И нашим и вашим

В печали и тоске вселенской
Превозносился Вознесенский.
Стихи проглатывал как ком,
Когда стучали каблуком.

Он, маленький, с гусиной шеей,
Стремился спрятаться скорее,
Чтоб больше не шумел Хрущев,
Не тратил бы похабных слов.

И стал заложником момента:
Был чем-то вроде диссидента
И в то же время лизоблюд.
Сказать точнее, просто плут.

Чтоб больше не было угрозы,
Пел песню про лягушку Озу
И заодно про Лонжюмо,
А также прочее дерьмо.

Сегодня все про то забыли,
Что прихвостни такие были.
Его недаром Пастернак
Благословил на этот мрак.

Тот сдал когда-то Мандельштама,
Нес крест потом стыда и срама,
Но дачу все же получил:
Режиму верно послужил.

В конце его ждала расплата.
Стал невиновный виноватым,
Хотя никто его роман
Не прочитал: там был туман.

В Стокгольме тоже не читали,
А премию за дерзость дали.
Ее не смог он получить:
Мог лишь по воробьям палить.

Одной рукой гребут в карманы,
Что выглядит довольно странно -
Другой ругают эту власть
Как чертовщину и напасть.

Минута славы на мгновенье -
Потом несчастье и забвенье,
А творчества ненужный сор
Затмит двурушника позор.