Наверно, старею

Наверно, старею.
По лужам, разувшись, бреду,
тяжелую сумку едва приподняв над водою.
Ловлю отражение мира, в котором была молодою,
беспечной, бессмертной, свободной от сумок и дум.
Скользя, оступаясь, разбрызгивая фонари,
вплываю, как в бухту корабль, в телефонную будку.
О чем? Да не все ли равно? Говори, говори, говори.
Что жив и здоров, и меня еще помнишь как будто.
О чем — да не все ли равно — говорить, говорить, говорить,
взахлеб, запинаясь, саму себя опережая,
и, в небо уставясь, из воздуха взгляд твой лепить,
как скульптор — из глины — колхозницу к Дню урожая.
Какие проблемы? Такая ли, знаешь, беда
с собою, с судьбою, с друзьями, с делами, с годами…
И очи слепит утонувшая в луже звезда,
и хочется плакать — наверное, в детство впадаю.
Звони, моя Радость. Попавшим в один переплет
неизданной книги — не выжить без привязи хрупкой.
О чем? Да не все ли равно, коль в пространстве
твой голос плывет,
согревший собой телефонную мертвую трубку…