Попытка автобиографии

               «Что можно рассказать о себе, если ничего ещё не известно, ибо рождение всегда впереди?»

***

Так получилось.
Явно что-то когда-то произошло, но с какой целью и кому всё это было нужно, объяснить внятно пока что не получается.
То есть, известно только одно - нечто всё ещё существует и пытается самоопределиться якобы путём осознания с помощью слов и их комбинирования.
Количество перестановок слов бесконечно, поэтому существование очень похоже на насыщенный раствор.

Фактического материала совсем немного.
После какого-то чахло-дождливого, скучного до зевоты, и потому, конечно же, бесконечно счастливого, то есть защищённого абсолютно от всего детства,
началась чрезвычайно переполненная неожиданными открытиями юность, сразу же перешедшая в затяжную старость.
Законы равновесия и компенсации оказались лёгкими и понятными, как будто их придумал сам.
Воспоминания о детстве сохранились только радостные: как будто родители привели тебя однажды в комнату ожидания у зубного врача, и там забыли.
Зато размышления о смерти приходят всегда сами по себе, прямо как женщины.
Видимо, поэтому их очень много.
А смерть, как ни крути, не наступит никогда, поэтому трудно сказать что-либо определённое про всю оставшуюся жизнь.

Сколько помню себя, всё всегда происходило и происходит как-то автоматически, само по себе и мимо, без вмешательства внешних факторов,
представленных обычно беспокойством о здоровье, о хлебе, называемом почему-то «насущным», заботами о прибавлении себе росту хотя бы на волос
и прочими кратковременными глупостями: стремлениями занять «положение в обществе», построением карьеры, амбициями, всеобщим признанием и усердным
накоплением средств ради положения в позолоченный гроб и пышных поминок.

Совершенно пустое вакуумное пространство, больше известное как «жизненное», кроме игры в слова заполняется ещё и игрой в звуки, что неминуемо
раздражает слух окружающих, и потому они именуют эти занятия «музыкой» и безжалостно мучают собственных же детей, уговаривая их стать
учениками и будущими музыкантами.
Так же есть ещё одна игра – в краски.
Краски надолго засыхают на льняных тряпках или на других основах, что впоследствии приводит публику в смятение, и она покупает всё это,
называя «картинами», уносит и благополучно закрывает дыры на обоях в своих апартаментах или перепродаёт другой публике, делая бизнес на
чьей-то нездоровой любви к прекрасному.
Новые покупатели, впрочем, также закрывают картинами пустое пространство стен. Говорят, что так красивее становится или даже уютнее спать.
Я… не уверен, что это так и тем более - прекрасно, но и отказывать людям в желании расставаться с деньгами тоже вроде бы как неудобно.
Что касается игрищ в слова, то об этой ерунде сказать что-либо умное категорически не получается, ибо в слова играют все поголовно, а самые
настырные усиленно нарушают экологический баланс в природе, умножая ради амбиций тонны целлюлозно-бумажной продукции – попросту макулатуры.

Есть ещё несколько возможностей «убивать время» с серьёзным выражением на физиономии.
Это глубокомысленная метафора про «убиение» мне очень нравится, видимо, потому, что позволяет чувствовать и проявлять хоть какую-то агрессивность.
Наибольшая степень гнева и агрессии достигается во время частых пребываний в одиночестве на солнечном пляже, в горах или в лесу.
Скорее всего, степень концентрации желания «убить время раз и навсегда» велика настолько, что время от страха исчезает само, даже как понятие.
И остаётся сплошная свобода, которую деть совершенно некуда.

Больше, пожалуй, придумать о себе ничего не смогу – фантазией не обладаю, врать не умею.
Местожительства нет, ибо родина – везде.
О женщинах вроде бы рассказал уже.
Дети выросли сами, и, конечно же, счастливы.


*

30 августа 2010

***