не беда

 Когда мне было двадцать, мои родители решили развестись. Младшему брату было всего десять, и он, как мне казалось, совсем не замечал происходящего. Он все время где-то гулял, ему купили собаку, он часто оставался ночевать у меня.
Когда мне было двадцать, я могла позволить себе жить отдельно, самостоятельно оплачивать счета и не переживать о родительском контроле. Вообще в тот момент своей жизни я не переживала ни о чем. Работа и учеба, вот что меня волновало. В Лондоне было легко найти работу, легко жить в свое удовольствие.
 Когда я узнала, что родители разводятся, было поздно что-то делать, советовать, пытаться наладить нашу жизнь. Меня это коснуться не должно было. Как думали родители. За Тима они переживали больше. Но как я уже сказала, ему было все равно. А вот я…
 Я видела как рушиться счастливый союз, идеальная семья. Папа никогда не позволял себе быть грубым, мама была прекрасна и воспитана. Музыка с самого детства, литература, искусство, театр. Папа работал литературным критиком в одном крупном издании. Сначала в Чехии, потом в Лондоне. Мне казалось, что они будут вечны… но о вечности в другой раз.
 Я тогда прилетела в Лондон после бабушкиного дня рождения. Ссоры, обиды, крики, выяснение отношений. Все это было неким механизмом, который влиял на покой изнутри. Я ушла с головой в работу, картины, выставки, учебу.
 Мама позвонила посредине дня. Спокойным голосом попросила приехать домой. Я приехала почти сразу. Папы дома не было, Тим был в школе.
 Мама  сразу с порога сказала, что они с папой решили развестись. Что им так будет лучше. Что это не означает, что папа нас бросает. Ну и прочую чушь, которую обычно говорят в таких ситуациях. Для меня развод родителей казался в принципе не реальным. Реальней было представить, что кто-то из них погибнет, нежели развод. Мама попросила забрать Тима на некоторое время к себе. Я не могла отказать.
 На вопрос «почему» мама ответила: Расти был слишком активен в своей позиции, Энн не хотела решить этот давний спор, твой папа не принял ни меня не тебя, а Марёк не принял ложь.
 Пока я ждала Тима, папа пришел домой. Или как это теперь называется. В квартиру, где мы жили большой и счастливой семьей. В квартиру, где я называла Тима «ботончик», где мама улыбалась, а папа читал нам сказки наизусть. Я не знала, как называется это место. Но теперь, когда папа переступил порог этого места, «домом» назвать его нельзя было. Так, временное убежище. Квартиру было решено продать. Мама должна была на время переехать ко мне, если они не сразу найдут подходящий вариант. Папа о своих планах не рассказывал.
Когда он зашел в квартиру, он даже не посмотрел в мою сторону. Единственное, что он спросил: где мой сын?
 Обидно, до слез больно, признавать, что ты никто для этого человека.
Когда я сидела на кухне своей съемной квартиры, а Тим спал в комнате, я думала… «как давно это началось?»
 Неужели все случилось после бабушкиного дня рождения?! Бабушка… Энн… Анна… бабушка. Кто бы, что мне не говорил, она моя бабушка. Родной, близкий, любимый человек…
 А папа изменился по отношению ко мне давно. Когда мне было десять, он был еще моим! А потом… потом этот человек замечал меня только для дела. Я понимаю, теперь до меня это доходит все более основательно, он давно знал или догадывался о мамином прошлом.
 Однажды, в Лондоне, я заболела, и мне потребовалось переливание крови. Кровь у меня не совпала ни с кем из родителей. Тогда папа насторожился. Но я этого не помню, мама рассказывала эту историю как подвиг врачей, как семейную легенду.
 Папа… Марёк Ковальский. Его отец был поляк, мама родом из Чехии. В крови есть и румыне, и турки, и русские. Кого только тут нет. Писатель, литературный критик, преподаватель словесности, зарубежной литературы. Папа любит театр, конный спорт. Папа любит Тима. Теперь это не мой папа.
 Как-то я приехала на старую квартиру, забрать вещи, которые мама сложила в коробки. Марёк, тогда еще папа, было дома. Я поздоровалась, спросила как у него дела…
- Нормально. Где Тим?
- В школе. У меня… - не успела я договорить.
- Ясно.
- Пап…
 В этот момент он начал кому-то звонить, и я поняла, что папы больше у меня нет. Слезы? Нет… слез не было. Не было даже жалоб, лишних вопросов… не было ничего женского. Холодная мужская обида. Вывод. Галочка. Никогда больше я не обращалась к нему. Даже не здоровалась. Соблюдала нейтралитет на праздниках Тима и не больше.
 Так вот, началось это все многим раньше. Мама много работала, почти все время проводила в танцклассе или на репетициях. Я помню, однажды, папа уехал в командировку. Оттуда он приехал спустя месяц. А потом они долго что-то выясняли на кухне. Я слышала только «она лучше», «у нее есть сердце», «она думает обо мне», «мне с ней хорошо» и «а как же мы», «почему ты так жесток», «как теперь жить»…
 Эти фразы потом всплывут, но позже… многим позже. Тогда, в прошлом, мне это казалось неважным. Это взрослые разговоры. Мне до них не было дела. Куда важнее было то, что я могла в тот вечер смотреть мультики всю ночь. Теперь тоже самое может делать Тим. Он не до конца еще понял, что происходит. 
 На самом деле очень сложно вот так сдержано писать о крахе семьи, об отстранении отца, о новых правилах жизни…
 Позже, я узнала… но об этом позже. Теперь у нас началась новая жизнь, разочарование в семье, в самой себе, необходимость быть сильной, поддержать маму.