храни, бог, того..

Храни, бог, того, кто со мной поутру
разделит горчайшую чашу.
Нас не остаётся отцу и врагу,
мы вязнем в чужом и вчерашнем.
Мы с богом похожи - он так же глумлив,
невесел и тяжек ударом.
Мы умерли. Нас покрывает прилив,
и это для нас крушит градом
картонное небо, больное стекло,
чтоб хоть кенотаф для потомков.
Мы умерли - а продолжаемся днём,
взрастая из волн и обломков.
Бессмертья тщедушная дешевизна,
трущобности робкая хватка,
песочный осадок - и вновь: пей до дна!
Но вместо дна в чаше заплатка.
Нет края горячей и горклой крови,
сжигающей дёсны и веру.
Мы умерли. Сколько ещё нам идти,
чтоб встретить друг друга под небом?
Чтоб вновь нас будил к бою звонкий рожок
охотничьей адовой своры,
чтоб зажил тот первый и страшный ожог
удара, лишившего воли,
разведшего нас по мирам, временам,
возведшего стены пожара.
Мне снится, что тянется в пламя рука -
как встарь, от врага. Как подарок.
Что тянется насквозь, и пальцы скользят
по ржавчине древних восстаний.

И я просыпаюсь один, без тебя -
храни, бог, способность к страданью.
Я помню. Глядит мёртвым взглядом в рассвет
моя неуёмная память.
И ты продолжаешь, хотя тебя нет,
беззлобно и горестно ранить:
изгибы щита хранят отзвук молитв
твоих - за то, что мы прорвёмся,
за жизнь, за меня, за пиры после битв..

Храни, бог, тебя. Мы сочтёмся.