Неисповедимы пути твои...

Я познакомился с девушкой.
 
Кто-то, возможно, скажет: подумаешь, эка невидаль, познакомился с девушкой! Да каждый день кто-то с кем-то знакомится, и что, каждый раз в колокола бить?
Кто-то – не знаю, но для меня это было событие. Во-первых, мне было восемнадцать лет. Во-вторых, она была... она была прекрасна!  Тоненькая, с гривой чёрной блестящих волос, с большими широко открытыми глазами оленёнка Бэмби, с грузинским именем Лали. В-третьих… в-четвёртых… в-пятых – не будьте занудами, мне ведь было восемнадцать лет! И было это летом 1963 года, в Москве, в театре сада "Эрмитаж" на концерте знаменитого тогда танцора Махмуда Эсамбаева. И это была не случайность: я учился в институте, работал в типографии, получал зарплату в 120 рублей и мог себе позволить высококультурный отдых. И не ухмыляйтесь, господа: я был на концерте феноменальной перуанской певицы Имы Сумак, на выступлении знаменитой нью-йоркской баскетбольной шоу-команды "Гарлем Глобтроттерс", слушал пение американского дуэта сестёр Берри, видел, как танцевала в кремлёвском Дворце Съездов Галина Уланова,  бывал не раз на спектаклях Аркадия Райкина и пересмотрел весь репертуар театра МХАТ сезона 1963-64 года. Вот так!
А с Лали я познакомился в "Эрмитаже", в антракте. Я стоял в очереди в буфет, взял бокал шампанского (ледяного!), два бутерброда с белой рыбой и уже расплачивался,  когда подошедшая девушка попросила  взять ей стакан воды. А мне уже дали сдачу! Но я не растерялся и предложил ей шампанское, сказав, что мне будет очень приятно, если она выпьет его. А она сказала, что ей будет приятно, если мне будет приятно. И мы хорошо посмеялись. И один бутерброд она тоже съела.
И я её проводид до метро, а на субботу мы назначили свидание. Как положено, в 6 часов вечера у памятника Пушкину.

В субботу, без двадцати минут шесть,  я уже был на Пушке, возле памятника, в белой рубашке с галстуком и с гвоздикой в руках. Я понимал, что ждать придётся, но больно уж ноги меня несли. А день был по-настоящему летним, солнце пекло, от асфальта несло жаром, а фонтаны не работали почему-то.
Рот у меня стал пересыхать, и я поспешил к тележке с газированной водой. Кто-нибудь из вас помнит это чудо техники? Тележка на двух мотоколёсах, синий баллон с газом, два перевёрнутых стеклянных конуса с сиропом, полосатый матерчатый тент и тётенька в белом фартуке и наколке на голове. И три копейки всего за стакан с сиропом!
Лали, как и положено приличной девушке, задержалась минут на пятнадцать, так что до её прихода успел я трижды подойти к тележке и потратить аж девять копеек.
Когда девушка пришла и смущённо рассказала что-то про трамвай, ей было выражено сочувствие, вручена гвоздика, и мы пошли не спеша по Тверскому бульвару под липами, полные мечтаний.
Но.

Мечты влекут нас, мы мечтами пьяны.
Мечты – несбыточны! Иначе это планы…

В мечты наши вторглась суровая проза жизни. Неожиданно я почувствовал… ну, сами понимаете,  что. Но почувствовал о-очень глубоко. А я был к этому не готов морально.  Хотя ситуация требовала срочного разрешения. И я начал, схватившись за голову, бессвязно говорить, извиняясь, что совсем забыл, что мне очень надо, просто жизненно необходимо, заскочить к сокурснику, тут рядом совсем, на пять, нет, даже на две минуты, но срочно, и прошу подождать меня…
Перемахнул через ограду, перебежал проезжую часть и нырнул в ближайший двор. А там - бабушки на лавочке, глядящие внимательно и с подозрением. Во втором дворе пан Козлевич,  голый по пояс, ремонтировал то ли "Москвич", то ли "Антилопу-Гну". В третьем… Лишь в пятом или шестом дворе нашёлся какой-то ремонтируемый объект, обнесённый забором, строительный вагончик, и щель между ним и забором, где и решена была проблема, вставшая уже в полный рост. Вдобавок, была до крови оцарапана гвоздём шея и испачкана рубашка на плече. Жизнь покачнулась. А когда я не нашёл под липами Лали, жизнь рухнула окончательно и бесповоротно…

Конечно, в конце концов, жизнь встала на ноги. И нельзя сказать, что она не удалась совсем: всё же, трое не столь уж плохих детей и семеро вполне приличных (пока)  внуков – это что-то. Но мучает любопытство: а как оно всё могло быть, а?  Как?