В поезде Севастополь-Киев

93. В поезде Севастополь – Киев
               
                (Привидения в вагоне)

Пусть начало моё простовато,
Но ведь надо ж с чего-то начать:
Слов толпится в уме многовато,
Но не все они ладны в печать.

Словомасса в душе подогрета,
Пусть немного, как суп, покипит.
Специй малость – печать трафарета,
Но поэт, как ни взять, индивид.

Пешеход он в строю человечном
И ходьбою со всеми согрет,
Он от Бога в уме подопечном
Современника пишет портрет.

Замечательны стиля нюансы,
В них запрятан отличия клад:
В них романы, поэмы, романсы,
Пастила, мармелад, шоколад.

Тупо смотрит тупейный художник,
Он ремёсла портретов «познал»,
А поэт – каторжанин, острожник,
С высшей знатью идёт на скандал.

Лишь ракета взлетит вертикально,
(Самолётам – по взлётной разбег),
Кислород в ней горит так накально, –
У поэта вершина – Казбек!..

Ох, чело от работы вспотело,
Видно, нечем в вагоне дышать.
Задушил Дездемону Отелло,
Он – животное, глупый ишак!..

Занемела нога, задубела,
И в душе вредных мыслей напасть.
Достаю из штанин парабеллум,
Не промазать бы, в сердце попасть!

Передёрнул затвор автомата,
Одиночная пуля в стволе…
Жизнь прошла безобразно лохмато,
Завещанье лежит на столе.

В завещании почерк корявый,
Видно, дрогнула где-то рука:
«Жизнь, что дал, забери, Боже правый,
ненароком её я украл».

Босоногое детство промчалось,
И пошёл я этапом в Сибирь
За какую-то кражу, за малость,
Что проклюнул голодный снегирь.

Тарахтели в Сибирь эшелоны,
По этапам подонков везли.
Автоматы, ушанки, погоны.
А собаки научено злы.

На прогон на вагон – семь селёдок,
И до грамма селёдок делёж.
Соли вкус так навязчиво едок,
Без воды всем вагоном скулёж.

Провиденья пошли миражами,
Привидений и снов хоровод,
Мы селёдку кромсали ножами,
Что подпольный давал нам «завод».

Как в пустыне, воды мы желали,
Пересохшим мы хлопали ртом,
И мучительно долго жевали…
Привидения снились потом.

Не давали воды часовые.
И во рту суховей и песок –
Проглотили куски паевые.
Заругался – и пуля в висок.

Мы ругались по «фени» и матом,
Это первый в этапе урок.
Был не брит, и не мыт, и лохматый,
И лохматость – по тюрьмам зарок.

Потому говорю, что лохматый
В арестантской одежде ходил…
Передёрнул затвор автомата,
Да прицельно в висок угодил…

Задремал я в плацкартном вагоне,
Весь вагон сновиденьем объят,
Будто белые овцы в загоне
И запрет привидений изъят.

И встают привидения детства:
Хлеба черного детский паёк.
Двести грамм – никакого кокетства,
Да заваренный травкой чаёк…

Едим в Киев на сборы Конгресса,
Делегаты на полках лежат.
Нет мне больше к стихам интереса,
В сновиденьях Морфеем зажат.