две сказки

Старый сад

Никто никогда не называл его садом – двор и весь сказ.

«Пойдём на двор», – говорили жильцы старого домишки, который с незапамятных дониколаевских времён прозябал под хлябями небесными в убогом городке, затерянном в Полесье – такая себе не Украина-не Россия-не Белоруссия. И разговоры там: ни то, ни сё, а нечто среднее.

«Что, снегу много во дворе навалило, или на дворе что дождь, или ну, когда же зацветут пионы в этом году», – спрашивали, выспрашивали или вопрошали жильцы, которые не то чтобы были здесь одни и те же за двести лет, но и менялись не часто и не кардинально.

Уедут-приедут – война там у них или эвакуация какая-нибудь,  пади разбери.
Но двор был настоящим садом!

Не найдёте вы почти ни одного садового дерева или плодово-выгодного кустарника Средней Полосы, чтобы ни произрастал здесь.

Два куста крыжовника; четыре – чёрной смородины; один – парички; малину не сосчитать – пустое это дело, считать малину; слива; вишня; яблоня; полезная калина и бесполезная рябина.

А вот ещё история с грушей.

Груша росла на соседнем участке, но свешивалась двумя ветками в старый сад и такие на ней бывали ранние жёлтые сладкие груши-лимонки, что было принято решение считать грушу тоже своей.

И правильно! Нечего свешиваться плодами с соседних участков!
Конечно, не каждый год все они так уж охотно плодоносили, а можно сказать по очереди.

Слива, так та вообще – раз в три года. Но уж если даёт, так даёт – во всю ивановскую!

А какие здесь распускались цветы! Ну, какие?

А вот какие: желтоватые с чёрным ноготки, красноватые майоры, чернобровцы, фиалки: разные – дневные всех расцветок и ночные одной расцветки, флоксы, и, как сказано выше, розовые пионы!

Вот какие!

Был в старом саду ещё старый дровяной сарай и, простите меня за реализм, деревянная уборная и помойная яма в самом углу – изгои, которые видели всё это немного иначе, и о которых больше ни словечка здесь не будет, но для полноты же картины, только для полноты.

Был дощатый забор, видевший виды, а в заборе калитка со звонкой щеколдой.
Рядом с калиткой в заборе была щель наружу, а изнутри на заборе почтовый ящик.

Вот, пожалуй, и всё о старом саде, если бы не одно его чудесное и давно утраченное свойство.

Раньше он умел превращаться во что угодно.

Мог превратиться в Древнюю Грецию, Древний Рим, стать ареной восстания Маккавеев, а за старым дровяным сараем был партизанский лагерь времён последней большой войны.

Старый сад мог превращаться в футбольное, баскетбольное и даже хоккейное поле или вообще в олимпийскую арену по любому виду спорта.

Всего не перечесть, да и зачем, если это его чудесное свойство давно утрачено.

Нет смысла!

Но свою главную миссию – плодоносить, старый сад выполнял исправно, включая полезную калину и бесполезную рябину.

Важно было старому саду или не важно, что некому стало всё это собирать, не известно.

Но как ни крути, любому на его месте стало бы немного грустно.

Думается, нередко кусты крыжовника глубоко вздыхали, а черноплодная смородина, насупившись, сердито сверкала своими, сказано, чёрными глазками.

Да и сливе один раз в три года было нелегко.

Опять же, щеколда на калитке, нет-нет, да и звякнет, а бывало так и хлопнет в сердцах – чего только не бывало здесь за двести же, сказано, лет.

Но вот затихло всё на годы и годы.

Нет, птицы-то залетали и даже щебетали что-то своё птичье, полюбив бесполезную рябину, но и мне, и вам, и любому бы надоело, пусть сезонное, но однообразие безлюдного старого сада.

«Покоя, покоя, тишины, умиротворения», – просим мы часто, сами не зная у кого просим.

Но ото всего можно устать и от покоя тоже.

Однажды, под влиянием сильного ветра что ли, бузина, кстати, довольно глупое растение, не выдержала и обратилась к старому саду, а по сути – в белый свет с речью.

Целиком эту речь бузины приводить здесь не имеет смысла, а главную мысль – вполне.

«Кому мы нужны, зачем мы здесь стоим, плодоносим, если никто сюда не ходит, сюда не приходит, сюда не заходит, отсюда не выходит», – прошелестела своими, кстати, довольно крупными листами, бузина.

И вот уже заволновалась яблоня, качнулись ветки смородины и крыжовника, дрогнула суховатая слива, а бесполезная рябина давно уже беспокоилась по этому поводу в вышине.

Мало того, старя кирпичная дорожка вдруг зашуршала: «Кто это, кто это, кто это, кто это».

Не знаю, может быть, щеколда на калитке подвела поломанным язычком и молча впустила кого-то или всё это приснилось кому-то.

Вот только кому?

Будто и вправду кто-то прошёл по старому саду от калитки до дровяного сарая мимо старого домишки в убогом городке, затерянном в Полесье – так себе не Украина-не Россия-не Белоруссия. И разговоры там: ни то, ни сё, а нечто среднее.

Русские шашки

Легко ли вам было бы быть русской шашкой?

Чтобы ответить нужно подумать, а чтобы подумать – представить.

Вы маленькая, круглая и одинаковая.

Вас поставили вместе со всеми в ряды на чёрно-белую доску на чёрные клетки, и ходить вы можете только по диагонали по этим чёрным клеткам.

Предположим для ясности, что вы белая русская шашка, хотя с таким же успехом вы могли оказаться чёрной – это ничего не меняет.

Вы спокойно стоите себе рядами и вдруг вами начинают ходить.

Только вперёд. Вперёд и только вперёд.

Ходят соседями, ходят вами и навстречу тоже ходят.

Оказывается, здесь ещё и бьют!

«Здравствуйте», – сказала белая русская шашка чёрной русской шашке, и тут же побила её, перепрыгнув её на пустую чёрную клетку.

Каково!

Но это ещё не всё.

Представьте, что вы белая русская шашка и вами долго не ходят.

Оказывается вы опорная русская шашка в ударной колонне русских шашек.

Ради вас готовится комбинация.

Ради вас создаются угрозы, совершаются жертвы, строятся ловушки и прочие хитрости и подлости.

Добиваются среди чёрных русских шашек решётчатой позиции, отдают под бой несколько белых русских шашек и вами, вами бьют, бьют и бьют чёрные русские шашки.

Проводят вас в дамки, переворачивают, объявляют дальнобойной дамкой и снова бьют, бьют и бьют чёрные русские шашки.

Каково!?
И в завершении всего, что вы слышите?

«Я устал, – слышите вы, – и я устала», – слышите вы.

Вас кладут в тёмный душный деревянный ящик, немного трясут вами и забывают про вас.

Как ни тяжело было быть русской шашкой на доске, а в этом ящике совсем невыносимо.

Будучи русской шашкой, хоть белой, хоть чёрной, с каким бы облегчением услышал я из этого деревянного ящика: «А не сыграть ли нам в русские шашки».