Как писать хорошие стихи

По ходу прочтения может показаться, что автор статейки – шизофреник, но не беспокойтесь, мы – хорошие люди.

Как писать хорошие стихи. Ээээ… Уважаемые, вы же чувствуете, здесь что-то не так. Такая постановка вопроса подразумевает, что в принципе можно издать такое всеобъемлющее и доступное среднему пониманию руководство, пользуясь которым каждый может… Нет, руководства существуют, см, например, «Занимательное стихосложение» Н.Шульговского,  «Семиотика искусства» Б.Успенского, "Эстетика словесного творчества" М. Бахтина… Однако ясно, что пользуясь только правилами и схемами, подражая и следуя, можно добиться, чтобы в результате стихи были… м-м... так скажем, неплохими.  То есть, не содержали бы в себе ничего, что делало бы их плохими (см. эссе «Как писать неплохие стихи»).  Но чтобы они получались по-настоящему хорошими... 

Пойдём «от противного». Многие убеждены, что без таланта, врождённой «поэтической одарённости» ничего не выйдет. У одного, мол,  хорошие стихи будут рождаться сами, а у другого не будут, что они там оба не вытворяй. Такая точка зрения имеет некоторые исторические основания, самого внешнего свойства, но не отражает истинного состояния дел.  То, что со стороны выглядит простым, легким и естественным...

Ну да ладно. Вы уже сами всё поняли. Что истина лежит посередине, Будда вроде бы говорил, но не так часто, не так нудно и, в общем, не до конца ясно, что именно он имел в виду.

Итак. Как сделать из себя автора, способного писать хорошие стихи? Сделать. Значит:  «материал» и «методы». А также «текущая и поэтапная коррекция процесса».  ОТК.

ВНИМАНИЕ! Были и есть авторы, для которых всё, сказанное ниже (да и выше), очевидно и лишнее. Они «делаются сами», потому что это и есть их жизнь, с момента самоосознания у них практически нет  выбора, и это на самом деле совсем не весело. Моя писанина не для них.

МАТЕРИАЛ. Почему делать именно стихотворца? Стать гитаристом-виртуозом, легендарным райдером, выдающимся иллюзионистом тоже совсем неплохо (быть им – уже другой разговор). С какой-то точки зрения. Или, допустим, знатным ковроделом или чемпионом по боксу. В тяжёлом весе.

Значит, надо решить: а оно вам надо? То есть – именно оно вам надо больше, чем любое «не оно». Или – всё же - надо не само оно, а что-то ещё? Жёстче: что в результате желается получить? Признание, авторитет, само-уважение/удовлетворение/утверждение и т.д? Нет, со стороны слава чемпиона по боксу (в тяжёлом весе) всяко труднее, да и не каждому (ххэ) по зубам. А тут как бы…

Материал подходит, если:
1. Чтение/аудирование и создание стихотворных произведений дают вам, по вашему мнению, намного больше, чем, скажем, бальные танцы, успешная управленческая деятельность, прыжки с парашютом, многочасовое музицирование или соблазнение особ противоположного пола. То есть именно вам как личности – только субъект и текст, безо всякой окружающей дребедени.  Или субъект и голос, речевая метонимия. Сам процесс.  Если ваши эмоциональный импульс и интеллектуальный посыл часто даже кажутся несообразными предмету-стимулу: каким-то там стишкам… То есть, для других это иногда может выглядеть странно, но не для вас. Чайка по имени Джонатан Ливингстон.

2. А как же «я люблю жизнь, упиваюсь ею, и при этом тонко и остро чувствую поэтическое слово»? Да ради бога. Речь идёт не о языковой интуиции, душевной чуткости и эстетической утончённости, а о том, какова сила желания и на что в результате вы готовы пойти.  Автор-стихотворец – это писатель. Это в омуте средневековья рапсоды-трубадуры, а теперь – создатель текста. Претендующего на то, чтобы считаться поэтическим. Хотя акыны-менестрели это истоки, кое-что очень важное, но о том в другое время. То есть – писатель, и точка. А писатель – это труд. Над текстом, но прежде всего над собой:  огромная «мелиоративная» работа.  Она не будет проделана, если к ней нет желания. Не навязанного извне, а внутри, «из ниоткуда» возникающего. Загораются глаза при виде новой книжечки по психолингвистике? Засыпаете в неизвестно как возникшей  внутренней полемике с Ю.Лотманом или Д.Быковым? Дотошно сравниваете творческие концепции Николаевой и Тушновой? Третий месяц корпите над всё более точным переводом десяти строк малоизвестного француза-авангардиста? Пытаетесь сшелушить со строк Георгия Иванова или Т.Кибирова позитивистскую чушь, чтобы понять, наконец, для себя…? Тогда, возможно, есть смысл.

3. А как измерить исходные способности? И что больше: два пикободлера или тысяча фемтошекспиров? Прямо с детских/юношеских лет талант проявился далеко не у всех из тех, кто потом достиг «вершин» (математика – исключение). Вспомним Гётё, Грибоедова, Тютчева, да уж и Чайковского с «могучей кучкой» заодно. Да и что такое эти «вершины» - тоже стоит отдельного разговора. Если в силу разных обстоятельств в совсем младых годах зёрнышко осталось без света-тепла-орошения, стоит ли теперь - хрен знает, что за кактус вырастет?  Ну во-первых: речевая/языковая жизнь личности, языковая  интуиция. У некоторых стихоподобно организованная речь внутри возникает практически без усилий – стоит только попробовать и войти во вкус. Некоторые как-то всё воспринимают и мыслят в образах, причём независимо от того, сколько и чего ранее прочли. Это уже кое-что, с этим можно работать. Хотя, что у Гёте всё это тоже было – очень сомневаюсь. Во-вторых: охота пуще неволи. Желание горы сворачивает. Так бывают (в силу разных обстоятельств) велики увлечённость процессом и вовлечённость в самоизменения, что все трудности преодолеваются с радостью и благодарностью.  Даже музыкальный слух можно развить, даже лишившись рук, люди овладевают игрой на гитаре  - ногами! - так, что их слушают со слезами, даже президенты. Так что, даже если не Рэмбо и не Лермонтов с юности – это ещё ничего не значит. Ещё соображение:  если желание заниматься этим (только ты и чистый лист) непреходяще и всё усиливается, может быть «это  - жжжжж – неспроста», какой-никакой зачаток таланта должен, как кажется, наличествовать. И потом – не забыли? - мы же не за пьедестал сражаемся, мы делаем из человека… поэта? Нет, автора-стихотворца, которому не будет стыдно за себя и за то, что выходит из-под его пера. Прежде всего перед самим собой.

МЕТОДЫ. Для простоты разделим их на «мелиоративные» и «агротехнические»: работа автора над собой и работа автора над текстом. По существу это одно и тоже, но мы же, блин, наукообразные, нам надо всё анализировать. Не будем поэтому пока философски глубоко вдаваться в вопрос и цитировать А.М. Пятигорского.  Просто с этого легче начать. Арифметика.

«Мелиоративные».

Образование. Желательно систематическое. Классика и критика. История литературы. Теория стихосложения. А то как же. О чём говорить. Главное – вопрос «почему»? Почему рондель, мадригал и канцона? Почему Надсон и Брюсов, а не Анненский? Почему Киплинг, а не Рокуэлл Кент? Почему Гумилёв, а не Бунин? Почему Сирин, а не Гадзанов? Копать нужно глубже, чем хрестоматии, для этого вообще изучать языковую среду той эпохи, тексты, и эпистолярные в том числе. И – опираться именно на тексты как таковые, избегая бихевиористских измышлений по поводу причин и условий их появления, они ничего не дают автору. Но – пытаться чувствовать психологию жителей, «флагманов», ощутить  «дух эпохи», в том числе и в языке, у Р. Барта это прямо сказано. Хотя «со стороны», с высоты времён и проще, и сложнее одновременно, это тоже надо учитывать, но можно практиковать «стилистические погружения». Лингвистика, в том числе трансформационная. Начиная с Соссюра и Ельмслева. Психология, да-да, и Дж. Гриндер с Р. Бэндлером («Структура магии») непременно. Семиология. 

Ну да всё это как бы «сопромат», но тоже очень интересный – для тех, кто понимает. Основное – жить в триаде «разум-чувство-речь»,  строить новые связи в этом треугольнике и развивать их. И помнить: не будет плана содержания – не будет и плана выражения.  Автор – транслятор по отношению к мыслям и чувствам, но создатель по отношению к языку. Новая ступень в построении «глубинной структуры» и самосознания, и самореализации личности.  Хотя языковая – а прежде всего речевая – субстанция двойственна, конечно… Автор чутко соотносит явления, события и процессы окружающего и внутреннего мира с планом выражения – но пользуется-то средствами, вроде бы уже существующими… Поэтому он якобы может произвести только новую форму.

Думаю, не всё так просто – именно из-за специфики субстанции, глина-то она навсегда глина, а вот язык...  Не теряя кажущегося полным соответствия имеющейся у нас его эксплицитной модели, он потихоньку мутирует, но, находясь в нём, изнутри, это не так просто заметить. Коммуникативность и репрезентативность остаются, а не зреет ли что-то ещё? Вот, допустим, некто говорит:  Я хочу мороженного. Это – мессидж, коммуникативный акт, сказано, чтобы кто-то услышал, явление себя миру, так сказать. И это – внутренняя репрезентация, явление/определение  себя себе и  мира себе.  Но. Но! Это может быть ещё и актом ИЗМЕНЕНИЯ мира (внутреннего, а затем и внешнего). Вот, в этом мире некто не хотел мороженного, а теперь хочет. А точнее, заявляет об этом (мир не узнает, если не будет заявлено). Мир изменился. Хук справа, скошенный луг, первый космический полёт, нажатие «Enter» на клаве – тоже речь, «высказывания»? В каком-то смысле да. Пирамида – поэма.

Становится ли мир человека «более словесным», чем ранее, я судить не берусь. Легче ли мир современного человека  изменить «чисто типа словами», чем это было возможно ранее? Похоже, к этому идёт. Информационный субъект, информационная цивилизация. Мысли и чувства можно описывать словами – а можно ли создавать? А) нет, в том смысле, что в своей основе человек тот же, что и тысячи лет назад Б) да – в том смысле, что раньше на него так слова не действовали, значили для него меньше. Сидели, понимаешь, на трубе, и тут ноктюрн... Раньше речи, высказыванию придать значение мироизменяющего орудия могли только люди выдающиеся, ведь сначала себе это надо помыслить.  Теперь (не только после "серебрянного века" и "правительства земного шара") такое представление заурядно. Часто можно услышать: литература не меняет ни мир, ни людей. А что, «Начала» Евклида или «Опыты» Монтеня – это не литература? А «Билль о правах», «Манифест коммунистической партии», «Декларация независимости» - тоже не литература? А «Сунь-цзы» или «Коран» ничего не изменили? А «Новый завет» или «Критика чистого разума» начисто лишены поэзии? Меняется не человек, меняется социальная личность.

А что же автор? С помощью слов он пытается выразить чувства и мысли человека – и в этом смысле «молиться» на слова не нужно, когда «за словами» ничего нет, сразу видно, краска слазит, пустой корпус ржавеет и рассыпается, слова девальвируются. Хотя без  искуснейшего владения «инструментарием», глубокого понимания возможностей, самой сути слова ничего он не выразит, даже при чрезвычайных полноте и напряжении своей духовной, эмоциональной и интеллектуальной жизни.  Или уж «бомбанёт по площадям» в лучшем случае.  А с другой стороны, с помощью слов автор пытается изменить свой внутренний мир – и в этом смысле в отношении к слову он должен быть максимально чувствителен и вдумчив. Себя познавать и строить можно и иначе, но его средство – язык. И не только средство, если уж серьёзно разбираться (сфера бытия тоже). Если автор будет очень нов и оригинален, или чётко воплотит насущно необходимое в данный момент, так сказать, «угадает тренд», то его модели могут его пережить. И, может быть, как-то подействовать на мир внешний. Но это не обязательно означает, что «он достиг вершины».  «The maker» (так в средневековье называли поэтов в Англии) - всё-таки не каждый стихотворец. Вот Надсон, например, "поймал соответствие", был суперпопулярен - но вымерли те, кто его боготворил, и о нём забыли. Впрочем, ему было отпущено совсем немного времени.

Поэтому поэтическим, стихотворно (или как-то иначе) организованным текстом автор не только старается описать события, выразить какие-то переживания, принципы, идеи (вовсе не обязательно общие и каждому с первых букв понятные), но и нащупать, определить, СОЗДАТЬ в конце концов их значение – для себя, лирического героя, читателя. Что это может означать – для человека и общества, вообще всё, в принципе? И знак, и текст, и субъект (в тексте и вне него)  и всё вокруг – на фига оно всё, по существу? Есть афоризм (не помню чей): поэзия - это способ создавать смыслы. Думаю, правильно считать, что поэзия создаёт именно значения, а смыслы представляет, открывает для выбора. Сделать нечто смыслом для себя может только человек. Именно «постичь смысл» и «создать значение», а не наоборот: это принципиально. А кто вообще создаёт смыслы, которые мы постигаем, подчас такие разные в одном и том же объекте?.. И если вспомнить о том, что любое действие, решение, выбор – в каком-то смысле тоже слово, не ведём ли мы диалог?..

«Агротехнические».

Вернёмся к специфике нашей стихии. Не просто текст, но имеющий ритм и звучание, реализуемые посредством живой речи. То есть музыка. Просодия. Песня. Скальды-зингермейстеры. Мелодии, созвучия, темп и ритм сами пробуждают эмоции. А тут ещё словесные денотации, ассоциации, коннотации. Парадигмы и метонимия, движение: направление и повороты, последовательность. Образы. И нарратив, рассказываемая история. Сплав. Композиция. Важно всё.

По организации и особенностям восприятия поэтических произведений издано немало, упомянем хотя бы  «Анализ поэтического текста» Ю. Лотмана или хорошую критику, Сент-Бева, например. Кое-что прояснить могут кое-какие  лингвистические и философские работы, Барт, Деррида, Мамардашвили, некоторые другие. Но на чём сосредоточиться автору в первую очередь, «от какой печки плясать»?

На этот вопрос не так просто ответить – именно потому, что всё тут важно. Видимо, сначала нужно стать хорошим читателем/слушателем. И отмечать стихи/песни, особенно понравившиеся, неслучайно заставляющие к себе возвращаться. Вероятно, полезно всякий раз попытаться разобраться – почему это стихотворение так сильно действует, что делает его из ряда вон выдающимся именно для вас. Всё называть, обговаривать, находить имя деталям, оттенкам и нюансам (нечем называть? - изучайте понятийный и терминологический аппарат). Уяснить, что для вас значат стиль и выразительный план. Объяснять себе, рефлексировать  собственные эмоции, ассоциации и движения мысли. Проговаривать, вокабулировать, пропевать: поселив текст внутрь себя, проживать его жизнь вместе с ним, наблюдая одновременно за этой жизнью как бы со стороны. Раздвоение личности, но контролируемое, как у актёра (поэтому театр – «поэзия наоборот» в аспекте индивидуальной реализации). 

Зачем? Из психологии: это выводит пережитый опыт в «глубинную репрезентативную структуру», внутреннее языковое представление, делая его более доступным для построения точных, адекватных «поверхностных структур», то есть предложений, высказываний, речи. Ну, и ещё расширяет и развивает «дискурсивный диапазон», так сказать. Даосский афоризм: «Ловушка нужна, чтобы поймать зайца. Заяц пойман – ловушка не нужна. Слова нужны, чтобы уловить смысл. Смысл понят - слова не нужны». Нет, нужны – они могут его не только выражать, но и содержать (но это отдельная история, когда cлово уже не знак, а символ, и он с Божьей и автора помощью творит себя сам - философией займёмся может быть в другой раз). Известно, что И. Бродский заставлял своих студентов заучивать стихи сотнями строк, наизусть. Характерно, что с течением времени одни и те же стихи могут восприниматься по-разному, иногда до удивления не так, как раньше. Неплохо попытаться понять, почему именно - в каждом конкретном случае.  И понятое записать.

Текст и контекст. Есть такой феномен, иногда он предстаёт до неприличия, уродливо ярким. Собирают в кучу просто «опорные точки», слова-символы, в их денотативном банальном значении, расхожие понятия, увязывают их в канве банальных образов какой-то простейшей сюжетной линией - и готово, вот тебе образец поэзии. Нет ни намёка ни на личность лирического героя, ни на авторское выстраданное мировоззрение, ни на эстетический паттерн и стиль – даже часто и звучит слабо. Не структурировано почти никак. А вот поди ж ты – немало людей принимают это за поэзию. Почему? Потому что там есть, положим, «время», «любовь», «бог», «смерть», «вечность». И/или «луна», «туман», «огонь», «дождь», «сирень», «снег», «сердце», «лёд». Или «отвага», «потомки», «жертва», «помнить», «герой», «отчизна». Или «верность», «нежный», «разлука», «страдание», «преодолеть», «очарован», «хранить». Помните байку, как сокамерники просто пронумеровали все немногие им известные анекдоты и смеялись просто от называния номера? Есть сходство. Эффект индексирования. Само называние слов-символов увлекает некоторых людей в их «поэтическую парадигму», вызывая к жизни лирические, или, скажем, патриотические ассоциации – и рождает соответствующие переживания. И они вполне довольствуются такими переживаниями. Ключевое слово вызывает в их памяти весь близкий им – именно им! контекст. Раз пробуждает какой-то отклик в душе – значит, говорят, поэзия. И они по-своему правы: другой они не знают. Кому-то Бернстайн, кому-то «Slipknot». А кому-то шансон.

Раз заставляют что-то чувствовать, действует на эмоции – значит... искусство? Назовём это так: эмоциональный стимул программируемой интенсивности и направленности. ЭСПИН. Симулякр. Способ создать себе или кому-либо настроение. Развеселить, погладить по головке, успокоить, расслабить. Или взбодрить, помочь почувствовать себя живым и энергичным. Или ощутить себя частью некой социальной общности, группы. Не будем строги – раз находит спрос, значит, какие-никакие потребности удовлетворяет. Едим же мы фаст-фуд, запивая «напитками со вкусом…».  А кое-кем и умело используется (реклама, агитация).

Надо понимать, что ЭСПИН – ещё не музыка, не поэзия, хотя может иметь их внешние признаки. «Двигатель был очень похож на настоящий, но не работал». ЭСПИН работает, но не как поэзия. Движение кометы по небесному своду и окурка в урну мы называем одним отглагольным существительным. Поэтому «подрастающие» авторы частотные слова стараются использовать реже – возрастает риск увязать свой текст с этим ЭСПИНовским метаконтекстом, что их ценность в тексте значительно снижает. ("Подросшие" не стараются. Кто понимает, почему, тому от меня балалайка). Разрастание ЭСПИНовского метаконтекста  - вот что стремительно  девальвирует наши лексичесике единицы, образные ряды, делает дорогие нам (авторам) слова отмычкой и разменной монетой. На них паразитируют реклама и политика. Наши чувства понятны: показывайте самураю с утра до ночи, как лучшей катаной старейшего из одиннадцати семейств рубят капусту или дрова для растопки, подло убивают его сэнсея. А потом эитм осквернённым супермечом машет в балагане какой-то фигляр, гопоте на потеху... Контекстуальное ассоциирование авторы сознательно и неосознанно всегда широко использовали и будут использовать, но важно помнить: не это делает текст поэтическим. Это просто инструмент, приёмчмик, как и владение разными типами дискурса (здесь: построение высказываний с учётом того, кем и как будет восприниматься позиция говорящего). Нельзя полностью избежать – значит, надо использовать с умом. Впрочем, это уже ирония постмодерна, и никуда она нас не заведёт, если мы не предложим что-то, делающее её ненужной, просто фактом /далёкой/ истории...

А что же, наконец, делает текст поэтическим? ЭСПИН обслуживает потребности, настоящее искусство их СОЗДАЁТ. Прежде всего – создаёт и поддерживает потребность в познании и самопознании, во всех сферах – духовности, чувств, интеллекта. Потребность быть вовлечённым, причастным к жизни вселенной, к её "чувствованию" и сотворению, если хотите. Поэзия через язык и живую речь вовлекает личность в динамику социального/вселенского бытия – и наоборот,  актуализирует собственный опыт личности (как  «донорской», авторской, так и «акцепторной», читательской) в социальном универсуме ©. Проще говоря, поэт не тот, кто вдохновляется, а тот, кто вдохновляет (приписывается Полю Элюару).

А непоэтический текст не вовлекает? Вовлекает, но более узко и иными средствами.  Значит, поэтическим текст делает форма?  Нет – и форма, и содержание, в научном, филологическом  понимании этих терминов. Со времён Аристотеля («Поэтика») тут мало что изменилось. А чтобы актуализировать – нужны оригинальность, новизна. Переходим к водным процедурам (технической части).

Как работают поэтические выразительные средства, как более выгодно использовать возможности форм и технических приёмов – здесь рассматривать не будем, это давно известно и везде можно найти. Остановимся на нескольких важных, по нашему (шизофреническому) мнению, моментах.

• Потенциал «старых форм». Что он якобы почти исчерпан – не верьте.  Таланту и рамки – подмога, бездарности воля – разор. Кто не читал, прочтите "Двадцать сонетов к Саше Запоевой" Т.Кибирова.

• Стиль. Важно, якобы, выработать свой стиль. Важно для чего? Если твой стиль узнают, это почётно и круто, спору нет, но важнее другое. Стиль – это отражение индивидуального способа трансформации опыта взаимодействия с реальностью в формы. Поэтические в данном случае. Он зависит от личной жизненной и творческой истории автора и при становлении неизбежно «испытывает влияния». Если он способствует социальной актуализации авторского опыта – хорошо. А если нет? «Славы Ивана Козловского» автору не видать. Но если стиль необычен и оригинален, и «испытанных им влияний» не так много, заслуг автора это не умаляет; как в математике, его формула может пригодиться в будущем.  И потом: «способ взаимодействия с реальностью» ведь во многом результат адаптации, а значит, стиль выработан автором как средство его собственного творческого бытия и развития, он ему подходит, как скафандр космонавту (их делают индивидуально). И хотя профессионалы владеют разными жанрами и могут «плавать» в разных дискурсах, как рыба в воде, но «свой скафандр ближе к телу».

• У Иосифа Бродского можно встретить: поэт ставит рядом два слова, и смотрит, что получилось. Какие возникают взаимодействия. И видит/слышит/ощущает/понимает то, чего до него не замечали. Но это скорее «ретроградный» путь. А «антеградный» -  когда автор вот старается что-то такое своё уловить и выразить, и не довольствуется сказанным до него, и воплощает – и оказываются рядом слова в необычном сочетании, порядке, созвучии. Если автор решает, что это не совсем то, чего он хотел, он ищет снова – пока не найдёт. Никаких компромиссов и суррогатов. Сколько эскизов сделал Иванов к «Явлению Христа народу»? Правда, чаще автор просто не знает, что там сказано до него, или прощает себе неточность, отклонение от «своего внутреннего камертона», или не имеет этого камертона, или не находит в себе сил и желания искать вновь и вновь. 

• Нарратив.  Можно услышать: сюжеты все известны в основе своей с античности, все истории рассказаны. Но история каждого из живущих не завершена, и история человечества в целом тоже. У всякого может быть то, чего ещё не бывало с ним.  Поэзия рассказывает человеку о нём самом (а не о ком-то абстрактном) то, чего он ещё не знал (и не всегда то, что он ожидал или хотел бы о себе услышать), открывает ему самого себя, говоря с ним на языке его собственного будущего – которое тем не менее не может не иметь истоков в его прошлом. Это одна из причин того, что какие-то стихи одним  близки, а другим непонятны. Или: сначала непонятны, а потом близки. Сейчас существует такое понятие: актуальная поэзия. И в чём же её отличие от «неактуальной»?  Ну, объясняют, мол, она фиксирует действительность в её неповторимом «сегодня», отмечая характерные черты современности в её образах и языковой среде. Не «о вечном», а «о новом и только этому моменту присущем» вроде как. Ясно, термин неточен; Шекспир вполне себе актуален и сегодня, а в будущем, возможно, характерной чертой нашего времени будут считать не то, что сейчас видится наиболее современным. Однако идея интересна – как творческий вектор. Наука может иметь дело только с повторяющимися явлениями, но для человека новизна опыта, уникальность процесса, неповторимость события останется важнейшим из их качеств. Чем не источник нарратива?

• Наитие и конструирование, свобода и дисциплина. Без наития нет поэзии. Сначала появляется идея. Откуда? Оттуда. Императивно задать себе её нельзя, мол, сяду-ка я вот сейчас и напишу о том-то и так-то. В.В.Розанов писал: вот как ни решишь сесть и написать одно – а садишься и пишешь совсем другое. Идея должна зародиться и вызреть внутри, и что такое она из себя представляет, понять нет возможности, пока она не начнёт прорастать и оформляться. Однако А.С.Пушкин говорил: вдохновение – это умение привести себя в творческое состояние. Потому что у А.С.Пушкина, по-видимому, «генератор идей» функционировал с мощностью много выше средней. И он брал то, что «на подходе», что уже просится, из всего «вынашиваемого» множества. Вот, положим, автор оказался в такой ситуации: идея просит воплощения, и он чувствует себя в состоянии приступить – и хочет этого. Тут-то и вступает в действие весь арсенал поэтических средств, форм и приёмов, этому автору доступных. И чем больше автор работал над собой и над своими возможностями – тем свободнее, естественнее и искуснее он будет творить. Но не обязательно быстрее. А конструирование? Не только гармоничное оформление, и не столько. Больше умение вести диалог между «текстом-снаружи», который становится объектом, и «текстом внутри», который остаётся частью субъекта, сверяясь с тем, чего же ты хочешь от этого листа бумаги. Это умение в какой-то мере тренируют экспромты и блиц-конкурсы. Штука в том, чтобы в чьих-то тексте, теме, задании распознать то, что тебя как автора интересует и волнует – тогда возникает желание этот диалог начинать. Поэтому чем-то затронувший автора повод к написанию экспромта может (и должен, вообще-то) подтолкнуть «находящуюся в состоянии торпидного брожения» внутри идею к кристаллизации – и экс становится самостоятельным, самоценным  произведением. Дисциплина: в том, чтобы свободу не путать с отказом от работы, с ленью. 

• «Краткость сестра таланта» и «всё гениальное просто».  Да. То, над чем ученик художника мается не один час, мастер-рисовальщик делает в секунды несколькими скупыми штрихами. Но сколько он к этому шёл… А просты ли, скажем, сонеты Вильяма, понимаете, нашего, или тексты Р.Рождественского? Да, просты – по форме. А если вникнуть в план содержания – очень даже не просты. Не надо, мне думается, стремиться и усложнять текст, стараясь сделать его более интересным, и намеренно упрощать, стараясь сделать более понятным. То, что вы намерены сказать, само найдёт себе единственные слова, лучшую форму, если вы готовы к этому. И если вы уверены, что вам есть, что сказать. А пока не найдёт – вы не будете удовлетворены результатом. И или будете «делаться готовым», или бросите к чёртовой бабушке это гнилое дело. Получается, это вопрос внутреннего ценза, «планки». Творческий рост – это и есть повышение этой самой «планки».   Впрочем, это не только авторов касается, читатель ведь не менее активно участвует в бытии текста своим восприятием, даёт ему жизнь, поселяя его в себе.