Письмо Екатерины Второй Сумарокову

    Изображается потомству Сумароков,
    Парящий, пламенный и нежный сей Творец,
    Который сам собой достиг Пермесских токов;
    Ему Расин поднес и Лафонтен венец.
                (Херасков)

Морока мне с тобою, Сумароков, ведь ты же не Расин, не Лафонтен,
трещишь под ухо оды, как сорока, а водочки бы принял – лафа тем
была бы, кто устал от плоских басен, от вычурных стихов твоих, пИес,
уже скучают на столе колбасы, а ты – среди метресс, как мелкий бес.

Ведь не Дидло ты – мой библиотекарь, тем более не сам Жан Жак Руссо,
зануден ты и труден, как аптекарь, что выписал таблетку- колесо.
А вот поди ж – опять пошли мигрени, да и в карете так понатрясло,
что  я, пойми, пиит, давно на грани, и что мне рифм певучих ремесло!

Со скрипицей своею Пётр Ульрих опять приснился, это не к добру!
Отведай лучше нежных ножек курьих. И осетры лежат по серебру.
И ананас –на дрезденском фарфоре, и молодец-солёный огурец,
пойми, когда и ты у нас в фаворе, не для стихов ты ходишь во дворец.

Я и сама гиштории слагаю, чтобы, собрав артистов крепостных,
к посредству аллегорий прибегая, поднять на смех каких вельмож  иных,
и все же – лучше, чем в заливе Финском волна и парус в Данию спешащий,
я никогда не видела. Все фикция! Тем более невместные стишата.

К тому же, говорят, что с Калиостро якшался ты, а этот тамплиер,
у графа на Васильевском, на острове, в графине обнаруживал химер!
И через тех фантомов бестелесных пытался на беременность влиять,
и добивался КОМП*лиментов лестных, как начинал по козьему блеЯть!

Проблюйся, милый! Во дворе на клумбу, где лейб-кумпанцы целились в сорок,
иль кукарекни, взгромоздясь на тумбу, мой чудный, мой бесценный Сумарок…,
до срока захмелел ты, брат, и мельком уже стишок  опять крапнул неча…       
Пока я буду думать - как с Емелькой! Суворов одолеет ль Пугача?
   
11. май. 2010 г.