глава 5. Что такое психотерапия?

                Что  такое  психотерапия?

      
   Психотерапия - наука едва ли не самая древняя. Люди болели всегда и  всегда находились  умеющие  лечить.

   Ещё до эпохи научной медицины  различные болезни  лечили и, видимо, с немалым успехом шаманы, колдуны, жрецы  заговорами, специальными, порой, сложными ритуалами. Видимо, сакральные слова и таинственные действия этих лекарей обладали мощным воздействием на организм пациентов. Несомненно,  это  оказывало на них сильнейшее психологическое воздействие, включавшее в  себя  элементы гипноза и медитации.

    Этими методами пользуется и современная медицина. Однако древние (да, порой, и современные) целители действовали на верящих им больных, опираясь на помощь Высших  сил и невидимых могущественных Духов.  Современные же врачи лишены этих возможностей и опираются лишь на знание психологии пациентов о существовании функциональных заболеваний и на знание того, что всем людям свойственны, как и древним, внушаемость и самовнушаемость, а обычно и просто ошибочные представления (или просто незнание) сути своей болезни. В таких случаях для исцеления бывает достаточно простого, а иногда и сложного, объяснения, - так называемой, «рациональной психотерапии».

   Вот пример  лечебного действия такой «просветительной» психотерапии,  не требующей ни длительной беседы, ни продолжительной серии сеансов.
(Напомню, что я  врач – психотерапевт, именно врач, «испорченный»  естественнонаучным образованием и не верящий ни в действия Высших Сил, ни в какую мистику).

   На приём ко мне пришёл интеллигентный мужчина лет 50 с жалобами на постоянные боли в области сердца, которые возникли у него 10-го сентября прошлого года. Естественно, он многократно и тщательно обследовался, но никакой патологии сердца специалисты не обнаружили. Соответствующие лекарства никак на эти боли не действовали.
   Меня удивило, что он так точно помнит  дату своего заболевания, и я спросил: «А что случилось в этот день?» “ Это был день свадьбы моего сына c женщиной, по-моему, недостойной  его  («как бы это деликатней выразиться, типа Манон Леско»),   и я боялся, что брак будет неудачным. У меня за сына, за его судьбу сердце болело”.
   Я как психотерапевт знаю, что некоторые психосоматические заболевания имеют, так сказать,  символический  характер и  психологические травмы порой переводят на язык тела.
   Объяснив ему  это,  я  проделал  психотерапевтические пассы, которые  также могут иметь  символический  характер. В тот же момент боли в сердце, мучавшие и тревожившие его весь год, исчезли, и далее, пока я его наблюдал, не возникали.

 
    А вот другой случай, который не потребовал долгой беседы с  пациентом.
   Однажды ко мне на приём притащили (буквально - приволокли) родители своего сына лет 16-17  с параличом обеих ног. Он передвигался, опираясь на плечи папы и мамы, а ноги вяло тянулись за ним по полу.

   Увидев эту картину, я недоумевал, зачем они его ко мне привели. Паралич обеих ног – это бывает при поражении спинного мозга. Чем я могу здесь помочь?

   Оказалось, что юноша постепенно  перестал ходить месяцев 7 – 8 назад. За это время его осматривало  несколько хороших невропатологов, он даже лежал и обследовался в очень  авторитетной и  даже  знаменитой  клинике нервных болезней, и там тоже  не обнаружили никаких повреждений в спинном мозгу.

  Когда  родители тащили его в мой кабинет, я обратил внимание на то, что ноги молодого человека плелись за ним как-то «слишком паралично»,  что-то в этом было как бы чересчур «театрально». Я вспомнил, что  уже видел подобные картины. Родителей я оставил за дверью кабинета, а с парнем мы уселись друг перед другом, и я в лоб  спросил :  - «С какого возраста  ты занимаешься онанизмом?»
- Уже года три, -  смущённо ответил он.
-  И что ты об этом думаешь?
-  Ну,  я знаю, что это вредно, от этого бывает спинная сухотка с параличом ног, -  ответил он.
     Я знал, что среди населения существует такой предрассудок. И часто родители и окружающие, может быть, веря в это сами,  пугают своих детей, пытаясь уберечь их от этого, якобы, «порока» (на самом деле, безобидного и в период полового созревания как бы естественного способа реализации сексуальных потребностей). Я объяснил ему всё это.

     От меня он уходил, уже  не держась за родителей, на своих ногах, чуть  нетвёрдой походкой (за время «болезни», видимо, ослабли мышцы и связки  суставов  ног, а может быть,  он  разучился ходить нормально).Через пару дней мне позвонила мать пациента и сказала, что сын катается на роликовых коньках.
    Может быть, похожие случаи лежат в основе древних текстов и рассказов о чудотворцах, которые поднимали с постелей «расслабленных» (парализованных), отверзали уста немым или исцеляли бездействующую руку. Речь здесь, несомненно, шла либо о самовнушенной патологии, либо о своеобразных иных неврозах.


   Вот сходный с предыдущим, для пациента драматичный, а для меня интересный невроз.

   Лечил я одного научного сотрудника (назовём его Сергеем) какого-то института. У него перед самой защитой диссертации (перед которой он, естественно, волновался) вдруг случился паралич обеих рук и отказала речь. Врачи  Института нейрохирургии, куда его положили, недоумевали, потому что, если отказывает речь, значит патология, возможно, кровоизлияние или тромбоз сосудов произошел в левом полушарии, и должен быть правосторонний паралич  (томографии тогда ещё не было, и можно было проводить исследование лишь с введением  в артерию контрастного вещества, что являлось рискованной процедурой, которой  Сергей очень боялся).  Но когда за ним приехала каталка, чтобы везти  в операционную (или в рентгеновский кабинет), у него вдруг задвигались руки и ноги, и он начал говорить.

   Диссертацию он защитил, но далее с ним стали происходить не менее  странные вещи. Он работал в каком-то секретном институте, и у него сложились напряженные отношения с  секретарём парторганизации, и директор института, суровый мужик, бывший сотрудник  СМЕРША, назначил ему день для дачи объяснений.

   В  этот день в 6 часов утра Сергей почувствовал, что он не может  встать – парализованы руки и ноги и нет речи.   Так продолжалось до 16 часов, когда в его институте заканчивался рабочий день. Ровно в 16 часов Сергей встаёт, делает все туалетные дела и чувствует себя вполне здоровым. Такие вещи продолжались 2 месяца 29 дней -  всё это время он был на больничном листе – максимальный срок пребывания . Далее следовал перевод на инвалидность.  И вот в этот самый последний день мой пациент встаёт в 6 утра и отправляется на работу в свой институт.

   Да, тяжелейший невроз. Я узнал всю эту историю от него самого, когда он уже вышел из описанного состояния. В последующем  я лечил его, чтобы такие состояния больше не повторялись. Лечение заключалось и в гипнозе, и в обучении пациента саморегуляции методом медитации. Я научаю человека вкладывать в свою психику, а именно ,в подсознание, нужные ему состояния, как вкладывают  программы в компьютер.

   Один мой пациент  В.  двадцать лет проработал в каком-то военном, видимо, очень престижном институте старшим научным сотрудником.  Под его руководством несколько научных сотрудников защитили кандидатские диссертации, один из них, ещё молодой человек, даже докторскую, и его назначили директором института.

   Мой пациент рассчитывал на повышение в должности, по крайне мере, на заведование лабораторией или даже отделом. Ему казалось,  что по своей квалификации, опыту,  успехам  и стажу работы он может надеяться на такое повышение. Однако этого не произошло. Повышали в должности других людей, а мой пациент как бы выпал из внимания своего бывшего сотрудника и   нынешнего директора.
   В.  продолжал работать в  прежней должности, но испытывал обиду на своего бывшего ученика и даже приятеля. Он заметил, что когда  ехал на работу на  машине, у него возникали боли в сердце.  Обследовался у врачей,  но никакой патологии в сердце  обнаружено не было. Не возникало болей и  во время физических нагрузок, например, когда  ходил или бегал на лыжах.
   Я проводил с ним сеансы- медитации, во время которых побуждал его представлять себе,  что он едет или идёт пешком на работу, и при  таких представлениях он ощущал боли в сердце (хотя и не такие сильные).
   И  тут, изменив своей манере не давать никаких советов, я императивно посоветовал ему откровенно, начистоту поговорить со своим директором, высказав свои обиды и заодно указав ему на промахи и ошибочные решения в его работе, которые он замечал.
   Мой пациент сначала отказался от моего  предложения, и я для перестраховки посоветовал ему предварительно  пососать валидол и принять  успокаивающие таблетки.
   И он явился к директору, и высказал всё, что у него было на  уме и в душе….  И директор не разозлился, а, напротив, признался  и «покаялся», что упустил из внимания В. Разговор кончился тепло и даже дружески, а у моего пациента исчезли боли в сердце.


   Но  бывают  случаи,  когда  обстоятельная  беседа,  без   медитаций  и  гипноза  может  помочь  человеку самому направить  жизнь  по  тому  пути,  когда  приходят  в согласие  сознание  с  подсознанием   и  наступает  порядок в душе,  а это  способствует  успехам  в  жизни.

       Моя беседа  с  пациентом    Е.  продолжалась более 2-х часов.  Я,  как обычно, начал  с вопроса:  «Какие  у  Вас  проблемы?»  (Такой  вопрос  определяет  парадигму  дальнейшей беседы). Остальное  время  я,  в  основном,  молчал,  лишь  иногда  задавал  уточняющие  (на самом  деле, направляющие) ход  беседы  вопросы.

  Он  рассказал,  что  больше всего  ему  мешает  в  дальнейших  успехах  на работе  неуверенность  в  правильности  своих  решений  и  в нерешительности   отстаивания  их  перед  руководством.  Эта  склонность  к  сомнениям  и  заниженная  самооценка были  свойственны  ему  всегда,  но  усилились  и  укрепились  с  тех  пор,  как  он  из  провинциальной  Казани  приехал  поступать  в  Московский  университет,  причём,  не менее, как  на  самый  престижный  физико-математический факультет,  куда  конкурс  был  10-15  человек  на  место.   Он поступил,  обойдя  очень  многих и  хорошо  подготовленных  конкурентов.  На  1-м  курсе   познакомился  и  подружился  со  столичными,  «блестящими»,  на его  взгляд,  «коренными  москвичами».  По сравнению   с  ними  он,  провинциальный  юноша,  чувствовал  свою  « несветскость»  и  неполноценность.  Такой   у  него  был  характер.  Всё же  он  прижился  в  этом  окружении  и  блестяще,  с  отличием  окончил  университет.

   Ему  повезло – устроился  в  солидную  фирму,  где  вначале  встретился  с  недоверчиво – выжидательным  отношением  руководства:  «Ну-ка,  посмотрим,  что  ты  можешь?»   Е.  себя  «показал»,  его стали  продвигать,  поручая   всё более  сложные  участки  работы,  и  он  со  всем  справлялся  наилучшим  образом.   Когда  же ближе  познакомился  с  положением  дел  и  системой  организации  работы  фирмы,  у  него  стали  возникать  свои  соображения  о  том,  как   сделать  деятельность  организации   более эффективной.  Для  этого  требовалась,  по его  мнению,  существенная   реорганизация  сложившейся  системы. Однако  его мысли  встречали  со  стороны  начальства   непонимание,  неприятие и даже неприязнь.  Руководители  фирмы    считали  их чересчур  радикальными  и  рискованными…. По-видимому,  это  обусловливалось  «психологической инерцией» сложившегося  (ими  самими)  порядка.

Сам Е.  с  присущей  ему  недооценкой   упрекал  себя,  наоборот,  в  завышенной самооценке  и в  отсутствии  чувства  реальности.  Он потерял  уверенность  в  своей  компетентности  и  в  удачливости  в  жизни  вообще.

   После  беседы  я  погрузил  моего  пациента  в состояние  медитации  и предложил  в  этом  состоянии  представить  себе   знакомого  (личного  или   просто  воображаемого) с    теми  чертами характера,   которые  мой собеседник  хотел бы   иметь  в  себе (в состоянии  медитации  такие  представления  впечатываются  в  подсознание  и  способны  в  какой-то мере  постепенно  изменять  характер  человека).

   После  выхода  Е. из медитации  я  спросил,  есть ли  у  него, кроме  реальных  проблем,  о  которых  мы  беседовали,   какой-нибудь  «сверхинтерес», который,   может быть, не имеет  для   него  практического  значения  (типа  «хобби»). Он сказал, что  есть, но  он старается  об  этом  не  думать.  Оказывается,  с  давних  пор  его  как   математика по  образованию  занимала некая  теоретическая  глобальная проблема.  Но  обыденная жизнь не давала  возможности  заняться ею  всерьёз.

   Я  посоветовал    не  заглушать  в  себе  этот  интерес,  а  в  порядке хобби  и  душевного  отдыха  в  свободное  от  работы и  от  житейских  забот  время  обдумывать  свои  идеи,  не  заботясь   об  их  практическом  воплощении  (хорошо,  когда  у  человека,  кроме  его  насущных  нужд,  есть что-то,  что  выше  их).  «Кроме того, - сказал  я  пациенту,  сославшись  на какого-то классика физика, -  любая  хорошая  теория  раньше или  позже  оказывается    практичной».

   За  судьбой  Е.  я слежу  уже  несколько  лет  и  с  удовольствием наблюдаю
за  его  успехами.  Он  стал  в  своей  фирме  неформальным,  так  называемым,  «генератором  идей».  Это было  замечено  и  руководством  учреждения,  и  его  стали  продвигать  по  формальной  лестнице и  предоставлять   всё  большие  полномочия.  Благодаря  этому  он  смог  постепенно  реализовать  некоторые  свои  идеи (включая  даже   и  идеи  по  реорганизации  работы  учреждения,  которые  прежде  отвергались.).



    Как-то  журналистка, которая брала у меня интервью, задала  «простенький» вопрос: «Как Вы, психотерапевт,  относитесь к человечеству?»   
   «У меня, - признался я, - искаженный взгляд  на него, избирательный. Мне нравятся только те люди, которые страдают. Они мне интересны, во-первых, потому, что нуждаются в моей помощи, –  с ними  я  ощущаю себя востребованным. Во-вторых,
неврозами, депрессиями от сложных моральных проблем страдают люди тонкой, сложной душевной организации, как правило,  совестливые. Иначе,  почему  мне симпатичен страдающий человек в начале  лечения – смятенный, ищущий порядка  и смысла в душе, а в конце лечения, когда он приходит в порядок, я испытываю только удовлетворение от успешно проделанной работы».

   «Предпочитаете общаться с психически аномальными людьми?» - спросила корреспондентка.
   «Я думаю, -  сказал я, -  что как раз  люди тонко переживающие - единственно нормальные. Я имею дело с  гуманистическим контингентом человечества, независимо от степени одарённости таких людей. Так что человечество  я знаю очень ограниченно, с его лучшей стороны».
   «Наверное, у Вас  с ними  завязывается дружба?»
   «Очень редко. Ведь общение с психотерапевтом как бы компрометирует  человека в глазах окружающих. Его считают в чём-то ненормальным, раз он нуждается в помощи
психотерапевта. Я никогда нигде не упоминаю имени своих пациентов, даже предупреждаю их:  если нам придётся случайно встретиться в каком-то обществе или компании, сделаем вид, что никогда прежде не встречались, и даже познакомимся, как будто мы в первый раз видим друг друга. Вы (он)  можете говорить обо мне что угодно, но я о вас никогда никому ничего не скажу».
   «Вы говорите, что Вам нравятся люди душевно тонкие, а как быть с «толстокожими»,  «дубаками», которых ничем не прошибёшь?»
   «Не знаю. Они ко мне не приходят, хотя  у некоторых и возникают в жизни внутренние конфликты между тем, что они сами считают «грехом»,   и тем, что совершают, чтобы «пробиться в жизни. Просто они этого не переживают. Однако это чувство «греха», если у них есть совесть,  вытесняется из сознания в подсознание, и этот  внутренний неосознаваемый конфликт  проявляется у них   в виде физических болезней, например, инфарктов миокарда или инсультов.  Вот пример.

      Одного молодого парня  друзья  уговорили    съездить с ними  на пару дней в Ленинград - «прошвырнуться», прогуляться, отвлечься от семейных забот. А они были:
дома он оставлял  тяжело больную жену, и мысль о ней не  покидала  его. Но когда  приехал в Ленинград, то по телефону узнал, что жена умерла. У парня тут же случился инсульт….
  В  научной книге по психологии «О проблемах бессознательного» я прочитал доклад учёного Гаврилова о существовании в психике человека   «неосознаваемых механизмов  самонаказания». Они существуют у людей, имеющих  собственную   совесть»,  и  при  «прегрешениях»  эти механизмы  «срабатывают».  Концепция  показалась  мне  любопытной,  но  я  отнёсся  к  ней  крайне  скептически  из-за  её   научной  недоказанности.
  Поэтому я  не даю никаких  конкретных советов «что  делать», и не люблю слова «внушение» (хотя порой приходится к  нему прибегать). Я предпочитаю решения,   которые принимает человек сам, какие бы они ни были,  при этом побуждаю подсознание выработать самые правильные  советы и прислушаться к ним.