Акын

«Крылатый конь  гнедую кобылицу
увёл,  и на глазах   у  табуна
рыдал    вожак:  «не уберег зеницу»,
храпело  горе в глотке  скакуна...»  -

Акын по струнам бил, что было силы,
почти кричал о чувствах лошадей…
нехитрые чабанские мотивы
нес по степи куда-то  суховей.

Табун  из туч  неспешной вереницей   
на летние  кочевья отбывал...
вдруг девушку верхом на кобылице
увидел в небе старый аксакал

И  вспомнил  как в безоблачные  годы
любимую  на утренней  заре
с настойчивостью    данной от природы
учил держаться правильно в седле.

Она скакала... никого на свете
счастливее не видела земля,
и, расплетая  косу, гладил ветер
летящий  волос  цвета ковыля... 

Перебирая дни, подобно чёткам,   
сжимая зубы силой крупных скул,
акын твердил: - Что мог я дать  девчонке,
приехавшей на практику в аул?

Седло коня, бесценный войлок степи,
гостеприимство  юрты  родовой,    
другого бога  в азиатском небе
и  песнь домбры  о  жизни кочевой...   

Играл акын... и,  отодвинув тучи,
явилась   круглолицая луна,
остановило солнце ход тягучий,
повисло на закате, как хурма.


...а где-то на Тамбовщине украдкой
всплакнула, отвернувшись от людей,
седая женщина,  причесанная гладко,
увидев   в  небе    белых      лошадей.