Арабика

панк - поэма


1.


Угрюм и дик, как возглас красных кхмеров
На жёлтом пузе лик  вождя встал месяц
Тревожен, густ туман, как сыр с ноздрями
Такой вот ночь спустилась ровно в восемь
Пахучим лотосом связала пойму Дона

Псы в зимнем сумраке устав щемить друг друга
Хрипя и кашляя устроились на лёжку
А в красном глазе вожака светилось
Как спотыкаясь и шепча проклятья
Брёл косогором заплутавший путник

Рвал вихрь февральский ветхие одежды
Забился снег колючий в нос и в уши
И словно пасти раскалённой домны
Глаза его горели мрачным гневом
Когда стучался он в окно торговки рыбой

Открылась дверь как лоно влажной девы
Он вздрогнул, опьянён теплом жилища
И зашипел встревоженной змеёю
В его руке кусок отточенной коряги
Хозяйка теплилась мишенью в створе двери

Готов уже сорваться крик с уст глупой бабы
Но вдруг подвыскочил визжа дитёнок бойкий
Задев хозяйку безволосой пиской
Он обнял дикаря, сопливя джинсы
Закрыл глаза и пал усталый путник


2.


Сколь долго робкий девственник добьётся
Расположения капризной молодухи
Так столь же выбирался из забытья
Потрёпанный морозом спящий странник
Пускал слюну и хрипло матерился

Но вот, дрожа, открылся глаз, он видит
Уютно прибранную дровяную хату
Утёнок, морща пух, незрелым клювом
Ему щекочет загорелый трицепс
Вокруг приятно пахнет затхлым фруктом

Хозяйка в возрасте примерно сорок с гаком
Приветливо зовёт его покушать
Льёт в миску тёплый борщ из бычьей кости
И молоко и хрящ парной душистый
И жареную сладкую морковку

В углу малец пузатый лижет пейджер
С ним рядом горделиво пучит сиськи
На выданье румяная дочурка
Хозяйка, комкая засаленный передник
Спросила: расскажи, что движет эти ноги

Мужчина взмолк, стал зол как женский бизнес
Скривился рот его, похож стал на креветку
И прошептал он, ковыряя ставню
Постой, хозяйка, дай мне оглядеться
Я, верно, восемь дней не чистил зубы


3.


Клубился сверху дым от пней горящих
Пучком сушёных заскорузлых веток
Деваха капая с грудей солёным потом
Ему хлестала мужественно спину
И прислонялась всюду где достанет

Распаренный, дымясь душистым паром
Он сел за стол, где добрая хозяйка
Уже скрипела медным самоваром
И ребятёнок тёр вареньем бублик
Хозяйка тронула мужчину и сказала:

Ты оставайся с нами чужестранец
Нам хватит до весны свеклы и сала
Когда наступит май, ты кинешь невод
Наловишь воблы, я продам её на рынке
А через пару лет мы скопим на корову

Смотри – созрела дочь моя, Парашка
Вся налилась как мандарин абхазский
Бери её и делай женщиной счастливой
Ты городской, её научишь гигиене
А вечером сварю я самогонки

Мне дочь твоя мила, хозяйка хаты
Особенно её бугры на бёдрах
Но вследствие проклятья, молвил путник
Я приключился безысходен, как мужчина
Заслушайте ж мою историю, селяне:


4.


На федеральной трассе, где разметка
Стоял я возле топливной колонки
Стрелял я мелочь у столичных джипов
На пункте выдачи вонючего бензина
Я радостный был и блестящий, словно слива

Мои товарищи – банкиры и гусары
Меня поили вкусным свежим пивом
За то, что я беспечный и душевный
Умею пяткой доставать до уха
И без сомнений одолжу финансы

Вдруг злобный дьявол модных технологий
Куснул меня за мозг, плюяся ядом
Купил я дивный электронный ящик
В сети качает пестни и порнуху
Внутри жужжит пластмассовый пропеллер

Забросил я спортивные снаряды
Сутулясь перед импортным  прибором
Исправно развивая близорукость
Ополоумевший часами жал на кнопки
Себя визгливо хлопая по ляхам

В специальных сайтах тыщи разных девок
Бухгалтерши и служащие банков
Себе рисуют сиськи фотошопом
И круглосуточно знакомятся с парнями
Чтоб тратить их бабло и просто замуж


5.


Везло мне на приятные знакомства
Ко мне на встречи радостно спешили
Как на подбор – задорные толстухи
Я их туда – сюда плясал по клубам
И вёз на речку в рощу целоваться

Утехи плотские приятны, но души не греют
А сердца трепет не рождают вовсе
И вскоре я способен стал, о, ужас
Диагноз дать любой открытым текстом
Не избегая жёстких дефиниций

Немало деликатных дев я этим ранил
Грубел, как зреющий побег бамбука
Погряз в цинизме, а однажды, стыдно вспомнить
Я пробовал курить сорняк сушёный
С какой-то юношей с прыщами и причёской

Уж и поныне нет лиричного повесы
Мрачна во взоре тень, как чёрный трансплантолог
А раньше помню, я глушил ревущие колонки
Чтобы послушать за окном журчанье птахи
У нас на юге славно верещат пичуги

У нас на юге тополя как крик гагары
А в толстом камыше у нас на юге
Гнездовия азовской жирной сельди
Кричит озёрный гусь, смеются дети
Пока в Москве какой-то новый Путин


6.


Опасен как уран обогащённый
В руках безумного араба с бородою
В моей руке дымится сигарета
Когда включаю я экран и сбоку
Приятно пахнет чай в литровой банке

Я в свете модных инсталляций в цифрах
Включаю в сеть аналоговый вентилятор
И в тусклом космосе всемирной паутины
Как в чистый лист втыкаю гвоздь сознанья
Чешу рукой естественные яйца

А в мире на границах раскумаренные финны
В безумном глянце расширяются опять форматом
Недавно вышел альманах  про выдр и белок
Они танцуют фитнесом, такой аниматограф
Чтоб соблюдать баланс в свободном космосе Китая

Но мне неважно как там курс на биржах
Люблю я сиськи и хороший запах новосвежий
Я делаю пометки в сальных телефонных книгах
И мозг тихонько превращаю в жопу
Чтобы потом как следует предохраниться

И на каком то заповедном повороте
Архивов сервера подключенного в дом напротив
Хранился файл под кодовым смешным названьем
Я вспыхнул как фиалка фиолетовая вспышка
И стал разогревать холодный труп в микроволновке


7.


Так почему-то исторически сложилось
Что мой объект желаний избежал физических контактов
И чтоб объект насмешек не вплетался в это, томный вечер
Я покурил и тронулся в свободный поиск
Как та ливретка от тоски гламурных дочек

Экран мобильника в рекламе не нуждался
И номер без сомненья очень чётко выдал
И дрогнула в предбаннике встревоженная лошадь
Гипосекреция в отдном из подотделов областей сознанья
Пошла вихрить в своих айда портретах невозможных

Бухательный размер мой не нуждался в комплиментах
Поэтому я очень быстро разузведал предпочтенья
И даже не используя язЫки в нетрадиционных позах
Я даже в совершенно применённой коме
Схожусь с людьми решительно и быстро, я ведь сварщик

Инжир мы ели у Шекспира в тёплой даче в Бирюлёво
А бабочек я не люблю, поэтому мы их не ели
Она смеялась так что лопались плафоны
А я в таких местах не провоцирую конфликты
Короче деньги исчезали как индейцы тёплой ночью

Потом понты, дожди, измены в телефонных ритмах
С гор зачастила плановая сеть командировок
Хотя мы договаривались заварить шиповник в среду
Во вторник я уже бухал в Воронеже с Чубайсом
Недаром кризисы потом так сотрясли Европу


8.


Из магнитолы в ночь гнусаво извлекает звуки
Любимец дам, неистовый усач Боярыч
Сквозь медленную степь вдогонку за мечтою
На дизельном «козле» с коробкой – автоматом
Бомбила – трансвестит везёт меня на север

Рвёт душеньку мою на клочья чёрная тревога
Как там в чужом краю моя краса – зазноба
А если вдруг сломала ласточка свой драгоценный ноготь
А если вдруг все туши да помады иссушил ветрило
В бессильной ярости карябал я декор салона

Ну а вокруг тихонько начиналось чудо
Вздрожала розовая рябь небесных стёкол
В лучах прозрачных только-только молодого солнца
Волшебной сонной рыбой за тонированной плёнкой
Струилась красота земли шахтёрской чернозёмной

Между холмами бурой отработанной породы
Психоделическими сиськами торчащими над степью
Земля то там то здесь покрыта пожелтевшими торчками
Бегут они от мрачных будней в чисто поле
А там цыгане варят им лекарство от печалей

Склонила Русь Святая лебедину шею
Продажный лживый госчиновник будто клоп в неё вцепился
Сосёт из тёплых жил людское счастье
И слёзы капают из глаз моей Отчизны
И остаются на полях блюющими торчками


9.


Словно в тумане шёл я мимо утренних шахтёров
Потеющих и злых за коммунальные услуги
А я взволнованный и безупречно бледный
Решительно толкнул облитую обратом
Дверь городского управленья с бандитизмом

Кудрявый немец с белорусскими корнями
Главарь шахтинского УГРО в застенчивом похмелье
Небрит был и не слишком адекватен
Он судорожно пил из пыльной алюминиевой кастрюли
Остатки жидкости в которой некогда варилися пельмени

Но дело знал и выслушав мои улики
Вещественный инжир понюхал и брезгливо принял
В зелёный колченогий сейф, обклеенный Сабриной
Потом он лёг и начал дедуктировать цепочки
Похрапывая инфразвуком и пуская слюни

Мешать не стал я, вышел в коридор пустынный
Где пахло кодексом и спал терпила
Ещё с утра щекастые сержанты колдырнули бражки
И ринулись щемить кавказцев на предмет поживы
Казённый семьдесят шестой сливая друг у дружки

Растерянный я выбрался наружу
Пузырится асфальт под гнётом ультрафиолета
Вся наша жизнь – боишься лопнуть в жёлтом солнце
Пытаешься найти свой стиль в кипящей луже государства
Самостоятельно я разыщу голубку


10.


Когда-то славилась Агафья добрым нравом
В труде была прилежна, с техникой умела
Исправно оставляла взнос в партийной кассе
И все в райцентре и в станицах знали
Она всегда утешит хлебороба

Но как-то раз её попутал тёплый вермут
Бухгалтер видел, как оставшись без закуски
Она в колхозном поле воровала репу
И суд из мести отобрал у ней свободу
Козла Егора, трактор и прописку

В Тагиле ветрено, в девичьем носе мёрзнут сопли
Девичье сердце не лежит к шитью фуфаек
Учить язык тайги её несут девичьи ноги
В ночи она лизала соль со спин таёжных белок
Ей мудрый тёплый лось был вместо мужа

Она узнала как поесть грибов, чтоб стать как выдра
Каких стрекоз сварить, чтоб разговаривать со снегом
Барсук ей рассказал, как дёргать нитки судеб
Совсем другой Агафьей на плиту у рельсов
Она сошла весной две тысячи восьмого

Мир поменяло, баррель на рубли дороже тёлки
По новостям улыбчивый усталый Брежнев
Давно не целовал смущённых африканцев
Зато смешно жестикулирует в Европе
Французец Саркази – Жакуй-пройдоха


11.


В лесу колхозном в здании заброшенной коптильни
Агафья разместила штаб бесовских оргий
К ней ходят за травой прорабы и другая нечисть
Под потолком торжественно висят нечистые предметы
Скелет гаишника, флаг Грузии и флешка с Вистой

Растёт и ширится её поганый бизнес
Она умеет ловко плюнуть в пиво
И конкурент заказчика сломает в бане ногу
У ней подкуплен человек в районном телецентре
Она им пишет гороскопы и прогноз погоды

Просроченный кефир и фильмы про Ван-Дамма
У ей сместили нравственные центры
Заместо правды, совести, любви и веры
В Агафьиной  мозге демократичные свободы
Она не против всяких гей-парадов

Такую вот похабную берлогу
Я разыскал бесстрашный злой красавец из столицы
Рвал паутины и туманы загорелой дланью
Кикиморы и лешие визжа стреляли мелочь
Но мой парфюм хорош, они дурели и бежали

Упрям как пьяный дембель механизм калитки
Но я вошёл, сминая Reebokом  ролл-ставни
Стоял тяжёлый запах щей и ангидрида
Я рухнул на колени, словно индекс
Перед старухой в парандже и рваных джинсах


12.


Агафья била в бубны, выла, требовала гром и водки
Я дал для заклинаний помутнее свежих сопель
Тогда она до боли опьянённая успехом
Мозолистым соском в какой то пляске разбудила Ктулху
Поймала его настроенье Щупальцем хип-хопа

В её то годы это был скорее подвиг
Но я со смеху просто беспардонно обоссался
Она мочу собрала в крохотный стеклянный тюбик
И без анализов сокрыла в грязной дровяной коробке из под фруктов
Я понял – возмущаться бесполезно и напился

Под утро глухо кашляя и предъявляя пахнущие справки
Агафья требовала разлихого продолженья
Я не терялся и как был в одном исподнем
И тем не менье скорректировал облитый коньяком мобильник
Похмелье сочетая яблоком с её прокисшим пивом

Вознаграждения труда пока я не сумел припомнить
Поэтому за косяки мы деньги брать не стали
Но всё-таки таинственным нелепым перекосом
Она всучила мне потрёпанный ветрами переплёт сберкнижки
С каким то телефоном тестя в Таганроге

Но я туда и за большие горы не поехал
Индивидуально, группою, в семье и в коллективе
Я вместо этого купил осла на бирже
И на попутке вечером вернулся в город
По ходу пьесы разломав моральное лицо бомбилы


13.


Маньяк Угрюм, костлявый отставной пожарник
В портках из кожи убиенных им младенцев
В лиловых сумерках выходит из берлоги
Которую забрал у инвалида
Воспользовавшись августовским путчем

В глазах Угрюма глина, слизь и перхоть
В карманах черви, жабы и пиявки
Он сыплет их в ботинки встречных граждан
И те теряют бдительность и волю
И падают под встречные трамваи

На зорьке сладко спит уставший город
Вступает мрачно в тишину подъезда
Угрюм, обмотанный просмоленной бечёвкой
Мчит лифт скрипучий вверх кровавого злодея
Жевачка жёлтая висит на жжёных кнопках

Суров маньяк Угрюм на крыше монолита
На крюк сажает он визжащую собаку
Швыряет вниз, прям в центр вещевой толкучки
Как окуней таскает он вьетнамцев без прописки
Чтобы варить из них лапшу и мыло

Лишь только рассвело поганое отродье
Закончив промысел собрал в мешок добычу
Спустился и пошёл тропой петлявой
И тут я смело преградил ему дорогу
На шее крест в ладони дедовская сабля


14.


Я в шахматы играю только ночью
Поэтому мой стиль всегда спортивней
В архивах государевой военной службы
Об этом даже есть когда-то записи латинским шифром
Скорее за ненадобностью стёрли пацаны в засаде

Пока я физику ловил по форме телоколыханий
Маньяк в тяжёлом синтезе создал упрямство
Поймал я матовый тяжёлый крюк под печень
И сразу подъитожив брюки я ударил первый
Недаром я в пятнадцать лет попал в спецшколу нахуй

Его убрал я выстрелом из пограничной мины
Командуя с борта блестящей трехлинейной яхты
Заваленной кульками из колоний
Пока все пьяные войска кормили обнаглевших чаек
А Жанна Фриске сиськами мне разминала ступни

Он падая задел спешащий к завтраку троллейбус
И тот рогами разорвал всё силовое поле
Здесь математика безпочвенна, точна и завтра
Огромный двухквартальный сектор погрузился в хаос
Окраины окурками покрылись, семечкой и ломом

Но слава Богу, мы живём при коммунизме
И труп Маньяка в хлам сожрали злые киберчерви
Буш в это время строил в Мьянме биржу
Поэтому электрика нашли уже за полночь
Скотине дали в сетках городских эквивалентов премию, самку, крупы перловой 300 грамм, пачку соли, пачку спичек, пачку сигарет без фильтра, пачку папирос, мяса вяленого 2,5 кг., ящик абсента, пачку чая и ****ы, чтоб не опаздывал.
Секунда опозданья в наше время хуже промедлений


15.


С тех пор живу я в мягкой и удобной клетке
Где потерялся главный безобразный выключатель
Торжевственных и грандиозных смыслов
Здесь Адвокат живёт с небесной ксивой
В бассейне плавает и глюкодин мешает с феном

Я приношу в восьмёрку Богу чай и фрукты
А он мне радугу как подразложит на шесть спектров
Здесь время в вёрстах, а затяжки в расстояньях
Здесь бродят черти в белых праздничных пижамах
А медсестра приносит на дом горсти счастья

Здесь водятся мясные расписные санитарки
С подносами из чистого печения и масла
А Главный Врач даст мне компьютер на ночь покопаться
И я ему настрою сервер и локалку и предметы
И иероглифами испишу всю мужественную спину

Здесь каждый день один и тот же неизвестный Лёша
И дед его Василь Иваныч Безымянный
Как тень бредёт с тобою по продолу
Собою тащит карты, телефон и две газеты
Я поневоле обещал ему защиту

Всю ночь в чефире не поймёшь где утро
Здесь каждый день синхронно пилят окна
И оставляют карточки и сотовые связи
Чтоб поскорее их догнали и скрутили
А если нет, то уж тогда лишь звонят Кате


16.


Я свой рассказ закончил за полночь, смеркалось
Хозяйка изошлась вся в ритме мастурбаций
Парашка беззастенчивая попросту дрочила
Я в сторону подвинул суть и разум, тихо вышел
Моя судьба всегда блуждать по тундре

Искать компьютерные игры на кассетах
Начало уровня вручную находить по писку
Обламывать билайн аналоговой связью
И всё потом сдавать на ценные металлы
Чтобы потом весною съездить на рыбалку

Брать интеграл одним движеньем мысли
И тут же обосрать соседский Линкольн
За то что ихняя очередная грустная паскуда
В Антарктике центральной мне сломала бизнес
Твой рот имел, я научу пингвинов

Варить на бане в ложке горсть технических кальмаров
В сортирах этажей закрытых территорий
Вводить их под ключицу через клюв пожарных кранов
Разбавкой будет пепел жжёной спички
Здесь мусорить нельзя, повсюду жабы снайперами

Скрушу рога, за то, что ты сказал «Японец»
Я первым хочу дать ему гектар куриллов
Я все гробы всех ваших распоследних предков
До жизни задолбаю сахарною пудрой
Я Вас люблю, прощайте и простите