Бодлер

Я мрачен, друг, а опиума нет
Где с наслажденьем шла драматургия
И ужасом венчалась истерия
И утром пробуждения совет,
К полуденному солнцу, под которым
Растут такие странные цветы,
С тех пор мои уносятся мечты
И чертит опьянение узором

Ведь я любил, проклятый крылоног
Мы повстречались на нацистском марше
Так с девой непригляднее и старше
Я совершил молебен и подлог
Она была еврейка, тень от тени
И белой костью голубая кровь
Мне забивала в органы любовь,
Везла на выкуп лучших из растений

Я мрачен, друг, а опиума нет
И добротою странных, диких взглядов
Мне мнится обольстительных форм дьявол,
В моей душе оставит мрачный след
И женщин – как еще пускают в храмы!
Пожив немного в гнилостной среде
Я вынес не сужденье о себе,
А черноту невежественной драмы

Задран когтями полной нищеты,
Тогда я не устал ни помогать ей,
Ни солнечное платье покупать ей
Хотел во преступленье красоты.
Она была, как устрица, коварна,
Она была развратна, как змея.
В котле высоком прела чешуя
И плоть ее сладка была, отварна.