Возвращение казановы

Печальный извращенец –он все-таки вернулся,
а то ведь отбывал в иные времена,
вчера у букиниста я  на него наткнулся,
листал тома старинные, шепча, --  и вот те на!

Блуждающий фантом, слепившийся из грез
гризеток и маркиз, львиц светских и цветочниц,
ты  словно сон гашишный,   к ним под панье   пророс.
О, мрачный виртуоз ударов шпаги точных!

Сквозь толстый корешок спеша просунуть ногу,
сквозь  ломкие листы и типографский шрифт,
он чтение занудное к нежданному итогу
привел. Мы с ним  вдвоем  мимо  собора   шли.

Готического шпиля штык -- в барочных тучек  мякоть,
как шпаги в бок вельможный  в брабантских кружевах.
Какая невозможная в Париже вонь и слякоть!
А он тащился рядом, чтоб пить и гужевать,

чтоб  в  спальнях воевать, чтоб драться на дуэлях,
чтоб из тюрьмы бежать, чтобы писать роман,
обмакивая страсть в  податливых   дуэний,
как бы перо в чернильницу, и , веруя в обман,

испанского сюжета, готовить инквизиции
богатый матерьял для  обвинений и,
бесплотно   растворясь, скрываться от полиции,
чтоб в ста местах явиться хотя бы на мгновение.

Вломясь в тюрьму трюмо, сметая  роту склянок
с духами, притираньями, помадами и мазями,
он уносил  мечтательниц на  коврики полянок,
чтоб одарить замужних – цветочными  экстазами.

С зашарпанным столом устав совокупляться,
расплывшись по листам  чернильными разводами,
он вновь не уставал  по простыням спускаться,
чтоб гордо удаляться, пока  мужья разводами

грозя счастливым женушкам, метались у каминов,
желая вслед за Дьяволом лететь через трубу,
и снова завоевывал  вершины кринолинов,
шипеньем стеарина вползая в их судьбу.               

Пока  перо скрипело, пока  чадила свечка,
пока  на сковородке   плясали   караси,
о, как же трепетало замужнее сердечко,
и как проникновенно в такт брякал  клавесин!