Галина Зеленкина. Уставшие струны... Цикл стихов

                Галина  Зеленкина
              г. Кодинск Красноярский край
Я живу из себя               
Я живу из себя
среди строчек и строк,
Каждый день
то слепая, то зрячая.
И судьбу теребя,
приближает мой срок
то холодная ночь, то горячая.

Я живу из себя,
как родник из земли,
Пробиваясь сквозь
ложь и злословие.
Об утратах скорбя,
ради вечной любви,
Я о жизни пишу
послесловие.


Уставшие струны гитары
               Михаилу Яроховичу

И трогали руки
уставшие струны гитары,
и падали звуки,
случайно взлетевшие ввысь,
тем звукам внимая,
шумели в ответ тротуары,
судьбу обгоняя,
бежала по ним чья-то жизнь.

Наивное племя
играет симфонию страсти,
и ветер гуляет,
и шепчет о чем-то трава.
Судьба делит время
и жизнь на неравные части,
и я говорю ей
о том, что она не права.
      
И я говорю ей
о том, что по совести надо
и радость, и горе
делить меж людьми пополам.
Она отвечает,
что жизнь – это тоже награда,
и цены на жизнь
назначать доверяют не нам.
    
               Грех
Рождественская баллада
                Сыну моему  Александру посвящаю
Умирал атаман в зимний день на поляне лесной,
Вроде рана — пустяк, лишь
царапнуло пулей шальной.
Лекарь рваную рану травою целебной промыл,
И напиток из трав чудодейственных в чашу налил.

Но не стал атаман пить целебное в чаше питьё,
Эту ночь он не спал, про своё размышляя житьё.
Самым строгим судьёй над собой этой ночью он был —
Сам судил, сам рядил, сам хвалил,
сам прощал, сам казнил.

«Вы, товарищи-други, поближе садитесь ко мне, —
Попросил он товарищей, горе топивших в вине —
Не поможет мне лекарь и чудный напиток из трав,
Если тайный мой грех посильней ядовитых отрав.

Год назад, когда я от погони скакал среди скал,
Вдруг пастуший рожок у подножия гор услыхал.
Вниз спустившись, увидел —
мальчонка играл на рожке,
И глаза его синие плыли в горючей тоске.

Он запел, а меня словно клюнула пуля в висок,
Слез с коня, отобрал,
растоптал у мальчонки рожок.
Будто кто одурманил меня, стал я зол и жесток,
И отнял у мальчонки последний сиротский кусок.

На меня устремил он бездонного неба глаза,
И на пыльной щеке бриллиантом сверкнула слеза.
Не кричал, не пенял, не молил, ничего не просил,
Только я с той поры ослабел, потерял много сил.

Только я с той поры вижу,
словно мираж, вдалеке —
Нищий маленький ангел с краюхою хлеба в руке.
Он поближе подходит, от холода тельце дрожит,
Вместо хлеба булыжник
на детской ладони лежит.

Мне от этого камня на сердце нет места от ран. —
И горючие слёзы в ладонь уронил атаман. —
Если жив и здоров, привезите мальчонку ко мне
На моём самом резвом и самом любимом коне.

Пусть в глаза мне посмотрит и скажет, простил или нет,
Совесть, словно скала, давит грудь, мне постыл белый свет».
Так сказал атаман, и вскочили друзья на коней,
Поскакали мальчонку искать среди скал и полей.

Целый день проскакали, задача была нелегка —
Привезли атаману мальчонку, а с ним — старика.
Как сказали мальчонке, зачем нужен он, — в тот же миг
За спиной у мальчишки возник седовласый старик.

«Не сердись, атаман, друг без друга им видно нельзя», —
Подвели старика и мальца к атаману друзья.
»Очень рад, что раскаялся
ты и лежишь весь в слезах»,
Тихо молвил старик,
превратившись у всех на глазах

Из убогого нищего старца в Святого Петра.
Ввысь взметнулися
яркими звёздами искры костра.
Но одна, отскочив к атаману, на рану легла,
И в слезящую рану тепло и свой свет излила.
Не осталось на теле и в сердце от ран и следа,
Словно тело и сердце обмыла живая вода.
Со смертельного ложа поднялся лихой атаман,
Где мальчонка стоял —
расстилался белесый туман.

Пётр Святой свои руки
над бледным туманом простёр,
Бросил пригоршню звёзд в тот туман —
и занялся костёр.
В ярком свете костра вдруг
с восторгом увидели все:
Вместо мальчика ангел явился в небесной красе.

На лице ясным светом бездонного неба глаза,
А на детской щеке бриллиантом сверкала слеза.      
 «Бог тебе испытание в виде мальчонки послал,
Чтобы душу и совесть ты муками долго терзал.

Победило добро жажду злата и жажду венца,
Мы явились к тебе передать волю Бога-Творца.
Ты прощён и спокойно
продолжишь по жизни свой путь,
Делай людям добро,
а про злобу и жадность — забудь!»

Так сказал Пётр Святой,
ангел, молча, кивнул головой,
Стали рядом они и исчезли, оставив дымок голубой.
Атаман своё храброе войско к костру подозвал,
И, сняв шапку, пред войском
в ночном полумраке он встал.

«Не могу атаманом я более быть среди вас,
Должен выполнить волю
и данный мне Богом наказ.
Из богатств наших общих отдайте вы долю мою,
Божий храм я построю
и в нём тяжкий грех отмолю.

Заодно денно, нощно я буду молиться за всех,
Ведь у каждого есть
на душе неотмоленный грех».
Молча, войско в дорогу ему собирало добро,
На подводы несли
из подземных складов серебро.

Драгоценные камни, меха и песок золотой,
Всё сложили в сундук,
что стоял на подводе большой,
И отправился в путь атаман
с просветленной душой,
Чтоб построить храм божий
                над быстрой сибирской рекой.

Может, стоит понять тем собратьям,
что жаждут венца,
Не всегда видишь правду
из окон златого дворца.
Если толстые стёкла сле;пы — не видать вдалеке,
Как булыжник дрожит
в обездоленной детской руке.

                1997 г.
Странница
               

Я – странница! На жизненной дороге
Искала, Богом данную, печать
И, обивая вечности пороги,
Не догадалась в двери постучать.


Не догадалась постучать три раза
И прокричать: « Впустите, это я,
Которая всю жизнь боялась сглаза
И серых кардиналов бытия.


Впустите хоть на краткое мгновенье,
Хочу я заглянуть в глаза судьбе
И попросить на время вдохновенье,
Чтоб снова возвратить себя себе.

Впустите, испытать хочу блаженство
От созерцания пречистых душ.
Скажите, как достигнуть совершенства,
Не оскверняя плоть грехом к тому ж?»

Не догадалась …. Да, простят мне Боги
Тот грех, что совершила при ходьбе:
Я выплеснула страхи и тревоги
На платье независимой судьбе.

И, совершив, сей акт самолеченья,
Я обрела спокойствие и мир.
Как часто, причиняя огорченья,
Мы портим судьбам праздничный мундир.   

Судьба найдёт свой пятновыводитель.
Найду ли я средь хлама бытия
Для странницы достойную обитель,
Чтоб испытала радость жития?

Или придётся снова по дороге
Мне чередою зим и лет идти?
Так трудно не стереть о звёзды ноги,
Когда идёшь по Млечному пути.

В день Вознесения

                I

Расставаясь с любовью,
Сердце болью кричало.
С чем припасть к изголовью,
Чтоб начать всё сначала?

Трудно мне некрещеной
Жить с душою убогой.
Я хочу быть прощенной
Богородицей строгой.

Говорят, она женщин
Исцеляет от боли,
Даже тех, кто не венчан,
кто грешит поневоле.



              II
И вот я :

В храм пришла спозаранку,
Обиваю порог.
Ты прими прихожанку,
Пятиглавый чертог.

Дверь открыл мне священник,
Молча , смотрит в глаза.
Он ведь мой соплеменник.
Почему же слеза

По щеке покатилась,
В горле комом слова
И на грудь опустилась
От стыда голова?

Я душой обнаженной
Принять Веру хочу,
Дайте мне, несмышленой,
В руки крест и свечу.

Пусть душа исцелится
От невзгод бытия,
Я хочу помолиться…
«Заходи, дочь моя», –

Приглашает посредник
Между Богом и мной,
Ныне мой проповедник
И наставник земной.   

В храм вхожу осторожно,
Вижу свет золотой,
Здесь солгать невозможно
Пред иконой  святой.

«Пресвятая Мария,
Сними камень с души.
От зари до зари я
Горько плачу в тиши

О любви безответной,
Что ушла не спеша.
От тоски беспросветной
Стала сирой душа.

Стали серыми губы,
Потускнел ясный взгляд
И слова стали ;грубы,
Поселился в них яд.

Дай душе исцеленья…
Я стою у черты,
За которой мгновенья
Уже будут мертвы.

Я стою у барьера
Чтоб стреляться с судьбой.
Пусть спасёт меня Вера
От дуэли с собой».

             III
Прочитала молитву
Про себя, еле слышно,
И из храма в калитку
Окрыленною вышла.


Поговори со мной, душа

Поговори со мной, душа,   
о том, как в жизнь чужую,
любовь по каплям, не спеша,
течет,     и  как держу я
в ладонях капельки любви.
Поговори, поговори!


Поговори со мной, душа,   
о том, как ночью лунной
я  в небо, глядя, чуть дыша,
концерт играю струнный
в объятьях ветра до зари.
Поговори, поговори!

 
               
 


Поговори со мной, душа,   
и укажи дорогу
ту, что ведёт из шалаша
в храм православный к Богу.
Молитвой двери отвори
и разум с сердцем помири.

Поговори, поговори! 
Поговори, поговори! 



              Позволь мне
Позволь мне прикоснуться к тишине 
родных полей, встречающих рассвет,         
багульниковым  цветом в вышине
курсивом,  оставляя  лёгкий след.

Позволь мне прикоснуться к высоте
родных небес и мхом поросших гор,
что гимн поют добру и красоте
уродливому злу наперекор.

Позволь мне прикоснуться к чистоте
таежных рек и родниковых вод,
чтоб на высокой  пульса частоте
прочесть свой генетический кроссворд.

Позволь мне прикоснуться к глубине
тех мудрых мыслей, что живут  века.
У слов, рожденных в  дальней старине,
надежда силой  разума крепка.
    
Позволь мне прикоснуться к свету дня
и к радуге, придуманной дождём,
чтоб истины блаженство для меня
всё ощутимей стало с каждым днём.

Позволь мне, я прошу, Господь,
                позволь….

               


        Душа виновна в том …

Душа распята на кресте из слов
за то, что перед миром обнажалась.
Был приговор у критиков суров –
виновна в том, что вызывает жалость.

Виновна в том, что каждая строка
чеканит слоги  временем на марше
и в том, что слов пустых, наверняка,
нельзя найти в её словесном фарше.

Душа виновна  в том, что иногда
строка стиха впивается, как жало,
в сердца, в умы, в минуты и года,
и кровью плачет с острия кинжала.


Всё прекрасно в мире

Ах, какие в небе звезды и луна!
По реке гуляют ветер и волна,
в изумрудах ели, в радугах цветы,
всё прекрасно в мире, если есть в нём Ты.

Забинтую душу нежностью и пусть
в гости к ней не ходят ни тоска, ни грусть.
Солнечная радость и веселый смех
пусть заходят в дом мой, что открыт для всех.

Доброта и счастье льются в нём рекой,
тот, кто пить захочет, зачерпнёт рукой
и умоет  душу, и попьёт добра.
Слов душевных горсти, вместо серебра,

подарю я гостю, провожая в путь,
может быть, и  вспомнит обо мне чуть-чуть.
Мир от зла спасает наша доброта,
без неё планета стала бы не та.
               
 Ах, какие в небе звезды и луна!
Луг, тайгу и горы вижу из окна,
в изумрудах ели, в радугах цветы,
всё прекрасно в мире, если есть в нём Ты
               

Не  позволяй
               
Не позволяй кровавить злом десницу,
прости обиду, смой её, как грязь.
Не позволяй переступать границу,
меж тьмой и светом обрывая связь.

О цене
    
Молчанья золото и 'слова серебро
мне не дороже перламутра  рос.
Тому, кто от души творит добро,
противен о цене его вопрос

Ты,  душа моя

Ты, душа моя, не кричи,
обжигаясь сердечным инеем.
Горизонт наших чувств в ночи
чертит время неровной линией.

Я, как степь, где  растут полынь,
лебеда и крапива жгучая.
Ты,  душа моя, не остынь,
память сердца ознобом, мучая.               

Ты, душа моя, не мечтай,
что однажды окажут почести.
Мне, сбежавшей от волчьих стай,
лучший памятник в одиночестве.


Прошу прощенья

Горит свеча, роняя свет в пространство,
и пляшут тени из последних сил,
и воск на блюде белого фаянса
причудливой фигуркою застыл.

Давно камин не рдеет от смущенья,
он холоден ко всем и ко всему,
и я прошу у Господа прощенья
за то, что льстила грешному уму.

Прошу прощенья за любовь от скуки,
с ней пили мы  рифмованный коктейль
и оттого не шли на ум науки
в том доме, где не прибрана постель.

Прошу простить за умопомраченье,
и слабости минутные в пылу
не страсти, а порочного влеченья
то к Музе, то к напиткам на пиру.


Я вас прощаю

Живу, а сердце обесточено
и доступ к радости закрыт.
Дорога жизни укорочена
на десять вёрст чужих обид.
 
Я вас прощаю, люди добрые,
зло держит тот, кто духом  слаб.
Ведь, на Земле,  все жизни пробные: 
вчера – хозяин, завтра – раб.