Средь греческих руин алеет алыча...

* * *


А помнишь – в первый раз мы были в Херсонесе?
Не так уж и давно…
Всего-то тридцать лет
скользнули в небеса, сквознули в редколесье,
по зимним желобам скрипя, сошли на нет.

Недавно и давно… Ещё все живы были –
твои отец и мать. Мои.
И все тогда
друг друга, как могли – без пафоса – любили.
И каждый нёс свой фунт подспудного стыда.

Артель "Напрасный труд" благоухала резко
одеколоном "Шипр", копеечной едой.
И длинной речь была про куцые обрезки
под ряженной в кумач прожорливой звездой…

Но помнишь, как тогда над почвой-пеплом мыса
пружинила твоя июльская стопа?
Треть века унеслось, но цвет не изменился –
бела над синевой античная тропа.

Треть века истекло, но звук остался прежним.
Средь греческих руин алеет алыча.
Остался тем же зов – невыдуманно-нежным,
легчайшим, как загар любимого плеча.







* * *



Круги, овалы, эллипсы и дуги
стрижи в полёте чертят неспроста.
Не зря их крылья – веерно-упруги,
не зря изящна вильчатость хвоста.
И если о моей любимой птице
меня ты спросишь, первенец-малыш,
мне не придётся, милый, усомниться
в единственном ответе: «Летний стриж!»

Вдоль каменных аркад сникают годы –
уклон, откос, измена на излом…
Но как неодолим инстинкт свободы –
чертёж стрижа в пространстве мировом!
И мы с тобой вдоль синих дуг летаем,
и прощены, и ввысь вознесены, –
соратники и острокрылым стаям,
и тонким дням июньской белизны...





* * *


Жалеет, жалит. Вновь не узнаёт,
враждебно-близоруко пяля зенки.
Жизнь движется - то два часа полёт,
то век ползком, сдирая в кровь коленки.

Забудешь ли? - Летучим стригуном
сигал ты через радуги, овраги
с разгона. Ну, и что теперь-потом?
Безрыбье долгой и дырявой саги...

Бесстыдно арифметика проста.
Сучком в глазу - крючки чистописанья.
Двукрылие соснового креста
жжёт скипидаром две ноздри заранье.

Поверишь ли? Спасает тот кураж -
в мажорном позвонке и под лопаткой -
с которым ты овражный свой пейзаж
опять вдыхаешь, как наркоз над ваткой.

Жалеет, жалит. Летний день губя,
за грош добыв, задаром отдавая,
играет жизнь в себя.
И чуть в тебя.
Красивая, размашисто живая!