Оборотень. Вторая часть

Она знала, что его Данте зовут,
И боги ей его должно быть шлют.
Она не знала, как объяснить свою любовь,
И удивлялась, и пугалась вновь и вновь.
Как он прекрасен, необычен,
Так непохож, так непривычен;
Так тонко чувствовал природу,
И боль её, её невзгоду.
Любил и солнца свет, и шум травы,
Его уста, о как милы!
Но не рассказывал он ей,
Кто родом он, с каких земель.
“Он должно быть тоже приходит
Откуда-то неподалёку в лес,
И подолгу с наслажденьем бродит
Погружённый в думы весь.
О Данте, милый мой,
Я навеки хочу остаться с тобой!”
И не подругам, не отцу,
Не одному живому существу,
Мария не открыла свой секрет,
И дала молчания хранить обет.

* * * *
Ах, Мария, Мария,
Теперь я раб твой отныне.
Зачем позволил я тебе,
Прикоснуться губами к себе.
Ах, знала бы ты кто я,
Ты бы, конечно, испугалась меня.
Почему мы не встретились раньше,
Мы были бы вместе без фальши?
Где мои годы, когда жил я дома,
Эх, беззаботная радость моя.
Я вспоминаю это снова и снова,
И понимаю что это злая судьба
Грозного зверя ко мне обратила,
И кровь его заразная меня поглотила.
Ты неосторожный и беспомощный глупец,
Так говорил мне мой отец.
И в девятнадцать лет ушёл я из дома,
И вот два года живу в лесу.
Сначала было мне многое вново,
Но понял я, что всё снесу:
И боль превращений, что в полнолунье,
Прерывало моё тяжёлое раздумье;
О том, что я навеки есть отшельник,
И счастью своему изменник.
Голос луны, что всегда слышу я,
Рвал мою душу, о скорбь моя.
Но день за днём я привыкал,
И горечь судьбы на себя взял.
И лес почему-то принял меня,
И пожалел, как мать, любя;
Давал мне приют, и стал домом мне,
Видя, как я уживаюсь в собственном зле.

Но злая неугомонная судьба,
Дважды прокляла меня;
Подарив мне сей девушки любовь,
Заставляя меня ненавидеть свою кровь.
О боже, что же я говорю?!
Прости, тебя я так благодарю!
За Марию, за ангела души моей!
Демон мой, пугать меня не смей.    
Я не жил тогда, лишь теперь я живу,
И в небо простираю я тихую мольбу;
Сохрани мою тайну от неё,
Пусть это будит секретом для неё.
Я не хочу, чтоб знала она,
Не хочу, чтоб бояться меня могла.
О очи прекрасные!
О губки страстные!
Мой лучик света в темноте,
Мария, я так хочу к тебе!
Я всегда был бы рядом с тобой,
Подарил бы весь мир свой!
Но вновь под полною луной,
Нарушается мой покой…

* * * *
“Куда ты так летишь-спешишь,
И мне ничего не говоришь?
Но что с тобой, моя краса?
Из-за тебя я совсем лишился сна.
Глаза твои горят огнём.
Уж не гуляешь ли ты с кем-то вдвоём,
В этих глубоких чащах леса?
Ответь же мне, моя принцесса!”
Так вопрошал обеспокоенный отец,
Дочь свою, свой радости венец.
“Ну полно батюшка, что за глупость?
Делиться этим? Это моя скупость.
Не собираюсь делиться наслажденьем уединенья,
И поэтически-счастливого забвенья.
Меня так вдохновляет природы краса,
Что я часто сама лишаюсь сна! –
Но про себя подумала она:
Без него, мне природа не нужна;
А в слух добавила, наводя шор, -
Ну полно, полно вам синьор,
Говорить этот шутливый вздор!”
И сановитый винодел,
Впредь пред нею оробел;
Лишь взволнованным любопытством,
Он пронизывал её быстро.
И знал, что её своевольный нрав,
Не каждому будит по зубах;
Он знал, что дочь лишь увлекалась,
И над обожателями своими смеялась,
Каких была дюжина в селенье,
Пряча от неё своё смятенье.
И довольно он сам себе бормотал,
И этим слух свой ласкал:
“Моя гордая Мария,
Не годится им всем в помине.
Лишь принц настоящий её обретёт,
В ней достойную себе он найдёт”.

* * * *
А Мария бежала к нему скорей.
К тому, кто на свете всех милей;
Тот, кто всех их краше;
Тот, кто своим взглядом страшен;
Тот, кто её крепко и нежно обнимал,
К своему сильному сердцу прижимал.
“Ответь мне, милый мой,
От чего так часто грусть рядом с тобой?
От чего и я теряю покой,
Когда вглядываюсь в тебя, любимый мой?”
Девушка нежно юношу руками обвила,
И голову ему на плечё опустила.
“Я бы рассказал всё это тебе,
Но причина лишь в моей судьбе.
А это грустная тема,
И мне она так надоела…
Ты взгляни лишь, в том озерце,
Лебедей парочка, бут-то в венце!
Видишь ли ты их?”
“Да, вижу, мой милый.
Каждый из них такой красивый.
Ах, а какая пара они!
Словно друг для друга их создали!”
“А ты знаешь, что рассказывают о них?”
“Что? Расскажи! Неужели про этих двоих?”
“Про влюблённых лебедей пару,
Я расскажу тебе старую главу.
Как волн прибрежных ветер колыхал,
И тучи он над ними гнал;
Там по глади воды лебеди скользили,
Их пара была: гусак и гусыня.
Их верности завидовали люди,
И пусть хоть кто-то меня осудит;
Их тонкие шеи друг друга касались,
Ими лишь с далека любовались.
Но гордая прекрасная птица,
Попала в ум людской ока-десницы.
И в один из тихих тёплых дней,
Один охотник, что всех был хитрей,
Пол дня караулил лебедей,
И в роковой момент выстрелил по ней.
Забился самец, затрепетал,
Откуда смерть пришла – не знал.
И по воде, вся окровавлена,
Бездыханная любовь его плыла.
Взлетел он в воздух вмиг,
Поднялся высоко и сник,
Издав прощальный грустный крик;
И сложив крылья, в воду упал,
И хладным трупом возле гусыни стал.
А охотник ликовал,
Двойную добычу он забрал.
О лебединой верности сей,
Я и поведал красавице своей”.
А Мария восторженно улыбалась,
И всё сильнее к Данте прижималась.
“Ах, какой он необычный, какой поэтичный,
Печально-изящный, страстно-меланхоличный!
Как много он удивительного знает,
И моё сердце так сладко тает”.
И в глазах друг друга они вновь растворились,
В танце страсти с наслажденьем закружились. 

* * * *
Часто влюблённая пара,
Ночью по лесу гуляла.
И любовались они луной,
И крепко держались за мир свой,
В котором жила лишь любовь,
Дарившая счастье им вновь и вновь.
И Мария по утру домой приходила,
И сном своим сладким она не дорожила;
Ведь и во сне был образ его,
И заменить его не в силах ничего.
Его она обожала безумно,
Плева на гордость свою неразумно.
И днём и ночью грезила она,
И так была счастлива, что ему нужна.
Его образ в мыслях больше не смев удержать,
Перенесла она на бумажную гладь.
И она любила его рисовать,
И в профиль, и лёжа, и улыбаясь лукаво;
Такого как он, ей больше не знать,
Ей его всегда не хватало.

А Данте, сидя на лежаке изо мха,
В своей пещере рассуждал.
Как безупречна она,
О такой он всю жизнь мечтал.
Но боялся он, будущего боялся,
Себе в правде он рыдая признался.
“Что ты делаешь Данте, очнись!
Ты грезишь, так скорей же проснись!
Ты ходишь по лезвию ножа;
Ты боишься того зла,
Что в тебе сидит, всё внимая,
Твою животную злобу зная.
Она не должна пострадать,
И ради неё я должен всё разорвать.
О боже, за что мне это?!
Не забирай этот лучик света!
Но я не должен рисковать,
Я боюсь, и мне себе не солгать.
Мария, о как я люблю тебя!
Я, наверно умру, когда лишусь тебя!
Но так будит лучше для тебя.
А что я? Проклят я”.

       * * * *
И вновь в лесу встретились они,
И друг друга словно вечность ждали,
И страстно они целовались,
И в любви сильной признавались.
Держа Марию за руку,
Данте всё пытался сказать;
Он испытывал тяжкую муку,
От того, что должен всё разорвать.
А она нежно улыбалась,
Встречи с ним она дождалась;
И шла беззаботно болтая,
Ничего кроме радости не зная;
И доверчиво ему в глаза смотрела,
И от их грусти она млела.
“О боже, помоги мне это сделать,
Чтобы мне больше боли не ведать”.-
Мысленно подбадривал он себя,
Но всё это было зря.
“Любимая, я хотел сказать…”-
Начал он, и осёкся тотчас.
Я не хочу этого понимать,
Я не могу жить без её глаз!
Я люблю её, люблю, люблю!
И не отдам никогда и никому!
Я просто так не могу,
Эти жестокие слова сказать не смогу.
“Что, мой милый? Говори”.
“Ангел мой, я так сильно тебя люблю,
И так боюсь тебя потерять…”
Нет, тревоги я не стерплю,
И слёз мне не удержать.
“Не плачь, мой хороший,
Нас разлучить никто не сможет.
Я буду с тобой, я обещаю,
И цену слов своих я знаю.
Если тебя я потеряю,
Как дальше жить буду, не знаю”.
И Данте крепко и безмолвно
Обнял Марию так любовно;
И прижавшись к ней, слёз не мог унять,
И всё старался её сильнее обнять.
А она молчала, печали его испугавшись,
И также сильно к нему прижавшись.
И в мыслях повторяла она:
“Я сильна, сильна, сильна;
Я не отдам его никому,
И печалиться не позволю ему.
Я хочу жить для него одного,
Принца печального моего”.