Uranium - венок сонетов

Сонет I

Отныне и присно в сердцах будет жить Фукусима —
как призрак кошмара, который воистину страшен:
зловещая Атропос сладости ножниц вкусила.
Испуганный зодчий увидел падение башен.

И всё, что писалось годами, в мгновение стёрто.
Великой бедой обернулась благая затея:
гомункулу тесно в убогой родимой реторте,
и в бурю влечёт перламутровый трон Галатеи.

Сильна, как цунами, несётся ее колесница,
уходят ко дну разметённые в щепки фрегаты,
и мир бахромой укрывает кровавая пена.

А где-то седым старикам до сих пор еще снится
та боль, от которой дрожала земля в сорок пятом —
как память о том, что всё сущее шатко и бренно.

Сонет II

Как память о том, что всё сущее шатко и бренно,
травой зарастают могилы ушедших героев...
Мы долго искали спасенья из этого плена.
Мы строили рай — он не может быть нами построен.

Мы строили храм, чей фундамент заложен на лёссах,
а ныне подтоплен. И камни становятся пылью,
и вмиг рассыпается глина в коленах Колосса
под дланью Того, перед кем поколенья бессильны.

Мы прятали солнце в надежном стальном саркофаге,
но сталь и алмазы становятся мягче графита,
и феникс стремится на волю, воскреснув из тлена.

Мы верили в то, что однажды нам хватит отваги
постигнуть все тайны, которые временем скрыты.
Мы пели, что ждем перемен — и пришли перемены.

Сонет III

Мы пели, что ждём перемен — и пришли перемены.
Но много ли нас, сохранивших свою оборону?
И много ли тех, кто не вправе забыть постепенно,
что близится Суд, и исчислены дни Вавилона?

Из кладезя бездны выходят на землю тайфуны,
из прошлых эпох выползают в моря флибустьеры
а где-нибудь в Африке дремлют грядущие гунны —
и движутся чёрные к власти на празднике серых.

Блудница, признайся же, скольких ты в дом свой впустила?
Немного отпущено времени планам коварным.
Мы скоро узрим, как на улицы падшего Рима,

на стяге неся полумесяц, ворвется Аттила —
великий и всеми давно ожидаемый варвар.
Своей простотой эта истина невыносима.

Сонет IV

Своей простотой эта истина невыносима:
и впрямь, на пророков нередко бывает проруха,
а верное слово всё чаще проносятся мимо
глухого к ученью, до пошлости падкого уха.

Мы так прагматичны, что ноги у грёз подкосились.
Твердим, что все люди — лжецы, опасаясь обмана.
И вот без любви подыхает хиреющий Финист,
Царевна-лягушка убита стрелой Аримана.

Ненужные мифы пылятся в картонной коробке,
ненужные люди прилипли к экранам и креслам,
ненужный поэт для дуэли припас холостые.

Похоже, что выхода нет, так что рукопись — в топку!
Сегодня мы с помощью божьей зажжём повсеместно.
И этот огонь не погаснет, зола не остынет.

Сонет V

И этот огонь не погаснет, зола не остынет,
и золото выйдет из ртути в утробе плавилен.
Появится цель и вернутся на землю святыни.
Реактор Единого Духа уже нестабилен.

Так нам ли сейчас, накануне вселенского взрыва,
кроить протоколы о выбросах зла в атмосферу?
Так нам ли печалиться? Хватит стенаний тоскливых!
Спросите любого — они надоели сверх меры.

И столь же противен угар клоунад разудалых.
Фальшивые мелкие страсти наносят увечья,
вокруг суетятся сатрапы, купцы, фарисеи...

Но светоч реальности — ярче любых сериалов,
а круг сновидений не властен бежать бесконечно.
Мы знали о главном, еще говорить не умея.

Сонет VI

Мы знали о главном, еще говорить не умея:
откроющий сердце спасётся и будет возвышен,
оставивший многое станет во многом мудрее...
Пока еще срок не истёк, и Земля еще дышит,

и движется время в привычном проверенном ритме.
Но полдень прошёл, никому не уйти от заката.
Лишь верным позволено будет отправиться скрытно
на поиски Града, где брат не восстанет на брата.

Их путь — не бездумное бегство, не сдача без боя,
а тяжкое странствие к устью, где сходят на лодку,
чтоб выжечь уныние, гнев и расстаться с гордыней.

И в этом походе прославятся те, кто достоин,
обрящут блаженство изгнанник, простивший и кроткий,
искавшие сил обретут искупление в Сыне.

Сонет VII

Искавшие сил обретут искупление в Сыне
и жертвенной кровью одежды от грязи омоют.
Но избранных мало. Для прочих же — горечь полыни,
затменья, пожары и пытки палящего зноя.

Послания свыше не все принимают спокойно —
напротив, всё больше и больше вокруг одержимых.
Куда ни посмотришь — везде разгораются войны,
повсюду повстанцы пытаются свергнуть режимы.

Возможно, настанет пора — и в отечестве нашем
придется запеть пулеметам, сиренам и горнам,
придётся народам вписать имена в эпопею...

Последние язвы кипят в уготованных чашах,
последние новости скоро окрасятся чёрным.
Последнее утро. Эскадра идёт к Мидуэю.

Сонет VIII

Последнее утро. Эскадра идет к Мидуэю,
приветствуя флагами кладбище древних кораллов.
Здесь больше уже не поднимется парус на рее.
Весь мир был поставлен на карту — она не сыграла.

Случился надлом — но так просто его не заметить,
так просто не сдать человечеству главный экзамен...
В промозглом и муторном мраке расплакались дети.
и где-то лепечет малыш перепуганной маме               

о темной волне, что скрывает поля и долины,
о мёртвой планете, заваленной пеплом и снегом,
о сумрачном солнце, что в медленном танце зависло.

А мама, вздохнув, обнимает любимого сына...
Ну вот и рассвет. Самолеты готовы к разбегу.
Далекая Радуга стала понятной и близкой.

Сонет IX

Далекая Радуга стала понятной и близкой,
однажды обрушившись вниз на исходе апреля
и выплеснув яд в дождевые прохладные брызги
на ветки, где почки раскрыться еще не успели.

Птенцы не смогли насладиться полётом и пеньем
в Полесском бору, не увидевшем нового мая.
Как много и мы в этой жизни уже не успеем!
Как много такого, о чем никогда не узнаем.

Труды и томления сердца, заботы и скорби
падут вместе с нами навек в пресловутую Лету,
ведь мы — лишь фрагменты незримой божественной схемы.

Но даже и те, кто годами и бедами сгорблен,
хотя бы чуть-чуть уходящим теплом обогреты.
В садах невозделанных душ разрослись хризантемы.

Сонет X

В садах невозделанных душ разрослись хризантемы. 
Из круга тревог и сомнений, мятежных и рьяных, 
наивно стремясь к предначальному благу Эдема,
мы вновь убегаем к природе — к лесам и полянам,

к ручьям и оврагам, озерам и троп серпантину,
холодным морям и незыблемым снежным вершинам...
Мы вновь забываем о том, что уже не спасти нам
гармонию мира. Не явится бог из машины,

лихой демиург не сыграет в кустах на рояле,
на курс не вернётся планета, ушедшая в штопор.
Нарушен покой, распадаются ядра урана.

В погоне за призраком счастья мы всё растеряли.
И хлынуло горе, как ливень в начале потопа —
Бессчётные слезы омыли ужасную рану.

Сонет XI

Бессчетные слезы омыли ужасную рану.
На Калке, под Курском, на вздыбленном поле Вердена —
везде погибали по воле глупцов и тиранов.
А ныне костляво и зло ухмыльнулась Геенна.

Оскалился Тёмный, кто тысячи бедствий соделал,
чьё рыло всю доблесть охаяло и оболгало.
Ведь смерть принесла не война, не стрела из омелы.
Ведь жен, стариков и младенцев не примет Валгалла.

Он ждёт. Он однажды воспрянет, оковы отринет — 
и всё-таки будет повержен, низложен и проклят.
Фенриру и Гарму недолго позволено рыскать...

Венок на волнах, как прощальная дань субмарине.
Заря осеняет цветы на кургане Патрокла.
И слово о павших возносится ввысь обелиском.

Сонет XII

И слово о павших возносится ввысь обелиском.
И реквием льётся тревожным скрипичным легато
для бдящих во тьме и отбросивших мысли о низком,
ведомых Орлом и послушных приказу легата,

для тех, кто стоит в эту ночь со свечой у порога,
застыв в ожидании стука и тихого зова.
Минорная фуга становится голосом Бога,
и более нет в мироздании звука иного.

Всё прочее блекнет и тает, как фата-моргана.
в слепящих лучах наваждения сумерек тонут.
Минуя Харибду, пролив покидает трирема.

Восторг и рыданье — в неистовых трубах органа.
Единая нота являет букет обертонов,
И крепнущий хор возвещает извечную тему.

Сонет XIII

И крепнущий хор возвещает извечную тему,
вбирая в себя миллиард человеческих криков,
И больше никто не глядит отрешённо и немо.
От тёмных пучин до вершин ослепительных пиков,

от огненных недр до пределов, где блещут светила —
везде эта песня гремит неуёмным потоком.
Не сыщется воли, которой бы силы хватило
ее хоть на миг заглушить в окаянстве жестоком.

В торжественном гимне сливаются ярость и милость,
Творцу-Вседержителю вторит Пресветлая Дева,
суровое форте сменяется нежным пиано.

И мы постигаем значенье того, что случилось,
и нам открывается смысл неземного напева:
река не способна промедлить в пути к океану.

Сонет XIV

Река не способна промедлить в пути к океану!
Зефир наполняет, ликуя, ветрила корвета,
И Дети Тумана спешат к своему Зурбагану,
в последнюю добрую гавань и вечное лето.

Без страха они отдаются на волю Нерея,
без доли сомнений уходят из плотских застенок.
Быть может, однажды в прохладной своей галерее
их вспомнит маэстро — и выберет верный оттенок,

эфирной лазурью окрасив далёкие гряды
и грозный Везувий, что скован задумчивой дрёмой.
Глубинное пламя пребудет вовек негасимо.

Спаситель напомнил: он здесь, он по-прежнему рядом.
Звенят в тишине отголоски весеннего грома.
Отныне и присно в сердцах будет жить Фукусима.

Ключ

Отныне и присно в сердцах будет жить Фукусима,
как память о том, что всё сущее — шатко и бренно.
Мы пели, что ждём перемен — и пришли перемены.
Своей простотой эта истина невыносима.

И этот огонь не погаснет, зола не остынет.
Мы знали о главном, еще говорить не умея.
Искавшие сил обретут искупление в Сыне.
Последнее утро. Эскадра идет к Мидуэю.

Далекая Радуга стала понятной и близкой,
в садах невозделанных душ разрослись хризантемы,
бессчетные слезы омыли ужасную рану.

И слово о павших возносится ввысь обелиском,
и крепнущий хор возвещает извечную тему:
Река не способна промедлить в пути к Океану.