У Владимира Конькова

По страницам, по станицам
кони, люди, казаки...
Узнаю я их по лицам
и по мордам от тоски
улыбающимся где-то
на краю иной земли,
где гнедые у Поэта
нас по полю понесли
не аллюром, а галопом –
ветер плёткою в лицо
хлещет, и повсюду топот.
Рвётся он, попав в кольцо
орифмованного чувства
из казацкого седла
вышибает и несутся,
под копытами Земля
и поэзия нагайки,
и звенящий арбалет,
и, скажу вам без утайки,
он - казак, но он – Поэт

с широтою взора в поле
состояния Души.
Ты, казак по Божьей воле,
но нагайкой не спеши
бить по строчкам своеволья,
пыль, вздымая до небес
пересыпанную болью,
возбуждая интерес
к атаманству на просторах,
но, гарцуя, поспеши
уточнить в вине позоры,
и разнузданность Души
придержи арканом доли –
быть на взлёте торжества
не желай себе неволи
и, конечно, плутовства.
Но коня пришпорив, рьяно
ты несёшься на Парнас,
бередя былые раны.
Правду, написав про нас
остаётся сам собою
с нежной саблей на боку.
Подхорунжий с головою
угодил, видать, в тоску.