Влюблённый ангел

Он летел над крышами домов, иногда задевая крыльями кроны деревьев, и они,  покачиваясь,  провожали Его. Иногда появлялся над головами спешащих по своим земным делам людей. Трогал их кончиками своих невидимых крыл, и они оборачивались,   останавливаясь на миг в недоумении. Смотрел им в глаза, но никто не видел Его. Заглядывая в окна, оставлял свое отражение на морозных стенках, но люди думали, что это просто зима...
Вот город остался уже позади, и белый бесплотный Ангел, подлетел к лесу, опустился на землю. Здесь он не боялся обнаружить себя. Мороз, которого так боятся люди, одеваясь потеплее, для него был не страшен. Легкая эфирная ткань его одежды чуть подрагивала на ветру, а крылья поблескивали тысячами искорок. Изящные полупрозрачные пальцы с любопытством скользили по заиндевелым ветвям и стволам деревьев... Он был очень красив и полон нежности и тишины, но Он ничего не знал о своей красоте. С небес был отпущен на одну рождественскую ночь. Какая тишина вокруг! Ангел шел по стылой земле, припорошенной снегом, не оставляя следов. Вдруг его внимание привлек хруст сломанной ветки, прозвучавший в этой тиши, словно выстрел, а затем шаги, отвечающие стеклянным эхом... Мгновенно он стал невидим. Прислушался и вдруг увидел ее... Девушка шла не спеша, глядя вокруг и улыбаясь чему-то, а скорее улыбались ее глаза, влажные, голубые, с инеем на ресницах. Она постукивала заиндевелой палочкой по ветвям деревьев. С них осыпались серебристым дождиком мириады искр. «Как красиво!» - прошептал Ангел, но вдруг сам испугался собственного голоса, который, кажется, прозвучал необычно громко. «Кто здесь?» - испугавшись, вскрикнула девушка. Оглянулась, еще раз прислушалась.
- Я здесь, - словно эхом отозвался Ангел.
- Кто ты? - испуганно спросила она.
- Кто ты? - повторил голос.
- Ах, это эхо, - улыбнулась девушка и успокоилась.
- Эхо?...
- Эхо?.. - прозвучало вокруг. Она продолжала идти, но снова почувствовала, что. ее как будто кто-то легонько тронул за плечо. Обернувшись и никого не увидев, остановилась и вновь прислушалась.
- Кто бы ты ни был, появись, - тихо сказала она, слушая тишину. - Не пугай меня. - Не пугай меня... - отозвалось снова совсем рядом.
- Кто ты?
«Эхо не может говорить», - подумала она. Но тут же непроизвольно ответила:
- Я Ангелина! А ты кто?
- Ангел, - совсем рядом прозвучал ответ.
- Не шути со мной! - уже сердясь, вскрикнула девушка. - Появись...
- Не могу, - ответила пустота. - Мне нельзя...
- Что за чушь? - удивилась она - Я тебя не боюсь, кто бы ты ни был...
- Я Ангел.
И в этот миг будто от дуновения ветра осыпался иней с ветвей, но никакого движения ветерка не было. Они стояли совсем рядом, друг против друга, но она его не видела.
- Какое странное у тебя имя, - наконец сказала девушка «кому-то». -Ты правда Ангел?
- Да, - отвечала пустота. - У тебя тоже необычное имя. Очень похоже на мое. Ангелина, Ангел... Правда? - Так меня назвали родители, - ответила Ангелина, - сегодня мой день рождения. А ты... В самом деле настоящий Ангел?
- Настоящий, - был ответ. Она почувствовала в его голосе улыбку. Я здесь совсем ненадолго. Сейчас вечереет, а мне нужно вернуться обратно, пока к утру не погаснет последняя звезда. А что ты делаешь  в лесу в свой день рождения?
- Я люблю лес, - подумав, ответила Ангелина, - особенно зимой. Ты видишь, как здесь красиво! А там... где живешь ты. Так же?
- У нас нет зимы, - снова «улыбнулся» голос и, помедлив, тихо сказал:
- Ты красивая.
- Спасибо, - чуть смутилась Ангелина, - мне никогда об этом никто не говорил... Ангел. А какой ты, почему ты не можешь появиться? У тебя такой приятный голос. От него исходят тепло и нежность.
- Мне нельзя... - через минуту ответил Ангел. - Будет очень плохо. Может быть, когда зайдет первая звезда, тогда ты увидишь меня.
- Тогда пойдем ко мне, - предложила Ангелина, - мне здесь холодно, хотя я чувствую тепло от тебя. Я живу здесь совсем недалеко, у самого леса.
- Идем, - ответил голос. Снова будто кто-то коснулся ее руки и уже не отпускал до самого дома. Ладони было так уютно, словно в нежной меховой муфточке. Когда они пришли к девушке домой,  Ангелина разожгла печь. Щеки ее порозовели от тепла.
- Что значит - любить больше жизни? - вдруг спросил Ангел.
- Это означает, - ответила она, - что человек, который по-настоящему любит другого, легко может расстаться с собственной жизнью, если это необходимо во имя жизни любимого. И, если бы у меня, например, была вечная жизнь... А впрочем, я бы не хотела стать бессмертной... Наверное, это очень тяжело - переживать своих детей, внуков, правнуков.
- Может быть, ты и права, - сказал. Ангел, - но мне кажется, что прекраснее бесконечности нет ничего... Я знаю ее. Объяснить, что это такое, не могут даже Ангелы! Этим нужно жить и почувствовать это! - Он подошел к окну и долго смотрел на звездное Небо, а потом снова заговорил, словно прислушиваясь к самому себе.
- Небо еще наполнено звездами, но скоро будет рассвет. Знаешь, мне почему-то не хочется уходить, но я слышу голоса моих братьев... Они ждут меня.
- А что случится, если ты задержишься здесь? - спросила Ангелина и подошла к нему. Ангел повернулся к девушке, но, глядя словно сквозь нее куда-то в необозримую даль, сказал:
- Мне говорят сейчас, что я буду отречен. Я стану смертным - таким,
-как ты и другие... Так вот оно, то самое! Я буду простым человеком, потому что познал земную любовь. Она, как ослепительная звезда, которая, сгорая, падает. Люди, увидев этот мимолетный свет, почему- то радуются, наверное, потому,  что этот прекрасный миг был  пусть хотя бы ненадолго и однажды. Но он был...
Он заметил, что Ангелина слушала его с глазами, полными слез, смотрела на небо, а затем тихо произнесла:
- Смотри, упала звезда... Светает.
- Давай выйдем во двор? - попросил Ангел.
Когда они открыли дверь, собираясь выйти, на них пахнуло паром. Ангел шагнул вперед с крыльца босыми ногами на свежевыпавший пушистый снег. Сделав несколько шагов, он остановился и удивленно произнес:
- Как здесь холодно.
-  И следы! Посмотри! Следы! -прошептала Ангелина. - Так значит...
-Да. Это случилось, - сказал Ангел, обернувшись. Глаза его улыбались точно так же, как у нее в лесу... - Пойдем в дом. Здесь так холодно. Они обнялись, прижавшись друг к другу покрепче. Теперь им было тепло и не страшно. Когда они вошли в дом, на небе погасла утренняя звезда. Тихо. Словно задутая ветром свеча. Было новое утро.

БЛИКИ

Я уже записываю её телефон, а ей хочется убежать, спрятаться в тёплом двухкомнатном мирке. Её мама уже поставила чайник… Я вижу как она суетится на кухне,часто подбегая к газовой плите. (Что – то у неё там готовится). Здесь холодно, неуютно… Она быстро подаёт мне свою крохотную ладошку в серой перчатке…. «Позвони….» Три ступеньки; и её проглатывает чёрная пасть подъезда…. (Лампочку свернули…).
Я закуриваю. Её мама улыбается мне в окне. Что – то помешивает и улыбаеся. Уходить нужно. Дождь!… Откуда?!… Домой не хочется. Холодно. Опять этот чёртов декабрь! Говорят, будущий год будет високосным.
Жить когда?!… Кроме этого, вчера по радио диктор сладким голосом вещала о том, что этот год будет ещё и годом красной мыши…
Душа в обносках. Хочется найти новые слова, но в голове бродят какие – то красные мыши, словно в пустом чулане. Они ходят и обнюхивают… Чулан большой и тёмный, а дверь заперта… Снаружи ветер, как пьяный слесарь вламываеся…
Вот она поцеловала сегодня!… В подъезде поцеловала… «Позвони…» Жить когда?!… Я в её жизнь, словно по свежеокрашенному, оставляя слепки присохшей грязи… Обноски.
Пушкина люблю. Встречаю одного, говорю: «Вознесенский, мол…», а он: «Кто такой?…» Боюсь я их – много их.
Одно запомнилось сегодня – губы, как лепестки розы на краешке хрустального бокала. Стекло холодное и хрупкое, а губы тёплые, мягкие… Лишь капельку вина… Тихонько бокал на стол… и слушает… Кто она?… Ах да! Она давно здесь. Я что-то говорю, а она слушает!!
Ещё не тронутая словом –
Стоишь передо мной рассветом
За гранью ночи…

Я говорю, а она слушает…

…Тяжёлыми цепями скован,
Молчу, не нахожу ответа
Средь многоточий.

Мне хочется к ней. Она, будто свеча в глубине тёмной комнаты. Мне хочется туда, к ней… и помолчать. Я их боюсь – слов. Они приходят и ждут, а потом требуют выпустить их, словно кто-то их звал! А вот ОНА здесь… И не надо… Пусть светит. Только поближе хочется. Рядом. Пусть светит, пусть слушает…
Тонкая ниточка серебра, и крошечное распятие, туман твоего дыхания на хрустале, капелька вина на губах – это всё, что есть у меня, это всё, что нужно теперь… Значит так надо. Значит так будет…

Скрипач

Репетируем «Незнакомку» Блока… Эта пустая комната, этот глупый электрический свет!… Как темно здесь. Я вижу только твоё лицо, незнакомка. Твои пальцы сплетены до боли в суставах, а в глазах влажная, неуютная, навязчивая…. Я уже знаю, что ты хочешь мне сказать, но мы молчим. Я беру твою руку, а ты одёргиваешь её – она чужая! За окном стынет день. Одинокий голос просит о счастье: скрипка в подвале бьётся о стены. Старый скрипач рвёт струны и смывает кровь. Ты хочешь сказать о чём-то! Старый скрипач обнимает тебя, а ты плачешь, плачешь… Ты плачешь о прошлом, но мне кажется, что оно впереди. Не время… Не время ещё знать слова, которые ты скажешь. Ты стала такой земной, моя «Незнакомка». Блок ходит в метель по чёрным немым улицам Петербурга. Мы встретились однажды, но мне сказали, что это не так, и я не поверил, а ты здесь, рядом… Пьяный скрипач целует тебя, а ты смотришь на огонь и плачешь, плачешь…. Скрипка горит… Ты глотаешь солёные, горячие… Говори! Не молчи…




ДВЕ СКАЗКИ

Про мужика

Не в царстве, не в государстве, а так… на обочине жил – поживал, век проживал мужик. Прохудилась у того мужика крыша на дому. Посреди избы капель пошла. Напилил мужик драни, вырубил застрехи, конёк вытесал – всё припас кровлю перекрыть. Приустал мужик, да прилёг отдохнуть, вздремнул он, и снятся ему палаты белокаменные, светлицы расписные, на окнах наличники узорные… Любуется будто мужик своими хоромами небывалыми, да душой радуется. Чай пьёт из самовара серебряного, из чашек дорогих фарфоровых, на шелках спит, на мехах сидит… Радуется мужик – не нарадуется, да вдруг… проснулся…
Дрань и застрехи погнили, избёнка его развалилась, только небо над головой и есть. Поглядел мужик, поплакал, да и побрёл куда глаза глядят. Слышал он, что  за морями, за лесами жизнь то получше будет… Сказка ли, быль ли, но только больше не слыхал про мужика. Говорили, будто устал он однажды в дороге, прилёг, да и спит по сей день.

Мастер гончар

Жил – был мастер гончар. Лучше его во всей округе не сыскать было. Делал он глиняные чашки, корчики и кувшины. Уважали его в деревне люди и шли к нему. Кому кружку, кому полушку, кому ковшик, кому корчик… Каждому мастер рад, каждому угодит и работу справит.
Объявился в округе чёрт и прослышал про мастера. Задумал чёрт извести его, заела чёрта зависть. Чего это, думает он, все мастера так уважают? Зачем к нему люди идут… Неужто из-за этих черепушек глинянных?!
Пришёл чёрт к мастеру; ходит, смотрит на кувшины и чашки, да усмехается. Не поймёт – что в них красивого такого, а мужик не замечает его – работой увлёкся. Кувшины да чашки будто сами собой растут. Подивился чёрт, посмеялся, вышел на улицу и пошёл по домам, и где не пройдёт, там золото и серебро рассыпается, кувшины расписные, резные, червонные, чашки серебряные, кубки золотые сияют, ладьи хрустальные, звонкие в каждом доме… Забрался чёрт на высокий холм – любуется, хохочет над бабами и мужиками, которые ползают по дороге, золото с серебром собирают, дерутся.
Пляшет чёрт на холме, хохочет, а меж людей злоба и зависть растёт. Повалил народ к мастеру, гогочет, свищет… Все кувшины и чашки вдребезги, в черепки побили.
Повздыхал мастер, оглядел черепки, да и снова за работу!… Больше прежнего кувшинов сделал, но опять мальчишки прибежали, да всё со смехом перебили. Так до конца дней своих трудился мастер гончар и приговаривал: «Что ж, видно, такая у меня судьба…»
Не стало мастера, а чёрт на горе всё веселится и золото рассыпает по деревне. Только насытившись, люди и вспомнили о старике, да поздно уж….

ПРИТЧИ

ПТИЦА, КОТОРАЯ БОЯЛАСЬ ВЫСОТЫ

Это было в те времена, когда деревья умели говорить, а люди умели слушать. Это было тогда, когда люди умели летать, а птицы…
Я расскажу вам о птице, которая очень боялась высоты. Однажды она взглянула в небеса, насколько хватало её птичьего зрения, и зажмурившись от ослепительного солнечного света, взмахнула большими сильными крыльями и рванулась ввысь!…
Она летела долго и быстро к заветной цели – к солнцу. Это была сильная птица. Крылья рассекали горячий воздух, но глаза были закрыты. Она знала, что уже очень далеко земля, и вдруг почувствовала себя очень маленькой и одинокой, как в детстве, когда она оставалась хоть ненадолго в гнезде. Ещё птенцом она поняла, что такое одиночество. Теперь далёкая земля была её матерью, её тёплым и уютным гнездом, но небо… небо манило её всегда своим простором, своей бесконечностью…
Она открыла глаза!… Ослепительные лучи ударили сверху и заставили отвести взгляд, и тогда птица увидела голубую и зелёную, переливающуюся всеми цветами радуги родную землю и … испугалась высоты, испугалась одиночества и бесконечности. Она вернулась на землю, и устало сложив крылья, задремала на песчаном берегу.
День сменяется ночью, но необратимо утро. И вот однажды ранним утром большая и сильная птица, расправив крылья снова посмотрела в небо, оттолкнулась от земли и…

ЦВЕТОК

У самой дороги, склонив маленькую головку, подрастал цветок. Он ещё не распустился, но уже сейчас было понятно, что у этого малыша большое будущее. Это была крохотная белоснежная розочка. Как она оказалась у этой пыльной дороги, один Бог ведает.
Я увидел розу как раз в тот момент, когда она ещё несмело пыталась раскрыть свои лепестки и превратиться в благоухающую красавицу. Я хотел сорвать её и унести с собою, и вдруг… Мне казалось я отчётливо слышал голос, льющийся от цветка:
«Не спеши! Ещё очень рано. Будь терпелив…»
Внимая этому голосу, я не стал срывать цветок и ушёл. На следующее утро, проходя мимо этого места, увидел как другой человек держал в руках, едва распустившийся белоснежный цветок… Это была та самая розочка. Казалось, она улыбалась чему-то…

ЛУНА И ЗВЕЗДА

Каждую ночь на небосводе неотлучно луна и маленькая мерцающая звёздочка. Послушаем, о чём они вели разговор в одну из таких тёплых летних ночей…
-Послушай, звезда, - промолвила луна, освободившись от обволакивающих её туч, - что проку в твоём тусклом свете? Ты такая маленькая и слабая, а земля настолько далека, что никто никогда не почувствует твоего тепла и света.
-Я на самом деле очень далека от земли, - грустно улыбнулась звезда, - но малой я лишь кажусь, а света моего не видит людской глаз. Ты холодна как лёд, хоть ночью освещаешь пол земли. Мой свет всё же дойдёт до цели, и пусть даже тогда, когда меня уже не станет. Я сгорю, но знать бы, сгорая, что я ещё нужна кому-то…
Луна молчала в ответ, снова укутавшись облаками. Приближался новый день, и в свои права вступала ослепительно яркая и сильная звезда, которую зовут Солнце. Но хочется сказать спасибо Той маленькой далёкой звёздочке, за то, что она есть, за то, что она ещё долго будет с нами.

Две снежинки

Они летели медленно и грустно, лишь иногда взмывая вверх, кружились в фантастическом танце. Кажется звучала музыка, но слышали её только снежинки и кружились, кружились… Каждая из мириада нежных созданий была неповторима. В этом танце встретились всего лишь на миг две снежинки, но этого мига было вполне достаточно им, чтобы полюбить друг друга…. Да-да, не удивляйтесь! И снежинки тоже могут любить  - я это знаю. Но вы скажете – как же они способны на любовь, когда от них так веет холодом, но забываете о траве, которая согревается зимой под сугробами…
Итак, они полюбили друг друга, не говоря ни одного слова о любви… Они кружились… кружились, постепенно приближаясь к белой уже земле. И вот, наконец они у цели… Они так и прожили вдвоём долгую и счастливую жизнь в эту зиму, но наступила весна и запели прохладные ручьи, вливаясь в бурную горную речку.
Вы снова скажете, вот, мол и конец любви, но вы ошибаетесь… Послушайте о чём поёт река.

ФЛЮГЕР

Жил на крыше старого дома новенький сияющий флюгер, он был очень молод и красив. Солнце сияло на его зеркальных боках. Флюгер весело вертелся и пел, играя и смеясь. Все восемь ветров обдували его днём и ночью. Часто палящие лучи солнца отступали и проливной дождь обрушивался на землю… В такие минуты весёлый флюгер грустнел и предавался мечтам, он вспоминал о солнце, о молодости, потому что время шло, и как-то незаметно подступила старость…
Однажды утром, некогда молодой повеса обнаружил, что он стоит на месте и повёрнут в одну сторону – на закат солнца… Лишь изредка в полдень солнце согревало его бока, изрядно потускневшие и изрезанные временем, но как он ждал эти минуты счастья!…



ВАГОН ДЛЯ ДВОИХ. (ВСТРЕЧИ И РАССТАВАНЬЯ)

Вокзал. При этом слове в нашем воображении всплывают лица, слышится шум вокзального «чрева», этот шум особенный, он не похож ни на что. А запах!… Многие «охотники к перемене мест» вдыхают его, как целительный бальзам. Не много мне пришлось поездить за свою жизнь (какие годы, боже мой!), но с раннего детства отличался я впечатлительностью, и любая мелочь, на которую никто бы не обратил внимание, западала в душу и не давала покоя, как заноза. Признаюсь, мне иногда самому хочется окунуться в этот омут захватанных кресел, послушать краем уха беседу таких же странников во времени и пространстве, как я, купить газету и, облокотившись на подоконник «съесть» её от корки до корки. Здесь иная жизнь! Иные люди и страна иная. Она, словно выворочена наизнанку, и брошена на холодный вокзальный перрон. Уехать!… Это одна цель, которая движет здесь всеми. Куда угодно…
Проходя мимо «коробейников» с ходовым товаром (водка, беляши, сигареты, жареная курица…), я со скучающим видом скользил взглядом по лоткам. И, наконец, кривая вынесла меня к барду, который пел на перроне что-то из «блатного фольклора. Чем-то он напоминал кумира 80-х Ефрема Амирамова – та же борода с проседью и чёрная шляпа, чёрное драповое пальто с поднятым воротником… Пел он не очень хорошо, я бы даже сказал – бездарно пел, однако с душой. Его облепила со всех сторон потёртая публика: загулявшие мужья и небритые «тёртые калачи» - убеждённые холостяки-казановы, их подруги с сигаретами наперевес.
«Мне сегодня невмочь,
Синеглазая ночь…»
…Хрипела толпа, и между песнями пожилой кавказец маленького роста с тонкой длинной «моро» в руке подносил барду рюмочку водки, выдыхая горячий воздух с одной и той же фразой: «Вмажь, братишка…». Музыкант оставляет гитару, «вмазавает» и заводит недолгий «базар» по поводу и … без повода. Зовут его Костя (можно просто Костик – для женщин и друзей). Так, кстати, звала его подружка в видавших виды чёрных (в прошлом) полусапожках, в которые были вправлены уже белые джинсы, и в курточке «суперрайфл» с богатой «родословной». Костя катается с подругой по стране и перебивается случайными заработками. Милиция его, практически не трогает, так как в документах у него ростовская прописка, а подругу он «поймал» в Ставрополе. Ночуют на вокзалах, а чаще у друзей. «Кентов по всей стране хватает, - бросает небрежно Костя, - так что с этим проблем нет. Вот только здесь трудновато приходится, но тоже, как видишь, скучатьне дадут. Я с детства с людьми сходиться умел»…
Я ушёл «по английски» -  без шумных прощаний и слов. Подошёл мой поезд, и я сажусь в вагон. Пробираюсь к его душной «глотке», к вожделенному свободному плацкарту. Находя место, «бухаюсь» в боковушку со столиком у окна, втягиваюсь в сиденье и распрямляя ноги, прикрываю глаза… Трогаемся…
-Молодой человек, - слышу я уже сквозь дрёму, - можно потесниться?
Передо мной уставшее и чем-то кажется озабоченное создание, лет, эдак тридцати. Она в серой норковой шапке с отливом, в длинной дублёнке, отороченной мехом и нараспашку, из под которой выглядывает бежевый шарфик «ангорка», джинсы «варёнки» заправлены в сапожки… Дежавю… В руках неоткрытая бутылка пива «Оболонь», а вокруг неё аромат «Кэмэла» и того же пива. В глазах с поволокой вопрос, который тут же озвучивается:
-Ну и долго мы будем любоваться?… Ноги, извините, можно прибрать?…
«Ноги» у неё получились, как «ногы», с тяжеловесным кубанским «гэ». Невольно улыбаясь, я поджимаю «ногы» под лавку и продолжаю «левым крайним» от скуки смотреть на соседку. Та, поставив бутылку на стол, достала из кармана пластмассовый стаканчик и надела его на горлышко бутылки. Откинулась к стенке и сидит. Смотрит. Прямо в глаза смотрит…
-Ну и долго мы будем любоваться? – задаю я в свою очередь вопрос и встречаю добродушную улыбку.
-Пиво будешь? – спрашивает она, снимая стакан с горлышка, - открой, пожалуйста… Извини, стаканчик один.
Я отрицательно качаю головой, но бутылку открываю и наливаю ей. Прихлёбывая пиво, она моментами «уходит» куда-то настолько далеко, что есть опасность опоздать на поезд, в котором она уже сидит, но здесь её измученное тело, а мозги…
-Чёрт… чёрт… чёрт…, - слышится вдруг как бы ниоткуда, но это произносит она. Обняв стакан двумя руками и повторяя над ним, - чёрт… чёрт…
-Не поминай на ночь, - говорю я, но улыбаюсь уже не так весело…
-Сколько едем? – спрашивает она, поднимая на меня глаза и глядя в упор.
-Смотря куда, - отвечаю. – До Крымска часа три…
И опять этот «долбёж» в стакан, который она просит меня в очередной раз наполнить.
-Неприятности? – интересуюсь я, подаваясь к ней, и мы встречаемся в «лобовой атаке» взглядами.
-Не успеваю увидеться, - с досадой и после оценки отвечает она. – С мужем… Он тут в Крымске у друга и  сегодня же должен уехать… Полгода не виделись…
Совершенно не понимая, о чём она говорит, киваю головой.
-Что ты киваешь… Кивает он!… - громко возмутилась она, но тут же оглянулась на соседей, сидящих рядом, а один мужик в поисках свободного места даже остановился на секунду. – Он у меня в море ходит, - продолжает она, - а здесь у друга… А я как дура, добираюсь… Чтоб на два часа… увидеть…
И снова «чертопляска» над стаканом, а потом выпалила с горечью:
-А знаешь как мы любим друг друга!… Он мне из каждого порта открытки присылает… со стихами… Ленчик… Меня Лена зовут, кстати.
-Андрей, - представляюсь я наконец.
-Андрюш, а ты мог бы вот так сорваться… И на два часа… А?… Не знаешь? А Я ВОТ ЕДУ… Пойдём в тамбур, покурим… Ты куришь?
Вышли курить, стоя снова напротив друг друга. И тянется, тянется долгий разговор с тоскливым кислым привкусом, нервно тянется её сигарета… Потом Ленчик гадает мне по руке и я узнаю о себе «много нового», хотя и «стареньким « побаловала». Всё-таки «гадалка» не без таланта. Мы оба – загадка. И этот наш вагон для двоих.
Разъезд. Поезд качнуло, и Ленчик подаётся вперёд. От стены оттолкнулась фигурка в дублёнке и, виновато упершись мне в грудь, моментально сжатыми кулачками, секунды на четыре замерла… Подняла глаза и глянула снизу вверх. Только глазами… Потом подняла голову и, не говоря ни слова, отошла на место напротив.
-Извини, - хрипловато выдавила, - пошли в вагон.
Дальше ехали молча. Время пролетело быстро, и мы уже были на подъезде. Скоро выходить…
На перроне также молча мы посмотрели друг на друга. Будто что-то сломалось! Порвалась где-то какая-то ниточка и вместе с ней незримая связь. Она протянула мне ладошку, я легонько пожал её… А потом в разные стороны… Помню это лицо, с глазами в которых протянулась полоса отчуждения, мимо которых пролетают с грохотом поезда, а в них люди… люди… люди… Нет у неё того, кто пишет ей открытки со стихами! Это было начертано открытым текстом в её влажных глазах, а есть только эта полоса отчуждения, холодный зал ожидания.