Иной раз мне хочется просто закрыть глаза...

... Иной раз мне хочется просто закрыть глаза,
заткнуть уши
и никогда-никогда
ничего-ничего
не слышать, не видеть,
не слушать
и не дышать сожженной верой усопших братьев,
не биться о сложенное оружие,
о сломленное ружье,
о сплавленный жезл,
о беспечность отважных,
о хилость стражей и жадность страждущих.
В дали дальние отпусти меня,
странника,
обреченного на изгнание,
обреченного на забытие,
на страдание
и отречение.
Дали дальние позовут меня,
выйдут навстречу,
ветром закалят, пламенем,
холодом и водой -
все по правилам.
И не осудят,
не заклеймят,
не спросят,
как пережил я эту осень,
как зиму растопил,
а весной – захлебнулся.
Они просто вынесут темный сосуд
и скажут: здесь – Ничего. Пей до дна,
растворись в нем, разлей по венам
и эхом в сердце пусти.
А когда во всем мире настанет тьма,
я буду лежать в лунном свете,
безмолвный, немой,
онемевший весь от инъекций Ничего.
Я буду смотреть на луну и на море,
на путь этот свой далекий,
непройденный,
а потом ослепну,
чтобы теперь уж точно
никогда-никогда
ничего-ничего...
И меня, конечно же, не осудят,
скажут: время нас всех рассудит,
рукой махнут, улыбнутся
и пойдут протоптанной дорогой
по кругу,
под кров.
В их крови любовь и быт,
фоном – тоска и ложь.
В моих же венах тревожный выстрел,
вера, доведенная до предела, до отчаяния,
разорванные нечаянно пенистые иллюзии,
а фоном –
это абсурдно всепоглощающее
душераздирающее
Ничего.
В судный же день мы пройдем
по лезвию ножа,
ослепленные и немые,
оглушенные и живые,
с легкими, пронзенными тысячами осколков клинка,
с характерной красной полоской со знаком „минус“
на горле,
запястье
и сердце.
Легкой поступью мы шагнем
прямо в пропасть,
пропитанную Ничем.
И за нами останется правда,
замкнется сеть,
разорвутся цепи
и больше никто
никогда
не захочет
закрыть глаза.