Шурави
"тридцатник" праздновал с горючей самогонкой,
Он в этот вечер ждал к себе гостей.
Должны прийти Валера, Саня, Ромка...
Все будут здесь... Но только для него, "
Из прошлого, врываясь горьким дымом,
Они войдут, и совестью немой
Застынут... "Неужели это было?!..."
"Валера! Духи!..., - крикнуть он успел, -
У них "базука"! Быстро из машины!..."
В горах на солнце ствол ее блестел,
А все внутри кричало: "Будем живы!!"
Машина в клочья... В огненных тисках
Колонна сверху вся, как на ладони.
В глазах темно от гари и песка,
А кто-то рядом корчится в агонии,
И хочется исчезнуть, и не быть,
Проснуться, крикнуть: "Это все неправда!!"
Как жить охота, спрятаться, забыть
И вырваться из огненного ада...
"Эй, шурави!", - в ущелье пронеслось, -
Ты будешь жить!" И стало тихо, тихо...
Лишь только солнце жадное лилось,
А, может, даже не было и крика...
Вновь, раскаленный вскинут "АКМ",
Хотя патронов в нем уж не осталось..
Еще он дышит порохом, но нем,
И, наконец, нахлынула усталость...
Дружок Валера, рыжий острослов,
И лучшая гитара в автобате,
Ему всегда отчаянно везло.
В Газни он жил, как где-то на Арбате.
Он пулю принял сразу же, в лицо,
В руке, сжимая связку "магазинов",
И не был он ни мужем, ни отцом,
Отметив девятнадцатую зиму...
Был жаркий день... В оазис за водой
Послали Ромку с Саней с пищеблока.
Роман - "старик", а Саня "молодой
И «старый» сплюнул: «Вот ещё морока…»
"В обход идти - не справишься за день,
А через горы; три часа от силы.
Спокойней, если париться не лень
По ровному, но ноги не носили...
Часа за три до места добрались...
Аул, как вымер, тихо, что в могиле.
Роман шепнул: "Санек, за мной держись.
Не может быть, чтоб тут не наследили.
А если что, пали из "калаша".
Как пользоваться знаешь? Научили?...
Сейчас мы все проверим не спеша...
Как вовремя с тобой мы подскочили!
Беги назад, пацан! Зови ребят-
И огоньку побольше, чтоб немало!
А я останусь здесь - не клят, не мят,
Да послежу за этим вот дувалом.,.
" Ушел "бача"... Спаси его аллах,
Ведь здесь его епархия вовеки.
Висит под небесами божий страх,
И мрут, как мухи, люди-человеки...
Но что это?! Ведет Санька душман,
И тычет в ухо дулом пистолета,
И речь его, как харканье слышна...
Потом хлопок... И только вспышка света.
Вскипела кровь и жалость, как игла
Пронзила душу и ушла навылет.
Увидел он, как жизнь в песок текла,
Раздался хохот, и собаки взвыли...
Роман со скал огнем их поливал,
Слезами обливаясь: "Нате, суки!!..."
Уже пылая, рушится дувал,
Слабели, опускаясь странно руки...
Когда "вертушка" траурным цветком,
"Тюльпаном черным" в небо уходила
Все знали, что не вспомнят ни о ком,
Вот так их, молча, Родина "любила".
И будут долго люди привыкать
К тем алым звездам на груди мальчишек,
Которые не станут развлекать
Рассказом о войне своих детишек.
Когда-нибудь забудут обо всем,
0 той "чужой войне", о смерти, и о боли,
А вспомнит лишь какой-нибудь фразер,
Всезнаньем козырнув и расставляя роли.
Лишь изредка ночные соловьи
Тревожить будут их шальною песней звонкой,
Свист пуль напоминая, и бои,
И не вернувшихся: Валеру, Саню, Ромку!...
.А нам с тобой, не знающим войны,
Во сне ворвется вдруг щемящее мгновенье
Тупой и оглушительной вины,
Из прошлых жизней ранит откровенье
Свидетельство о публикации №111041606817