На года мне это всё

В тот год брак не смог защитить меня от любви. Так пляжный зонтик не в силах защитить от солнца – темно, а всё равно жарко и печёт подошвы.

Я заметался в беспамятстве между домами.

«Институт брака не оправдал себя с точки зрения эволюции вида Гомо Сапиенс» – прочёл я в новой революционной книге эволюционного биолога, выписал эту фразу в свой блокнот, и уставился на неё.

«На года мне это всё!», – решил я, и бежал. Бежал от жены-детей и ото всего, что тянуло.

На дворе стоял то ли холодный апрель, то ли тёплый ноябрь. Текли то ли ручьи, то ли дождевые потоки.

Я встретил Алёну, и заметался в беспамятстве между верой, надеждой и любовью.

Это ничего не дало. Не помогали даже стихи, и я стал их сочинять.

Неожиданно, как всегда в этой стране, пошёл снег.

Я принял участие в зимнем литературном конкурсе «Зимушка-зима».

Это ничего не дало.

Алёна плакала, вера и любовь молча смотрели на меня, упрекая в беспамятстве.

Бежать было некуда, и я бежал обратно.

Алёна вышла замуж, а остальные и не собирались разводиться.

Я прекратил сочинять и прочёл полные собрания сочинений нескольких американских и английских писателей в переводе. Мне нужна была совсем чужая жизнь, непохожая на нашу.

Стало немного легче, но в ПСС были биографии авторов.

Оказалось всё то же самое.

Инопланетной прозы не существует – там нет жизни.

«На года мне это всё!» – решил я, и стал читать учебник по квантовой физике. Меня привлекла фамилия автора – Иродов.

Вот настоящий пример чужой жизни!

В изгнании судьба свела меня с Юркой.

Юрка не изменяет жёнам: ни первой, ни второй, чем отличается от всех нас, и любит своих детей, чем похож.

Юрка спасается футболом.

На первом месте у него мадридский «Реал», на втором – «Динамо», Киев, на третьем – «Шахтёр».

Юрка знает, сколько голов забил Луиш Фигу за «Барселону».

Юрка креационист, а в поэзии он предпочитает Пушкина.

«Белеет парус одинокий – это стих о том, как белеет парус одинокий», – считает Юрка, и он по-своему прав.

Чтобы сбить Юрку с толку я прочёл ему наизусть раннего Пастернака: «Ты спросишь, кто велит, чтоб август был велик, кому ничто не мелко, кто погружён в отделку кленового листа, и с дней Екклесиаста не покидал поста за тёской алебастра…».

Юрка сказал, что не смог бы дочитать это в книжке даже до середины, и уважительно посмотрел на меня.

«На года мне это всё!» – решил я, и стал писать этот текст.