Беглец с экзистенциальной бритвой в руке

Ко мне подошёл на улице мент
с мУкой, змеящейся на лице –
поведать мне нечто о беглеце,
бежавшем из клиники с бритвой в руке.

– Он очень опасен, – мент говорил, –
в нём заложена бездна сил,
и бритва его, наверняка,
легко перережет здоровяка.
Следите внимательно за людьми,
читайте по лицам – что мыслят они,
за каждым движением губ или рук…
Следите за ними! Теперь вы – наш друг.

Проходит октябрь… ноябрь… декабрь…
Я свечи втыкаю во тьме в канделябр.
Зажгу все три свечки, потом – затушу.
И так развлекаюсь, пока не усну.
Мне скучно, я болен и полон чего-то,
и мысль оседает во мне, словно нота
уставшего звука, стремится ко дну.
Лишь только под утро, быть может, усну.
А утром, не выспавшись, я на работу
иду и гляжу, ожидая чего-то,
и замечаю, что каждый почти
всё и ищет и тоже не может найти
какую-то вещь или что-то такое,
что не даёт его сердцу покоя,
и так замечает, что каждый стремится
ответно вглядеться в глядящие лица;
все чувствуют как-то, что в каждом лице
завязана мысль о беглеце.

Он – общая боль, он – вопрос без ответа.
Где бродит он? Все понимают, что где-то,
но где это «где-то»? насколько оно
от каждого в частности удалено?
Он – тема поэзии, литературы,
театра, балета, кино и скульптуры;
он – цель философии, сердце мистерий;
биологи ищут его средь бактерий,
в молекулах – химики, физики – в квантах;
он скрыт в сочинениях Гёте и Данте,
Шекспира, Гомера, в палийском каноне,
Веданте и древнееврейском Законе.
Весь мир ощущает утрату чего-то,
и, словно змея, обвивает работа
по поиску смысла уставшие души;
беглец где-то здесь, но он скрыт, он задушен…

Он – мы...
Мы есть он...
Все мы вместе сбежали.
Откуда – забыли, куда – не познали.
В руках наших бритва – свободная воля, –
которой мы режем на разные доли
добра или зла экзистенцию мира
и жрём её. Пятна от крови и жира
на нашем уме. Все мы – жертвы побега,
у нас сотрясение жизни от бега.
И мы позабыли о том, кто мы есть,
и льстим себе. Наше спасение – лесть.