Вербное Воскресенье 3

Как я уже говаривал выше. Что мужское население больше времени проводило в лесу.  Немцы, вглубь леса,  не заезжали и не прочёсывали его, так, как партизанских отрядов в наших лесах не было, и немецких солдат не беспокоили, то немцы к населению относились лояльно до определённого момента.  Леса в Курской области очень маленькие по своим размерам, имеется в виду по площади.  Расположены  они в основном, по оврагам, балкам, косогорам. Лесная растительность в основном дуб, клён, берест, липа, осина и берёза да ещё лещиновый орешник,  где каждый год сельчане заготавливали орехи.  И ещё для украшения леса и лесной природы в этих местах  растут знаменитая большими красными гроздями рябина и калина. И вот немцы стали уезжать из села, а мужики стали возвращаться и в этот момент полицаи с автоматом на перевес, стали ходить по хатам и забирать мужиков. Из всего села, кто оказался в это время дома собрали 50 человек. Так же забрали из другого села и деревни ещё столько. В общей сложности  105 мужиков в возрасте от17 лет до 60 . И пешим ходом под дулом  автомата повели на Украину в районный центр Мирополье, который находится в 12 верстах от села Борки. К вечеру их доставили в этот район и загнали в школу. Как рассказывал Мой Отец своему очень хорошему знакомому сапожнику, жителю этого города.  Ночью около часа ночи эти мужики сняли часового и разбежались кто куда. Но так как этот знакомый сапожник жил на краю района Отец пришел к нему в 2часа ночи. Знакомый Дед Матвей спрятал его на чердаке. Дал ему много всякого барахла чтоб он не замерз.  Ночью он  спускался с чердака чтобы отогреться и покушать в хате,  а утром рано поднимался на чердаке, что бы ни полицай, и ни кто другой, не мог его видеть, ибо были люди, что доносили полицаем о появлении незнакомца. Так он продержался У деда Матвея двое суток.
А на третьи,  рано утром он ушел в сторону леса,  думая о том,  что там его стихия и что его там ни кто не сможет найти. Дед Матвей это рассказывал Моей матери на следующий год, когда приходил ремонтировать нам обувь. Но всё произошло совсем  по другому. Не дойдя несколько метров до опушки леса, вдруг на лошадях, подъехал немецкий надзор и как партизана привезли в штаб, который располагался от нашего дома, через луг,  метрах 500-х.  Он прекрасно видел свою хату и думал о нас девятерых детей и своей жене.
Он свободно выходил во двор и на улицу. Разговаривал  со стариками, которых немцы не брали с собой и к которым они относились как-то лояльно. Старики  советовали Отцу, что мы сейчас приведём твою лошадь и дадим тебе ведро, а ты возьмешь ведро и лошадь и поведёшь  к колодцу якобы на водопой ,  а там прыгнешь на  лошадку, сядешь верхом  и поминай как звали.  А Он отвечал им: «Я не против такого варианта, но заходил полицай, он из соседнего села,   меня видел здесь, а он меня знает,  кто я и где живу. Я уеду, а он приведёт немцев в хату, а они растерзают всю мою семью. А  со мной будет. Ну, они  возьмут меня в обоз, а  я,  как только  уедим  подальше от родных мест, обязательно убегу. Местность я знаю до Киева».  Вот с такой мыслью,  наверное,  он   жил  последний день своей жизни,  думая и защищая  нас, своих птенцов и свою любимую жену.
У него не было ничего такого, чтобы обещало ему такую трагедию. Его не пытали, его не избивали.  А в 12 часов ночи этого дня его забрали из хаты, вывели на взлобок горы, там у них стояла пулемётная точка, и наверно сказали ; «иди домой». И он пошёл. Знал ли он, что он делал последние шаги, или не знал, теперь ни кто не сможет сказать.
А в 4 часа утра в окно нашей хаты громко постучали. Мама, конечно,  подумала, что это стучит её муж Фёдор или сын Максим, который находился  в лесу. Отец в тот день, когда его забрали полицаи, домой  вернулся утром  рано, а Максим остался в лесу с такими же ребятами. Но когда Мама открыла дверь,  она увидела незнакомых людей одетых в белых халатах. Они ей сказали; не бойся мамаша, мы свои, и это была наша советская разведка. Разведка Красной Армии.
Их было двое. Один спросил, есть ли немцы в селе или на нашей улице. В нашей хате располагался какой-то высокий начальник, но они уехали с нашей хаты под вечер, а дальше не знаю. Эти двое  ушли. Через несколько минут снова постучали в окно и сказали Маме; «давайте прячьтесь в погреба, сейчас начнётся стрельба. Не выходите на улицу». И с этими словами скрылись. Мама разбудила всех детей, одела меня, как могла,  взяла меня под мышку и как котёнка понесла к соседям. Когда меня несла, пуля ей разорвала онучу на левой ноге с внутренней стороны голени. Хорошо,  что не зацепила, а то бы могла оказаться раненой.   У соседий, был хороший, добротный, просторный погреб.  Вход,  в него был с кухни.
Вот мы там 8 человек с нашей стороны и 6 человек с их стороны,  сидели, пока шёл бой,  и рвались снаряды. Сестра  Феня, во время боя вылезла из погреба во двор и увидела, что загорелась крыша крыльца  дома,  в котором мы прятались от пуль и снарядов. Она вернулась назад и закричала: «Дядя Яша Ваша хата горит», все выскочили из погреба и стали снегом тушить  крышу. И погасили под пулями и снарядами. Всё это до сих пор стоит в моих глазах.  Помню всё, как будто это было вчера.
Наступило утро.  Стрельба прекратилась,  на улице стоял черный дым и запах смрада. Где-то блеяли овцы,  мычали коровы, горели  дома,  сараи и овины. Повсюду были слышны крики, стоны людей.  На снегу лежали трупы  бойцов и живности. У не которых бойцов отсутствовали головы и были видны одни туловища торчащие из снега.
А некоторые бойцы лежали с зажатыми кулаками, поднятыми над головой.
Было много раненых солдат,  которых селяне вместе с медсамбатовскими работниками  и бойцами которые могли передвигаться приносили в хаты и укладывали на земляные полы, подстелив солому.
В 12 часов дня к нам пришла хозяйка  той хаты,  в которой находился мой отец во время задержания, где он провёл последний свой день жизни. И рассказала Маме о том, что предположительно надо поискать моего Батю на этой горе и наверно он мёртвый. Она говорила матери, что видела, как его повели на пригорок, а потом слышала выстрелы, а когда вернулся немец,  который сопровождал отца,  она у его спросила,  где «Пан», немец ответил, на фронте.  И тогда мои сестры, взяли санки, и пошли искать на горе отца.  Отец лежал лицом вниз головой по направлению к дому,  лицо уже было,  примёрзши ко льду.  Девчата собрались с силой и мужеством оттаяли лицо,  положили на санки и привезли домой.  На второй день всех мужчин забрали в Армию. На всей улице остался один 80-и летний старик,  да два подростка по 13 лет, а могилу надо копать. Земля была промёрзшей на 1,5 метра глубиной. Зима в43 году была суровой. И вот этот дед, два подростка и три  мои сёстры пошли копать могилу на кладбище. Два дня они капали могилу. Но когда привезли отца к могиле, то там была такая картина. Чей-то гроб в этой могиле уже стоял. Конечно, узнали, кто поставил гроб в  яму, но у них с рабсилой  дела обстояли ещё хуже, чем у нас. И мама приняла решение не выбрасывать же труп из могилы и бросить его на растерзание волков, а волков в то время было очень много. Решила поставить гроб отца на этот гроб. И сказала. Хватит им там места для двоих. Так мы хоронили своего отца. Максим в похоронах не участвовал, так, как его на второй день после боя  и освобождения села забрали в Армию. Он забежал из леса домой и увидел гроб, в котором лежал отец. Он с ним простился и ушёл сразу на сборный пункт и их в этот день отправили в бой.  Это событие происходило в 20-х числах марта месяца 43 года.
В Апреле месяце 15 числа 43  года после расформирования части Маршрут  город Белая - Юноковка Сумской области  Максим проходил мимо села Борки  забежал на одну ночь домой и подарил мне трофейный настоящий фотоаппарат. Помню, как сейчас у меня болела прививка против оспы
На левой руке. Он, утром, когда его провожали,  взял меня на руки пронёс до конца улицы, прижал меня крепко к себе, как будто у него было предчувствие, что он больше не увидит меня, поставил меня на ноги и  сказал сёстрам: « Берегите его». И с этими словами он пошёл с сестрами в свою часть, которая делала привал в соседнем селе Уланок в школе.
А мы с Мамой вернулись назад, домой в свою хату