Редкий дар

                Редкий дар.                1
 Утро выдалось пасмурным, то и дело набегали тучи,  казалось,  вот-вот польёт дождь, но он всё не начинался, и наши с Томкой планы повисли в воздухе. Мы уже несколько раз перезванивались, обсуждали погоду, сокрушались, настраивались на позитив, но хорошее  настроение не возвращалось. Томка от расстройства взялась красить голову, а я - гладить груду белья. «Погуляли, позагорали, покупались» - бурчала я, методично водя утюгом,- «планировали, планировали и на тебе, выходной, называется». Всю неделю перезванивались, договаривались, Томка даже машину из ремонта раньше назначенного срока выцапала. Уговорила, уболтала механика автосервиса закончить  ремонт к выходным. Радовалась, как ребёнок, что, наконец, села за руль, и два дня назад примчалась ко мне на работу с улыбкой счастливого Буратино.
- Всё, - выпалила она, - теперь уже ничего не помешает, едем в субботу на дачу, точно.
 Я  радовалась за Томку, она давно не была так приятно возбуждена. С тех самых пор, как её Толик в один прекрасный день собрал чемодан и отчалил  в новую жизнь с  юной красоткой. Что тогда творилось с Томкой. Доведя себя до больницы, она никак не могла смириться со случившимся, практически выпала из активной жизни на целых два года. Депрессия  и слёзы терзали её ежедневно и стали её  привычным состоянием. Они жили в браке 28 лет, ровно, интересно, Толик многое позволял Томке, даже, можно сказать, баловал красавицу жену, она ни в чём особо не нуждалась. Нашей с ней дружбе такой расклад их семейных отношений был просто необходим. Мы могли часто встречаться, вечерами подолгу болтать по телефону, по выходным ездили загорать и любоваться красотами дачного посёлка. Словом, жили и дышали полной грудью. Томка тоже не особо напрягала мужа своим присутствием. Он не был общительным человеком и частые дружеские встречи, или выезды на природу его откровенно тяготили, телевизор, компьютер и уединение были ему гораздо ближе. Томка же всегда слыла душой любой нашей компании. Весёлая, юморная, до педантичности собранная на любых тусовках она, зависая дома  подолгу, начинала тосковать и маяться.  Уединение и уныние были не для неё абсолютно не приемлемы. При этом  нельзя сказать, что она много пила или кокетничала с мужчинами, совсем нет. У неё существовали свои, выставленные ею, допустимые пределы в общении, как с женщинами, так и с мужчинами. Последние, любили её за весёлый нрав, домовитую хозяйственность, за красоту и всегда приятный внешний вид. Томка это знала и принимала всё, как есть, ничего никому не объясняя и не доказывая, не считала нужным тратить время на эту, по её мнению, ерунду. Столько интересного было вокруг. Она постоянно строила планы наших посиделок, поездок, встреч. Осуществить всё это удавалось нечасто, но планировать и мечтать, как говорится, не запретишь. Как получилось, что она не сразу почувствовала, что муж живёт с другой? Мы не понимаем этого до сих пор,  можно сказать, проглядели обе. Хотя, что было бы, если бы не проглядели? Однозначного ответа у нас не было. Какое-то время мне даже казалось, что он ушёл от нас обеих.  Я тоже очень тяжело переживала его уход из семьи. За много лет  общения мы с  Томкой во многом слились воедино, мне казалось, что даже болеть мы  начинали одна следом за другой, если вообще не вместе. Когда у одной из нас что-то случалось, мы тут же переспрашивали друг у друга: «А у тебя там случайно не то же самое?» И чаще всего это то же самое задерживалось всего на несколько дней.  Томкина дочь и мой сын давно выросли, и жили далеко от нас. Приезжали редко, да и мы старались не докучать своим детям. Каждая  и так хорошо знала, где и как они живут. Это, собственно, была ведущая тема при наших с ней регулярных встречах. Нам это было важно, интересно и мы, даже на расстоянии,  в мыслях жили рядом с детьми. Но при этом твёрдо придерживались понятия абсолютного невмешательства в их семьи без их настойчивой просьбы об этом. Хотя, давалось нам это по-разному. Я была более спокойна в этом вопросе, мне было достаточно нечастых звонков. Томка же терзалась душой, если дочь не звонила ей больше недели, и она оставалась не в курсе её здоровья и семейного климата.
    Когда  произошёл этот разрыв, Томка категорически запретила мне хоть что-либо спрашивать у Толика о его новой жизни и чувствах. А уж тем более укорять или совестить его. Характер своей подруги я знала хорошо, и нарушать или оспаривать  эти условия даже не пыталась. В противном случае я могла потерять в этой ситуации лучшую подругу, а такой поворот событий, мне был не нужен ни при каких обстоятельствах. Словом, всё, что мне отводилось знать, я знала исключительно с её слов. А её женской гордости можно было позавидовать -  всё, что с ней происходило после ухода мужа, не касалось уже никого. Никого, кроме тех, кого она хотела в это посвятить, а таковых практически не было. Даже будучи в состоянии депрессии, она не позволяла никому ни жалеть себя, ни тем более бесцеремонно вмешиваться в её дела. Выкарабкивалась сама, слёзно, больно, долго, мучительно. Для всех окружающих она была загадочной женщиной, и, оказавшись в  тяжёлой ситуации, не изменила мнения о себе. Ей сочувствовали, её жалели, но что называется  за глаза, по-другому не решались, знали, что не примет ничьей жалости. С большим трудом утихомирив навалившиеся от переживаний болячки, Томка медленно поворачивалась лицом к давно застывшей для неё жизни. Я была несказанно рада этому и старалась изо всех сил поддерживать подругу в её планах. Это было одним из того немногого, что она терпимо принимала от меня за два года нашего общения. В ней медленно просыпался интерес к жизни, она снова стала  интересоваться проблемами наших общих знакомых, и наши беседы за чашкой чая на  её кухне стали понемногу оживать. Главным было то, что у неё вновь появилось желание  быть активной, и это было победой, нашей общей большой победой. Порой мне казалось, что, наконец, мы обе вернулись домой на наш любимый диван, к заждавшейся нас тишине.  Её улыбка и  насмешливый взгляд снова привычно вливались в меня целебным бальзамом, пропитывали насквозь, и мне становилось невероятно легко.  Захотелось даже начать ремонт в квартире, о котором я раньше и слышать не хотела. Я поймала себя на мысли, что меня снова тянет планировать с ней что-то неожиданное, почти невероятное.  Менять жильё, переставлять мебель, поехать куда-то отдыхать,  хотя раньше сама мысль о  поездках для меня была чуждой. Томка же, как раз всегда была лёгкой на подъём, буквально вспыхивала от любой интересной идеи. А я в этих вопросах больше походила на тормоз в её машине. Видя это, она даже перестала меня убеждать и уговаривать поехать куда-нибудь, чтобы порадовать  душу себе и мне. Звала всегда, но не надеялась и  не обижалась на мои отказы. Она понимала, она  умела понимать людей, моя Томка. Наверно, именно поэтому они всегда тянулись к ней, старались поделиться наболевшим, а она умела слушать. Как располагающе она умела слушать! Если хотела, конечно. Но уж если она слушала, словно снимала груз с  плеч, как - будто  убирала все тревоги,  обволакивая коконом тепла и покоя. Томка обладала этим редким даром.
    Телефонный звонок оторвал меня от грустных размышлений. Томка, как всегда,  опять что-то придумала. 
-  Что нам погода! - заявила она тоном, нетерпящим возражений.  - Если такие мелочи, как тучи, будут руководить нашей жизнью, то кем же в ней будем мы? До чего дожили, - трещала она, не дожидаясь моего ответа, - солнце  вышло не в том месте, где мы, и у тебя уже печаль на лице. Сейчас я подгоню машину, и с голливудской улыбкой буду ждать тебя в салоне моего авто. У меня классная музыка, слушаешь, и душа тает. Поедем к тебе  на дачу, зажжём камин, накроем наивкуснейший стол и будем вдыхать запахи поленьев, и мечтать, мечтать. Я расскажу тебе невероятные истории, и все они будут с красивым завершением.  Поведаю о наших с тобой планах, и пусть они будут всего лишь на ближайшую неделю, но они будут классные, восторг гарантирую! От половины ты, конечно, откажешься и, причём, сразу. Кто бы сомневался?! Но вторая половина может быть нами рассмотрена, а стало быть, и приемлема. Пакуй сумку, я уже начинаю жать на педали.
      На этом разговор был закончен, дабы я не успела начать сопротивляться, и не смогла, как обычно, всё затормозить, облачив её улыбку в свои обычные стойкие сомнения. Уж она-то эту мою особенность хорошо знала. Я пошла на кухню и начала упаковывать заранее приготовленные продукты. Машинально взглянув в окно, я не сразу осознала увиденное, за окном светило солнце, весело, успокаивающе. За грустными мыслями и телефонными разговорами я совсем не заметила, что небо прояснилось, исчезли тучи, и солнце уютно улеглось на мой подоконник.
-       Ну, ты смотри - подумала я, -  Томка даже солнце уговорить умеет. Редкий дар!
 Я машинально расплылась в довольной улыбке и взялась паковать дорожную сумку.