осень была, а ты - без шапки

Осень была, а ты – без шапки. Ветер-мороз больно щипает уши, щёки, нос, пальцы, проказник. Когда бежишь – ещё сильнее, а потом всё немеет, а в груди сгусток тепла, хоть черпай оттуда и пускай огнешары. Но почему именно огне-? Нет, ни в коем разе, не такой стандарт, банальность. Это будут невидимые шары, наполненные теплом, книгами и пледом, а раскрываются они уже дома, зимой, когда на улице – буран, а дома так хорошо, особенно когда только с зимнего мороза. Но сейчас – не зима, а ты бежишь-бежишь, куда глаза глядят. Ты не понимаешь, почему все говорят, что бег полезен и от него теплее. Наоборот, ветер становится ещё сильнее, а кровь настолько быстро разгоняется, что уже не чувствуешь тела. Наверное, так можно взлететь, были бы крылья. Но их у тебя нет. И из отличительных особенностей всего ничего – шрам на переносице и родинка на голени. А так – обычный с виду, да плевать на эту обычность, плевать на всё. Ты всегда хотел быть каким-нибудь рыже-чёрно-зелёном безумным чудовищем, но только не находится в этом, по-своему идеальном, теле, отлично сложенном на первый взгляд. А как ты тщательно пытался его изуродовать худобой и бледностью! Ты ими очень теперь гордишься, смотри, чтобы ветер не унёс, но тебе так даже лучше, тебе идёт. Плевать, плевать, плевать. Сейчас есть только ты, ветер и бешеный стук сердца, которое ты так ненавидишь за то, что часто подводит. Вот и сейчас, бежишь всего ничего, а уже больно. Ты останавливаешься, хотя рукой подать до манящих крыш, до парка с озером, до одиночества, которого ты так желал. Просто останавливаешься и садишься на лавку, поднимаешь глаза к солнцу. Безумно хочется мороженого, чтобы потом неделю саднило горло, и хлюпать носом, но съесть его на морозе, пока не замёрзнут пальцы. День какой-то дурацкий, что ли, всё невпопад, всё понарошку, только здесь и сейчас – настолько всамделишные, что хочется протянуть руку и потрогать, убедиться, что всё есть. Ты смотришь на светлое, почти белое своей голубизной, небо и думаешь, думаешь, думаешь. Что сегодня произошло? А что вообще произошло?
Наверное, произошло то, что ты родился. Хотя какое это происшествие? Тебе это даже понравилось, рождаться, хорошо, что не каждый день это случается. Да и не помнишь ты этого момента, но почему-то радуешься ему, как ребёнок. А ты и есть большой ребёнок, такой мудрый и степенный, но всё же ребёнок. Тебе, наверное, так удобнее, и люди всерьёз не воспринимают. Правда, иногда это очень нервирует, ведь так хочется показать, что ты взрослый и уже всё сам можешь, а опекать не обязательно.. Ну и на это плевать, ты же справишься, тебе даже нравится. Столько хороших людей, да и не особо хороших, главное – разные судьбы, ты их, можно сказать, собираешь, коллекционируешь. И поэтому так любишь новые знакомства, хоть и стесняешься до жути, робко смотришь исподлобья, да улыбаешься хмуровато. Но стоит дать тебе открыть рот – так хоть уши затыкай, ну как так можно не знать ни конца, ни краю беседе? Притом рассказать можешь обо всём, как и поддержать любые темы, но больше всего любишь задавать вопросы «почему?» и слушать подробные ответы, истории, просто слушать. Музыку, голоса, звуки.. Но почему-то ты очень критичен к голосам, некоторые просто выводят тебя из себя, но если понравится – то от тебя не отвяжешься. Всё-таки иногда надо знать меру, а то ты правда бываешь слишком надоедливым, хоть все и чешут тебя за ушком, называя безумно милым чудом. А ты просто безумное, не чудо, а так, небольшая катастрофа. Но что же произошло?
Наверное, произошло то, что ты рос. Детство всё же чудная пора, уже сама по себе. Ах, это детство.. Родители, ты ведь помнишь, какими они тогда были? Ты всегда считал мать какой-то вредной и строгой, но всё равно любил её, до безумия. Она тебя часто наказывала словами, а ты сидел, дулся, хотелось сказать сразу много – а слова исчезали, был только протяжный вой «нуууу» и желание сделать наоборот, всем назло, но чтобы им было потом хорошо, чтобы они посмеялись и покачали головами. Тебе всегда казалось высшей мерой правильности – когда смеются и качают головами, а потом ничего, потом снова всё хорошо, всё по-прежнему, можно снова шалить и делать что хочешь. Но у тебя почему-то так не получалось, мать всегда срывалась на крик, а отец молчал где-нибудь в уголке. Да ты отца и совсем не помнишь – хоть он и француз, которым порочат многие достоинства и пылкость, но pap; был безумно тих, запирался в своём кабинете и читал-читал-читал. А ты любил так прокрасться к нему и смотреть на книги, брать их в руки, переворачивать страницы и поначалу не понимать ни буквы. Но когда тебя научили читать, ты перестал помнить, как это – брать книгу в руки и просто любоваться этими всякими непонятными закорючками, ты даже не помнишь, как эти буковки выглядят без понимания их сути. За это ты и не очень любил обучение – когда втирается на подсознательном уровне, когда нельзя ничего с собой поделать. Хоть читать теперь любишь до безумия, уходишь буквально в книжный запой, и это тебя зачастую выручало от уныния. Ну что может быть лучше сесть в укромный уголок с книгой, да обложиться конфетами, всё тогда так хорошо становится, а остальное – уже не важно, остальное пройдёт. Ты всегда жил моментом «здесь и сейчас», не задумываясь о будущем и изредка вспоминая прошлое, главное твоё оружие – импровизация. А ещё у тебя очень плохая память, наказать бы её, негодяйку. Помнит только избранные картины, да и то, со стороны, почти без ощущений чувств, а иногда ведь хочется взять и пережить это заново, ведь так чудесно это всё: и первый поход за грибами по дождю, когда солнце светит, а капли падают с неба, казалось бы, такая благодать, ты радуешься этим каплям; а ещё были нудные летние уроки французского, который ты возненавидел всей душой – ведь для тебя гораздо приятнее звуки немецкой речи, да и вообще тяга к Германии; а потом, потом была речка, когда ты первый раз тонул и – выжил, выкарабкался, спасли, ты буквально ел воздух ложками, такой чистый после мутной речки, дал себе зарок больше не плавать. И почему-то прилежно исполняешь его, хотя, с чего бы – ведь так иногда хочется нырнуть и плыть, плыть, плыть до конца, да и вообще поселиться в воде, выходя на берег только для экскурсии в интересные места. Ты не любил особые скопления народа, когда тебе к тому же надо действовать, что-то говорить, терялся до безобразия, огорчался, а всё потому, что ты в таких местах был один. Ты вообще не мог быть один, как ж так – ты и один. Нет, когда ты совсем-совсем один, например, в квартире, это очень терпимо, но когда вокруг много всего и сразу – это беспредел, сущее безобразие, покарать бы – да некого. Но ничего, и это ты выдержишь, и учёбу, и родителей, и детство ещё вернёшь. Но что же произошло?
Наверное, произошло то, что ты вырос. Не особо конечно, но попытался, ты очень-очень старался вырасти, как это бывает с маленькими детьми. Оттуда, снизу, всегда кажется, что взрослым быть круто, что это так хорошо – раз и вырасти, и ничего прятать не надо, и никаких проблем, и даже варенье с самой высокой полки доставать удобно, и никто тебе ничего не скажет. А на самом деле.. на самом деле всё возможно и так, но как-то уже не обращаешь внимания, хотя варенье с полки доставать действительно стало намного удобнее. Ты жутко похудел, тебе чтобы насытиться стало требоваться ещё меньше, хотя первое время огорчал этим всех, а тебе оно и надо. Ты успел перечитать много книг, но оставалось сколько – не счесть. Ты познакомился, казалось, с очень большим количеством народа, окружил себя такими хорошими людьми, весёлыми, - а всё мало, тебе ещё подавай, да побольше. А уж истории ты как полюбил сочинять самостоятельно, то и дело носишь с собой блокнот и ручку, хотя зачастую пишешь на салфетках, оставляя потом на столе. А вдруг кому понравятся эти милые сказки? Вдруг? А это уже будет очень хорошо, вызвать у кого-нибудь улыбку, самую настоящую – это для тебя лакомый кусочек. А ещё были бессонные ночи, влюблённости во всех подряд и милые-милые песни, от которых бросает в дрожь. Да много всего случилось, вот ты поступил в институт, хоть и жил ещё со своими родителями, милыми и уже старенькими, ты обещал им всегда помогать, помнишь? А ещё ты, наконец, стал смотреть на мир чисто, просто и добро, тебе понравился свой греческий нос и глаза, вобравшие в себя все возможные цвета сразу – серо-сине-зелёные с коричневой крапинкой. Улыбался всем встречным, слушал, гулял, говорил – и бесконечно жил, радуясь этому. Но что же произошло?
Наверное, произошло то, что ты стал совсем взрослым, самостоятельным и деловым, но это в кавычках. У тебя теперь есть куча своего собственного времени, и – о боги – даже взрослая работа, за которую платят настоящие, взрослые деньги. Кажется, тебе удалось всех перехитрить, правда, ты почему-то совсем отказался притворяться, чтобы жить с душой нараспашку, чтобы все видели, что ты – ещё ребёнок. Но нет, они до такой степени поверили мимолётному притворству, что считают тебя очень взрослым, даже переглядываются удивлённо, когда совсем по-ребячьи, по-детски себя ведёшь. А это же неправильно, но тебе оно и надо, тебе оно очень нравится. А ещё ты нашёл в себе литературный талант и устроился даже в газету, писать всякие статьи и рассказы, развлекать люд. А что же, очень замечательно, когда человек прочитает какую-нибудь сухую, неправильную, злобную заметку, перевернёт страницу и тут раз – что-то очень тёплое и приятное, так, что уверяешься: всё будет хорошо, и никуда мы от него, от этого «хорошо», не сбежим. Все неприятности – это потом, это совсем не для тебя, ты из тех, которые их практически и не видят, а как обнаружат – радуются такому разнообразию. Ещё ты переводишь хорошие книги с французского и немецкого языков, ты ведь осуществил свою мечту – вполне сносно выучил языки, теперь можешь говорить хоть где, наверняка кто-нибудь, да поймёт. И ты ведёшь себя очень хорошо, даже не игнорируешь комендантский час. По-прежнему любишь читать, слушать музыку и закутываться в плед. Всё вроде бы очень хорошо. Но что же произошло?
А просто произошла очередная весна. И совсем скоро можно будет скинуть с себя все эти куртки, да гулять, есть мороженое и не думать о простуде; слушать птиц и читать особые, летние книги, смотреть фильмы, да, и, конечно же, много-много знакомится, быть милым ребёнком. Ведь весна же?