Nostalgie

Ночь за окном полоской голубой
Блестит предчувствием очередного лета
И вот опять, наедине с рассветом,
Я – без тебя – беседую с тобой…

Что годы мне? Всего лишь полукруг
Бредущей в небе солнечной дороги
Я так устал к себе быть слишком строгим.
Я так хочу, чтоб было все – и вдруг…

Ни в яви, ни во сне не попрошу
Часов песочных развернуть теченье.
Но первое твое прикосновенье
Мне не забыть, покуда я дышу…

Я не посмею больше вспоминать,
Как в омуте разбросанной постели
Пьянил сильней русалочьего хмеля
Зеленых яблок терпкий аромат.

Я не скажу ни слова про весну,
Где были в кровь искусанные губы,
И поцелуй – то ласковый, то грубый –
Гнал вниз по телу жаркую волну…

О юности ушедшей не скорблю:
Нельзя ее считать своей потерей…
Был взгляд прямой, без страха: «Веришь?» «Верю!»
И жадный шепот: «Любишь?..» «Да, люблю!..».

Под звук колес рождался рваный ритм
И лязг железной незакрытой двери
«Любовь… Любить…» и – «Верю…Веришь… Верить…»
Стучало пульсом бесконечных рифм…

Вину случайную как можно искупить?
Ошибку глупую вовеки не исправить…
Но Верить так легко себя заставить
Когда безумно хочется Любить…
 
Как острый риф – под днище кораблю,
Как стон в ловушку загнанного зверя –
Из писем строки: «Больше мне не веришь?».
«Пусть я не верю – все равно люблю…».

До встреч украдкой – время торопил,
Считая жадно каждое мгновенье:
Я не хотел любить – но снова Верил.
Не веря никому – опять Любил…

Когда-нибудь, наверно, исцелю
Все, что сегодня отвечает болью:
Все в этом мире лечится Любовью…
Я верю в это – значит, я люблю!

Все что могла понять лишь ты одна –
Как заповедь, я повторяю снова,
Но на стократ повторенное слово
Мне отвечает гулко тишина…

Жизнь разменяв на мелочь по рублю,
Встав в очередь перед последней дверью, –
Я сам себя спрошу: «Скажи, ты – веришь?..»
И невпопад отвечу: «Да, люблю…».

Порой у неба спрашивать готов –
«Скажи мне, Боже, что такое вера?..
Мой тяжек труд, и неподъемна мера!».
И слышу: «Сыне, Вера есть Любовь!..».

Роман Панюшин, апрель 2011 года