Кто же любит правду?

Кто же любит правду? (Применительно ко всем векам, так как истина остаётся всегда одна…)

I.
Кто же любит правду?
Кто там правдоруб?
Задался этим вопросом юный человек.
Весьма он груб.
II.
В зале заседания необычайный шёл процесс.
Собрались господы, люд народный,
Дворянин безродный, красноречивые ямщики.
«Странный набор, - удивился судья. – Наверное, обман».
«Грех ему жаловаться, коли полон карман», - шёпотом шепчет
Безродный дворянин.
Да он такой и не один.

А вот идёт и госпожа,
Криво обнимая своего пажа.
А он и рад, обласканный телёнок,
Валяться в ногах у ожиревшей невесты,
Которой давным-давно нет места.

Следом ввалился люд народный.
«Эх, невидаль, - судья кричит. – Вы что тут делаете?»
Дворянин молчит, задремал и паж
У ног задорной госпожы, которой все кричат: «Не ржи!»

 «Освободили нас, батюшка-судья!» - толпой орёт орава.
«Ни логики, ни нравов!», - со вздохом говорит судья,
у которого пополнился второй карман за свой естественный обман.

Крестьянский люд после запашек
Пришёл под стать своим рубашкам: в красивых, ярких,
В полосу, в горошек, оставив на земле косу да с дыркой на спине.
Вот русская душа! Она делает много, а ей ни шиша.
Дети дома у крестьян
вздыхают, бродят, не бурчат и кушать всё они хотят.

На скамье сидит помещик.
Пузатый, толстый, с брюхом весь.
И денег у него не счесть.
А у судьи уже улыбка до ушей!

- Набивай карман да не забудь! Зашей! - крик из толпы.
- Кто там посмел? Эй, ты!
- Иван Иваныч, я, крестьянин.
 -Вышел из толпы! Да кто ты есть, чертополох? На псарню, порку, отхлестать! Вон!
-И знаешь ты, судья, и я, какой ты вор, какой наглец! И нрава нету. Ты подлец!
-Да кто ты есть? Ведь обормот! Заткните тряпкой ему рот!

Залился краской тот помещик: звенит в кармане у него.
Всё шепчет он: «Отхлестать  его сейчас».
Да поздно, пробил его час.
Волненья начинаются, сомненья, а столько ли он дал судье?
А взять-то ещё где?
«Эх, ассигнациями надо было бы давать!» - опять сомненья, даже вспомнил мать наевшийся карман.
«Да на какие крюки я посадил себя?» - всё под нос говорит он. – А у крестьянина
язык подвешен -  не сдобровать ему. Да всех же вас, чертей, надо ко дну!»
«Эх, черти дюжие, поймаю, потрясу, всё раздобуду, унесу!» - чешет лысину помещик.

Скоро заблестит она.
Сиди дальше, жуй слова.

Говорит крестьянин, говорит
Хлёстко, метко правду.
И душа болит, и сердце,
А госпожа рассказывает,
Как делала она салат из перца.

А до чего народ пошёл!
Просто вышел и ушёл.
У него видать запашки.
Вот такие-то замашки.
Погрустнел зато безродный дворянин: не утешил его рецепт салата.
Вот он и сидит один.

Крестьянин-правдоруб говорит и говорит.
Да кто же слышит? Кто поймёт?
Кому неймётся, тот к вечеру давно уже уйдёт
Чай с сушками пить,
У цирюльника голову лысую брить
И служанку заставлять барину постель стелить.

Подхватили, завязали, наклонили, надавали
И хозяину отдали бедного крестьянского дельца.

- Что ж ты, тварь, не бережёшь язык свой, лжёшь про судей наших, про хозяев дорогих, благородных и честнЫх?
-Ты брани меня, хозяин, а своему я слову барин!
- Раз ты, барин, наконец, то и я тогда могучий мОлодец. И пойду-ка я сожму жёнушку-красавицу твою. Ох, как я её люблю!

«Эй, Марусь, открой мне дверь!» - на порог пришёл он к ней.
И случилось, что случилось.

«И себя я наказал, и жену я погубил, и детей разворотил», - огорчился правдолюб.
Постоял за правду друг
И срубил на шею сук.
Выпороли правдоруба – он к жене и не дошёл.
«Мздоимцы! Что же вам сказать? Некого на помощь звать!» - проговорил и замертво упал.
Ржёт над ним хозяин-зубоскал.

II. В окнах заседания
Всё то же.
То же здание.
«Печальны наши  судьбы», - заметил прохожий.
На вид лет тридцать. С бородой.
К слову, на них он непохож.