Пригвождена... ли?

ПРИГВОЖДЕНА
М.Цветаева

Пригвождена к позорному столбу
Славянской совести старинной,
С змеею в сердце и с клеймом на лбу,
Я утверждаю, что — невинна.
Я утверждаю, что во мне покой
Причастницы перед причастьем.
Что не моя вина, что я с рукой
По площадям стою — за счастьем.
Пересмотрите всё мое добро,
Скажите — или я ослепла?
Где золото мое? Где серебро?
В моей руке — лишь горстка пепла!
И это всё, что лестью и мольбой
Я выпросила у счастливых.
И это всё, что я возьму с собой
В край целований молчаливых.

...................

Мятежность духа поэта М.Цветаевой для меня не вызывает никаких сомнений.
Свободным духом над океаном бурлящих эмоций, она себе позволяет все – заявлять безвинность, и обвинять, жалеть и гневаться.
Признание жизненного краха, но противопоставление даже этикe предков.
Презрение счастья счастливых, но и отсутствие желания бороться.
Ощущение себя одновременно Евой, непризнанной ведьмой, но и неспособной алхимиком тех же времен совершить магию, превращение - обратить пепел в золото, тлен мира в бесценность жизни.
Самоуниженность, принятие роли нищего на площади, которому подбросят монету, чтобы этим он исполнил миссию и возвысил богатых, имущих - не имели ожидаемого результата. Эту роль героиня не принимает со смирением.
Оправдание – „не моя вина” – есть также косвенное обвинение.
Кого же обвиняет? Имеет ли это отношение к тому, что искусство, красота – не спасли ее мира, что знание умножило печаль, а богатство богатых – ненастоящее, поэтому и в руках пепел.

Тотальная амбивалентность естества вне и внутри:
Признание древнейшего греха, принятого змеей, оставшейся на все времена в сердце, и неприятие вины за грех сегодня – отрицание клейма на лбу.
Змея в сердце (внутри, невидимое) – клеймо на лбу (видимое, вне)
Славянская совесть – и мгновение текучей жизни;
Внушение вины извне – самоощущение безвинности;
Страдание на столбу – покой причастницы;
Нищенская роль – желания алхимика судеб;
Очевидность провала – надежда, почти уверенность - что ошиблась;
Отсутствие золота (превращенной в духовность материи) – и наличие только горстки пепла/ праха – то ли сгоревшего мира, то ли изначального праха.

Героиня заявляет способность постоять за собой в странной ситуации суда славянской совести – „я утверждаю” – дважды, что невинна. За что судит совесть – за желание получить счастье? Причем тут идея славянства? Есть ли раскаянье?
Драма для нее в том, что за древний грех судят сегодня, и его не искупить знанием, ни страданием нищего. Возможно ли, чтобы страдание было напрасным?...
Равноценно ли счастье накопленному добру?
Ощущение окончательности - дважды „и это все..”, отказ от борьбы, но нет признания бессилия.
Героиня не просит милости, слово „милостыня” не употреблено, нет обращения к Б-гу, но 6 раз употреблено личное местоимение „Я”, и 5 раз притяжательная форма „мой” , плюс „собой”. Гнев не унялся, лесть и мольба к счастливым не проходят даром для гордой героини. Единственный возможный путь – в край молчаливых целований.
Остается открытым вопрос – кто виноват? – и он – очень славянский.

Стихи - нелегкие, потому что уводят в конкретику, в историю жизни, но поэтическое переосмысление находит иные сети и связи для простых мыслей. Ощущение особого женского духа непримиримости и неудовлетворенности - очень сильно, но также некоторой самонадеянности, и властности судить других, когда понимаешь, что сам не без греха.
Стихи - очень сильные, как почти все у поэтессы.
Но и клеймо на лбу - незарастающее.

Мятежность не рождает мученичества. Мученичество начинается там, где есть принятие страдания во имя господне, и ради земных проблем.
Судьба автора ВСЕГДА отражается в творчестве, но это не прямые факты и события, а являются некоторым кодом, иногда неизвестным даже самому автору. Конкретика жизни особым образом переставляется и образует новую картину, выражающую глубинные желания, сомнения, прозрения, поиски автора. И все это обретает образ через слово, в котором даже звук имеет значение, даже дыхание при чтении - не на случайном месте.
Мы только приоткрываем занавес, поскольку очень далеки не только от конкретных переживаний, но также от возможности узнать, хотя бы основы  фантазного мира автора.  Люди и события - только грязная одежда трепетных надежд и светлых ожиданий.
Нам остается одно -  исследуя самого себя, попробовать прикоснуться к миру поэта.

(аналитичные наброски к стихам М.Цветаевой)