Засохший лист в Писании лежит

Лечился по благословению духовника в центре тибетской медицины. Восток, и верно, поначалу помог. Но я не об этом. Моим врачом была 38-летняя монголка Баясгалан, красивая женщина, ещё плохо говорившая по-русски. Лёжа под иголками – банками – массажем – прижиганием полынными палочками - я не терял времени даром и учил её русскому языку. Но и она поразила меня одной-единственной фразой, ради которой я и начал этот разговор. Она сказала: «Я лечу в России больных, а монгольскому народу от этого становится лучше». Примерно так. И дело вовсе не в том, что она буддистка, а я православный; она любит делом, а мы зачастую – только на словах… Кстати, того эффекта от лечения, на который я надеялся, не получил: болячки, с которыми я пришёл, сначала пропали, а потом вернулись назад: не пошли на пользу тибетские травы с трудными незапоминающимися названиями; разве что «Задь-5» и мордовник  легли на память ни к чему. Русскому всё же надо лечиться своими природными средствами у своих, русских. И своей верой.

Мой дед был травник – лекарь хоть куда –
и внучку малолетнюю учил:
- Когда придёт в твою семью беда,
ты вспомни, что и чем твой дед лечил.

Вот зверобой, как заболит живот,
по ложечке. А это чистотел,
очистит тело. День Петров придёт,
сбирай траву… А девясил поспел,

суши в тени, на воле, корешки.
Они излечат ото всех простуд…
- Ах, дедушка, - просила я, - скажи,
какие травки, где они растут?

А коль душа болит? Ты покажи,
где от тоски трава, в какой глуши?
- Засохший лист в Писании лежит:
и весь ответ – спасение души.
Тамара Краснова-Гусаченко, г.Минск (№7,93)

За свою извилистую жизнь лечиться мне пришлось много – сначала безплатно при Советской власти, потом за деньги при «демократах».  Но никогда, ни от одного врача не довелось услышать мне чего-то наподобие того, что сказала Баясгалан. Кичимся своей любовью к Отчизне, а любим ли мы её так, как монголка любит свою безбрежно-степную Монголию?..

        ТА СТРАНА
Та страна, где мы жили когда-то, -
вы мне скажете, не было той? –
не глушила меня детским матом,
безпризорщиной и нищетой.

Не травила смертельной отравой,
про великие пела дела
и стелила мне под ноги травы,
не наркотик, а книгу дала.

Чтобы рос я и смелым, и сильным,
чтобы жил – не боялся врагов…
Прохожу я по улицам зимним
под продажные вспышки ларьков.

Телефона стеклянная рубка,
где мочи’ ледяная кора…
Позвонил бы… Да срезана трубка,
и сменили давно номера.
Владимир Корнеев, г.Курск, р.1948 (№6,288)