И вершилось чудо: старики
Молодели, плакать перестали
Дети, помирились все враги,
Кто грустил —  те добро улыбались;
Ну а те, кто были влюблены,
Только лишь ещё сильней влюблялись;
Даже солнце с хмурой вышины
Нежным светом город озарило;
Засияли красками дома…

То ли песня чудо сотворила,
То ли чудом песнь была сама —
Не понять. Был город тих и светел,
Словно жизнь он новую обрёл.

И никто ведь толком не заметил,
Как, когда, куда тот бард ушёл.
И шептались все в недоуменье:
«Что же это было — наважденье?
Чары ли на нас навёл певец?
Как он сотворил такое чудо?
Кто такой он? Взялся он откуда?
И куда он делся, наконец?
Где он научился этой песне?
Солнечней, нежнее и чудесней
Не слыхал никто ещё досель…»
И сказал старейшина им: «Что же
Вы нашли в нём? Это ж так — прохожий,
Нищий бард, бродячий менестрель»