Вербное воскресенье 4

Через две недели в конце апреля месяца, 27 числа к нам домой пришла женщина однофамилица, с соседней улице  и рассказала маме, что Максим раненый находиться в госпитале в селе Юноковка Сумской области. Так, как ей ещё позавчера утром    сообщил  мужчина из соседней деревни Спальное нашего сельского совета, который был в Юноковке навещал своего сына.     А когда он ехал домой,  ему повстречалась телега, на которой  везли раненого человека.  Хозяин этой телеги из Украинского села Юноковка,  из разговоров узнал, что повстречавшийся мужчина из нашей местности. И тогда Украинец сообщил ему, что этот  раненый человек, которого он везёт,  уроженец из села Борки, по фамилии Барсов. И попросил его, чтобы он передал родным о его ранении.  Но так, как  в нашем селе семь дворов с такой фамилией, а нас называли по кличке «вугули», то он мог и не знать чей это сын. Т тогда он сообщил об этой трагедии однофамилице. Эта женщина на всех порах пешком бежала в госпиталь.  По прибытии в этот госпиталь она  узнала, что это не её сын.   А сын моей матери  Максим, который дружил с её сыном, и которые вместе  были в том бою. Максим был тяжело ранен, а он Алексей перевязывал ему рану. Дело было ночью. Максим говорил что у него боль в животе, а рана оказалась в груди.  Гостинцы, которые она несла своему сыну, она оставила в этом госпитале для больных, так как её сын Алексей был уже далеко от Юноковке. Они уже освобождали город Суммы.
Это Алексей рассказывал после войны по возвращению домой. Вернулся он домой инвалидом, без одной ноги. И через несколько лет умер. Узнав об этом  Мать с дочкой  Фений,  быстро собрались и тут же спешно пошли в госпиталь, надеясь, что Максима увидят живым. И только они пришли к госпиталю и спросили, где и как увидеть сына, маме сказали и показали, что Максима только, что повезли на кладбище закапывать в могилу.
Мама с дочкой Фений,  бегом побежали на кладбище, но не успели, мужчины уже заканчивали делать холмик на могиле. Так и не пришлось  попрощаться  Матери с сыном, а сестре с братом. Вернувшись в госпиталь, матери выписали похоронку и вернули его личные вещи, документы и одежду. Так как их не успели ещё переодеть в  форму, толи формы не было, толи тыл отставал. Наследующий день они с заплаканными глазами и убитые горем вернулись домой. Мать сразу постарела лет на 15. Убитая таким горем. За два месяца потерять двух самых дорогих и любимых людей.  А на самом деле  за четыре месяца потерять четырёх мужчин. Это мой родной дед, Кузьма по отцовской линии,  который умер в канун Нового 43 года.  Дядю Ивана, мужа моей родной тети  по  отцовской линии в 43 году в рождество Христово.  Дядя Иван жил уже в пригороде города Суджа село Гончаровка. Перед самой войной его перевели работать лесничим в другой лес Глубокое. И он сменил место жительство. И вот, придя, в гости на родину, он увидел, что полицай житель соседнего села гоняется за женщиной, а эта женщина жена двоюродного брата его жены, то есть моей родной тёти. Он попросил полицая, чтоб тот не бегал за этой женщиной, но вместо ответа. Полицай   в упор  взял и застрелил. Об этом  случае сообщили Максиму. Максим быстро запряг лошадь, положил на сани дядю Ивана и повёз галопом в городскую больницу. Но Дядя по дороге умер. Пуля задела сердце.
Я уже говорил, что наша семья состояла из десяти живых душ. Место в хате для всех было мало. Дети подрастали. Мама была еще в положении. Отец решил выстроить ещё один дом 8х15 для семьи.  Через два дома от своего дома. Это место пустовало. Оно принадлежало по праву отцовой не родной матери,  которая вышла замуж за его отца, деда Кузьму. А старую хату, отдать сыну Максиму, когда тот женится. Так, что расчет был хороший, но война помешала сему осуществиться.   

 Дом,  размером 8х15метров,  отец  начал строить перед войной.  Был уже срублен шести стенный сруб,  были  уложены переводы половые и потолочные. Заготовлены дверные и оконные косяки (в Курской области их называют лутки). Но во время боя в дом попал снаряд и разбил правый задний угол. Весной в наше село приехала военная часть. В нашей хате хотя и много было у нас детей, расквартировался, как я понимаю штаб. А вернее, командир штаба.  Он маме предложил  достроить хату. Но мама почему-то отказалась от этой услуги. Я как сейчас помню этого человека.  Стройный, красивый в звании майор. Фамилия его была, как у героя из одного стихотворения: «держись мой мальчик, на свете два раза не умирать».
Почему-то все их называли пограничниками, но мне кажется, что это был строй бат.  Но фуражки на них были зелёные. Извиняюсь я перед вами читатели за какие-то не точности, или шероховатости,  потому  что, всё это происходило  68 лет тому назад.   
Так мы в старой хате прожили  до 1950 года. К этому времени в этой хате нас осталось трое. Я, мама и самая старшая сестра Анна. Все остальные сестра как птицы разлетелись в разные стороны по великой стране СССР.  Сестра Феня с мужем Иваном по вербовке уехали в город Нижний Тагил Свердловской области строить машиностроительный завод. Сестра Паша восстанавливала город Ялту в Крыму, Мария строила Ленинские горы в Москве, Дуся окончила сельскохозяйственный техникум, работала агрономом в селе Русская Поречная Суджанского района в 25 километрах от дома и жила там. Лиза в 1948 году 10 декабря  при заправке керосином переносной лампы-фонаря «Летучая мышь» на молочно товарной ферме обгорела и умерла. Произошёл несчастный случай, керосин был смешан с бензином, а она этого не знала. Вот и произошёл взрыв посуды,  в чём находился керосин.
Летом 1950 году мне было уже 12 полных лет. Я уже летом работал в колхозе.
Отвозил на ток в бистарке намолоченное комбайном зерно, подвозил в бочке питьевую воду на поля колхозникам. Колхозники скирдовали сено, солому. Я уже на телеге подвозил снопы к механической молотилке. Вместе с мужиками ходил с косою косить траву
  Одним словом начинал работать на уровне со всеми взрослыми. И распахивал целину на волах, на склонах пригорков. Обучал езде в запряжке волов и лошадей.
Как-то прихожу домой с работы, мама радостная мне говорит: « Сынок, заезжал председатель колхоза и предложил нам построить новую хату, а то старая нас может раздавить, когда, ни будь. Я дала согласие. Колхоз  забирает сруб и эти гнилушки, как выразился председатель колхоза Зубатов Евдоким  Васильевич
А нам он пообещал построить новый дом. Он сказал: «Берёшь лыко, отдашь ремешок».
«Колхоз заключил с Мамой договор».  Я тоже очень обрадовался. Дом хоть по размерам был большой, но выглядел как-то неуклюже. Имел наклон на одну сторону. И задняя длинная стена, как-то выпирала.
Вот  такие, «доброжелатели»,  стращали маму,  говорили ей: «смотри Петровна,  задавить может Вас ваша хата».  Как может женщина не поверить
знающим мужикам. А им надо было делать свои дела.
Настал день «Великой стройки». Рабочие и бригада плотников подъехали к срубу и за один день разобрали его, погрузили на подводы  и отвезли на новое место,  где будет  стоять новое здание для работников правления колхоза.  Сруб быстро собрали на подготовленный фундамент.
А после этого начали разбирать нашу хату,  в которой мы жили. Эту старую хату разбирали целую неделю. И увозили на колхозный двор к тому месту где собрали сруб на фундамент для правления. Все брёвна, были как новыё, только испачканы глиной, которой в Курской области обмазывают хаты. Поэтому наши  избы называют «Мазанки». Даже  самые нижние брёвна,  которые  укладываются первыми на фундамент, не имели гнили, и казались, что их вот только год-два, как использовали в строительстве.  Я в то время уже, кой что понимал в этом деле, но так как я ещё был маленьким, я не имел ни голоса, ни мнения,  ни возможности, что-то исправить.  Мужчины соседи тоже говорили о том, что с виду,  казалось, что  дом,  может  завалится, а на самом деле брёвна  могли  прослужить  ещё сто лет. Наша хата наклонилась из-за того, что сгнили стаяны, не было оттока воды и влага собиралась за соседним сараем и происходило интенсивное гниение и разложение древесины. Через три дня появились плотники, на подводах нагруженных какими-то старыми брёвнами. Разгрузили эти брёвна и начали собирать сруб на деревянные столбики.  Хату нам собирали из уже дважды переделанной хаты,  из хаты, которая стояла на колхозном дворе.
Это та хата, в которой сгорела  моя сестра Лиза.  Ей, этой хате  было сто лет со времени первой постройки.  Её уже ни один раз перестраивали.  Это бывшая хата одной семьи, которая постепенно вымерла. А наследство передать не кому.  Вот она досталась колхозу.  Когда мама узнала всё это, с ней стало плохо. Она пошла к этому председателю и спросила, почему он нарушил договор.  Колхоз забрал по существу две новых хаты, а строит нам из гнилушек.   Но так как в договоре не оговорено с чего будет строить нам хату,  то он отмахнулся обещаниями. Кой, как,  плотники собрали сруб;  без клинцовки, без покрытия крыши, без потолка во второй половине хаты,  с кривым пузатым провисшим потолком, без деревянных полов нам пришлось заезжать в такую «НОВУЮ ХАТУ». Вот так и получилось. Отдали ремешок, поучили лыко. Так председатель колхоза обманул мою Мать, Героиню второй степени и Мать погибшего  защитника Родины и защищавшего его суккиного сына, а не человека и не председателя колхоза,  ходившего всё время со слюною на губах.    А всего на всего надо было: подвести под нашу хату в которой мы жили фундамент, сделать деревянные полы, перекрыть заново крышу и заменить оконные переплёты, то есть заменить окна. ВОТ ЧТО НАДО БЫЛО СДЕЛАТЬ, НО ПОЕЗД ДАВНО И ДАЛЕКО УЖЕ УШЕЛ,         
В 1953 году мне уже было полных 14 лет. Я,  договорившись с лесником леса Лубенец, чтобы нарубить в лесу хвороста для клинцовки хаты, так как без обрешотки и  толстого слоя глины, в хате зимой было очень холодно, а с дровами в Курской области было сложно. С третий части, заготавливать дрова не кому, А купить в лесничестве денег не было. Лесник пошёл мне на встречу и разрешил нарубить лещины для обрешртки. Я сам лично обрешочил хату, завез глины и половы, попросил соседей, знакомых. В один прекрасный день собрался народ намесили глины с половой и помазали хату. Полова является наполнителем и связующим веществом в глине. А в конце лета, с нового урожая, ржаной соломой покрыл крышу под мел нашей хаты.  Мазали хату и помогали крыть крышу одни и те же люди. Так как в нашем селе существует до сих пор традиции при ремонте или строительстве нового жилья люди приходят и помогают  безвозмездно. Так как одному такую работу за короткий срок не осилить.
И вот я уже полноправный колхозник. Работаю зимой, летом, осенью, весной по наряду бригадира.  Зимой, вывоз навоза на поля, завоз сена, соломы, силоса на фермы. Осенью уборка картофеля, сахарной свеклы. Вывозка свеклы на завод Коммунар Беловского района. Весной распахивание земельных участков на склонах, где трактора не могли работать. Посев в ручную. Подвоз семян к сеялкам, разброс навоза на полях, подвоз кормов на фермы. Одним словом работы всегда хватало. Летом; заготовка кормов для скотины, уборка зерновых, где трактора и комбайны не могли убирать урожай.  В то время ещё пользовались молотилками стационарными, так, что работы хватало всем. Уборку производили и днём и ночью. Домой не приезжали по нескольку дней, дабы скорей при хорошей погоде, стремились, как можно больше  убрать урожая. А, мы маленькие да удаленькие,  отвозили   на лошадях,  запряженных в бистарки зерно  от комбайнов. Потому что в колхозе было всего две автомашины полуторки.  Одна трудилась на отвозке зерна от комбайнов.  Другая по Хозяйственным нуждам.
Я с 1953года по 1957 год включительно во время уборки зерновых работал от МТС Учётчиком зерна намолоченного комбайном.  Мне просто везло, с комбайнёрами и комбайнами, а может быть на оборот, комбайнёрам везло со мной как учётчиком и человеком.  При распределении, кто будет на каком комбайне учётчиком. Между комбайнёрами возникал спор, каждый комбайнёр стремился заполучить меня к себе в учётчики. Так как ко мне быстро пришла вся технология учёта работы комбайна. Не знаю,  почему, но пришла. Работая от МТС, я непосредственно подчинялся директору МТС. Но так, как я колхозник, и остальное время,  а это 10- месяцев я работаю в колхозе и подчиняюсь через бригадира председателю колхоза, то получается,  я нахожусь между молотом и наковальней. И врать не  с руки и правду говорить нельзя. Каждый руководитель отстаивает свои интересы и свою выгоду. Директор МТС заинтересован. Чтобы комбайн, как можно больше намолотил зерна и скосил урожая.  Председатель на оборот. Потому, что председателю не выгодно показывать МТС большой урожай. Значит тогда надо больше платить в МТС денег за работу комбайна.
Однажды на одном поле удался хороший урожай. Поле дало урожай   60  центнеров с одного гектара. Комбайн обошел круг плантации, я следом замерил площадь и подсчитал.  Расчёты показали эту цифру.  Приезжают директор и председатель на это поле, комбайн стоит, как говорят в меже, а мы  лежим невдалеке на копне соломы ждём машину для выгрузки
зерна из бункера. Машина, на которой приехали  начальники, остановилась около копны с соломой,  директор первым делом пошел по нужде, а председатель Мельников подошел ко мне и спросил какой намолот пшеницы с гектара. Я ему сказал 60 центнеров. Он мне говорит; скажешь 40 центнеров. Я быстро прикинул, какая должна быть убрана площадь, чтоб получилась эта цифра. А вдруг директор МТС спросит.  И они начали доказывать друг другу на повышенных тонах. Но до меня у них не было ни какого дела. Так они уехали с поля друг на друга не смотрели. Не знаю, чем всё кончилось, но гектары мне пришлось приписывать. Так как комбайнёры получали от намолота, то они ни чего не теряли.