Курево

Падчерица Денницы,  в крови кочующая,
В небытии днюющая и ночующая,
Издалека Никонов никотин чующая...

Мыкаются по  городу мыши мыслящие;  никогда не молятся,
только мылятся;  что,  мол, мытарства; мы-то мытые!
Над Пилатом, умывающим руки, мытари измываются.

Пилит Пилат  пилигримов,  пиликающих на молниях.
Фарисейский фарс:  окно в Европу, форточка фарцовщика.
Форт Фортуны:  магазин магический,  где магнитофон для
Марии Магдалины.

Что, Мария, Марево заманчивое! Маринует Марина мухоморы
замоскворецкие.  Был в Москве малиновый звон, - малина,
не житье в Москва, - обыскали малину, нашли росинку
маковую.

Магия мака –  маниакальный максимум, когда опиум для
народа – запретный плод, а для человечества нет ничего
запретного, кроме человечности.

Чертова челядь,  чей червь – чревобесие;  чары – чирьи,
чудо – чад. Чешутся челюсти. Чей черед чавкать?
Ча-ча-ча! Чей черед чуметь? Чур, не я!

Как упал ты с неба,  Денница,  сын Зари?  Дева Ева диву дается:
Куда Денница денется?  Прометей – не  промах, промышляет сотами Сатаны;
Змий - бывшая молния, супротив которой радуга.

Мировая драма – драка драконов из-за  драгоценности,  о коей сказано:
се Человек. Зверь дал нам огонь с небеси,
чтобы прикуривала дочь удачи, Денницей удочеренная.

Богу фимиам курит  Мать-земля,  жимолостью,  черемухой, цветом липовым;
где луг,  там луч,  плуг небесный: сохи-сполохи запахивают запахи.

Мусикия мускуса,  соло соли в море-хоре водорослей;  на песчаных  кручах  мело-дия медового благоухания – ивовая кора для трубки мира; сущее – воск; существо – воскурение, супротив которого курево.

От чулок  до  челок  прокуренные гурии Велиаровой курии
куролесят, антихриста курируя.

По будильнику в будни затягивалась натощак,  душе предпочитая душ; 
дым пускала в зеркало,  по последней моде одевалась дымом, и едва просвечивала плотская лжесвеча, пока не оставался к ночи лишь нагар наготы,  от которой
вздувалась жилистая сигара,  сигающая в крашеные губы, чтобы выкуривался дотла очередной образ человеческий.

Падчерица Денницы, в крови кочующая...

Блудная дочь Расеи в мировом пространстве рассеялась бы, когда бы  не моя кровь, океан окаянства, в который, однако, Никон не проник.

В небытии днюющая и ночующая...

Для кого небо, для нее небытие без дымовой завесы; дурман - исток истории.

Издалека Никонов никотин чующая...

Искушает меня папистской папироскою, от которой морщатся мощи в морге
модернистическом;  устрашает меня трубкой  петербургского трупа,
Россию в трубу пустившего, потешает сигаретой сироты Сирены, 
чей певчий пепел радеет распаду радиоактивному,  а я говорю:
"Яко исчезает дым, да исчезнут!" И мы с тобой в нашем скифском скиту,
пока скитаются  со  звездой волхвы некурящие.