Кануны апреля 1910-го года

1.
И придёт мой приближенный сон
– Здравствуй! Viva Prima Aprilis!
…И прибрал их в хозяйство Харон:
дни, что вяло-тоскливо будились.

Облаков легчайших перо
солнца лик обновлённый не застит.
И оттаяло, и оплыло
за окном и в душе ненастье.

Снова глянут тебе в лицо
обновления юные листья –
зеленоклювых птенцов
непреложной, житейской истиной

нужный всем на земле легион:
доли яви и тайного смысла.
Распахните грозе небосклон!..
Сдвиньте радуги коромысло!..


2.   
К портрету Н.И. Забелы-Врубель на фоне берёзок

…Роза алая, роза чайная
помнят нежность пальцев твоих.
Я придал их тебе не случайно –
как молитвенный стих…

И берёзки – щитом, не фоном,
не оставят один на один…
Неуступчиво, исступлённо:
– Надя, Наденька, о, Nadine!

Мы с тобой… О, прозрачность кожи,
наша тонкая береста…
Только свыклись – глядишь, и прожито
всё, отмерянное сполна…

Что ни год ведь листву теряем,
к холодам обретя.. голизну.
Ноябрём-бирюком ли, застенчивым маем
не оставим тебя одну…

Оглянись, улыбнись! Пусть теснятся минуты,
наполняя жизни часы,
оставляя лишь отзвук смутный
жгучих слов, да речей воды…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Пеленою валёра легчайшие ткани
на упругости жёстких холстин
сохранит ли моё суть земное преданье –
Надю, Наденьку, ах, Nadine?


3. 

…Всё на грани дробится, колется,
уплотняя секунды в часы.
По глазурным щекам майолик
кракелюр незаживные швы…

Тускло, снегом хрустальная сфера,
не пробиться лучу изнутри.
Знать и впрямь отпускается мера
благодати и нищеты…

…Неповторного – унции, граммы.
Что ни час – кнутовища следы
скакуну с парфенонского храма
алебастровой белизны.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Слишком быстро летел? Слишком смело глядел?
Зная только задел, забывая предел?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
…Золотую пыль на подошвах
по ристалищам разнесли…
А гранильщик? Устал… А затем и отослан
подносить реквизита кули…

Позабыты караты, как мера?
Только слитки штампует пресс?
Вопрошавший: «Что есть?..» разуверен
в покровительстве тайном небес?

Всё дробится… И скол разноцветного
серым шифером в серой пыли.
Вот и эхо полей безответно,
потеряв… притяженье земли.


4.

И выйдет платить по счетам:
бакалейщику, мяснику,
ювелиру за дутого хлам;
за раздутую напрочь щеку
(плоть моя ты - знаком беды;
тот, Асклепий, брал за труды?).

Ветру ближнему: в темень окна
тонкой веткой тихо стучал,
пустоту восполняя сполна.
(Одиночества постный оскал
тушевался, теряя спесь –
доживать мне, несчастному, днесь?)

Музе… Тени людской – на миру,
замарашке будничных дней,
сироте на самом юру,
королеве и свите при ней,
вскрывшей жестом житьё-бытьё
(если внял наставленьям её…).

И от зорьки – радение птиц
неуёмным мельканьем стрижей.
И зачислен в ряды небылиц
весь венок меркантильных идей…
(Улыбается ушлый вор:
он сегодня грешить не скор.)

Но оставила тающий цвет.
Свита молча следом ушла.
(Кошелька исполняя завет
бесталанных густеет толпа,
не тая возмущенья накал:
– А мои три кровных?.. Нахал!)


5.

Вернисаж, господа! Вереницей
бесконечной тщедушные тени:
что они, эти райские кущи,
коль в оправе фортиссимо-пений?

Парадного пандуса тело –
ворс носогрейный!? Нет уж…
Глазниц угластые рамы
являют вялую ретушь…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
…Саввочка* встретит? Где уж,
беспамятны души вне тела;
его же, для жертвы рождённая,
памятью преуспела?

Взглядом невинной прозрачности
вышел он миру навстречу.
А жизнь: – Непростительно мало,
делиться-одаривать – нечем…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
…Всё порознь: оправы, жемчужины…
хватают убогие рьяно…
только осколки хрустального
шлёт достославный Мурано**,

сыплется ржавчиной патина
со штор вековых кондотьера…
…последние судорги вёсел,
форштевнем по гальке галера…

Распрямитесь, невольничьи плечи,
души свободны – вне тела!..
Где не управились сами –
судьба за вас преуспела…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
…Всё, всё, оставьте: покорен!..
Всё, телом стандартным не выстоял
в работе, не разгибаясь,
для этой сомнительной выставки…



* Сын М.А.Врубеля, умерший в возрасте 2-х лет.
** Остров венецианской лагуны, производство
знаменитого венецианского стекла.



Иллюстрация: Врубель М.А. Портрет Н.И. Забелы-Врубель на фоне березок. 1904.
Бумага, акварель, пастель, мел, гуашь, черный карандаш, графитный карандаш.
Государственный Русский Музей, Санкт-Петербург, Россия.