Homo postsoveticus

Я дожил от Кобзона до Б.Г.
И более и менее прилежно…
О времени хочу и об А.Г.
(Не путать с андеграундом поспешно).

Кто надоумил в рифмы дни сводить…
И почему не физик я, а лирик…
Не смог меня однажды разбудить
Античный скептик в детстве – Секст Эмпирик.

Кому авторитетом был Ильич,
Тот позабыл о жизни Диогена.
Нас окунали повремённо в кич,
И упивалась вермутом богема.

Я стайку слов выкармливал с руки,
Хотелось мне поэтом называться.
Кто дал мне право слова и строки,
Позволил доверять и сомневаться?…

А под подушкой заполночь со мной
В бессоннице ворочался философ,
Болели вместе полною луной,
И мучались от сонмища вопросов.

О времени, о Боге, обо всём…
Когда друзья не ведали о Сексте,
Он был тогда забором обнесён
Для мальчиков мечтающих о сексе.

Томился под подушкой Апулей,
Куприн и Мопассан запретным плодом
Лежали так тихонечко под ней…
Я был один, но завсегда с народом.

Мне нужен был зачем-то комсомол,
И членом, хоть и поздно, состоялся;
Не твёрдым политически был, мол,
Поэтому на полке завалялся…

Я «Правду пионерскую» терзал
Стишками о снегах, лугах и птицах.
Меня никто под утро не «вязал»,
И только снисхожденье было в лицах.

Под звук забитых вражьих голосов
Мы жили в клёш – размашисто и смело…
Качнулось время чашами весов,
И новое, как яблоко поспело.

Какой – то Солженицын на слуху,
И Сахаров, как притча во языцех,
И Бродского подпольному стиху
Внимали мы, желая причаститься

К той жизни, что была для нас табу.
Мы жили в параллельных подземельях.
Наш старый «классик» грохнулся в гробу,
О нём забыли  мы через неделю….

Мы жадно пили слово, голос, звук,
Вдыхали нуклеиды с гербицидом,
Пугаясь суеты свободных рук –
Приматы, завладевшие пластидом.

Глотали неразбавленную дрянь,
Которую свободой окрестили!
Потом в похмелье все, куда ни глянь…
По шёрстке всем прошлись и отпустили,

Как в пропасть – без страховок и крюков.
Валюты нет – Малюты в изобилье.
С проблемами дорог и дураков
Живём мы между небылью и былью.

Всё также в андеграунде страна,
Точнее ниже плинтуса прижата –
Горда, и всё по прежнему странна,
Щедра, когда заводятся деньжата.

Один из миллионов – я: А.Г.,
В ком HOMO POSTSOVETICUS застыло,
Но к рядышком шагающей ноге
Мне в такт идти и скучно и постыло.

Сбиваясь в поворотах и скачках,
Я прячусь в подворотнях, отдыхая,
Живу в разбитых розовых очках,
А жизнь одна, и не нужна другая.

Я женщину любил – она ушла,
Друзей терял, и родственные души,
Я грустно веселюсь, а грусть смешна…
Как много, не достроив, я разрушил.

Мне вспомнилось, воскликнул как – то раз
Турист американец: «О, poetic!…»
Причмокивал, читал и щурил глаз,
Маркёром пару строк себе пометил.

«Поэтик» прозвучало как «божок»,
Его хранят в кармане амулетом,
И друг так превращается в «дружок»…
«Поэтику» не суждено «поэтом»…

В его глазу я мошка в янтаре,
Я «ic», я лишь предлог и окончанье,
Кусок звезды в полночном фонаре.
Не спрашиваю и не отвечаю.

Я света круг… Накал ещё вполне…
Желающий ко мне заходит часто,
Под светом разглядеть себя извне.
К его душе моя душа причастна.

Я зыбким отражением в глазах
Ещё на жизнь в моей стране продлиться
Хочу, пока мне будет, что сказать…
Уйду, когда придёт пора проститься.