Такая жизнь в седле, пешком...

Такая жизнь: в седле, пешком,
Ползком, на палубе, в кабине,
По серпантинам, прямиком,
Между горбами по пустыне…

В купе вагонном на восход,
Потом дорогой лесовозной –
Такой, что даже вездеход
Ее считает одиозной.

Весь скарб – в бывалом рюкзаке,
И вот ты на тропе таежной,
Где гарь – здесь даже налегке
Пролезть почти что невозможно –

Сменяет высохшая марь,
И лиственниц отживших пики
(Как над былинной ратью встарь)
Торчат из сизой голубики.

Совсем нечетким ставший след
Ведет к курумному развалу,
Затем упорно на хребет.
Следы петляют: круче стало.

Все тяжелей через стланик –
Смолисты ветви и упруги –
Ползти то вбок, то напрямик,
То верхом, обдирая руки.

Как хорошо, что путь наверх
На сопках не бывает вечен
(Скажи – кто это опроверг?) –
И впереди просвет заметен.

На седловине, у скалы,
Между камней водицы лужа.
В ней шишки с каплями смолы
И желтые хвоинки кружат.

Привал недолгий. Костерок
И кружка чая – эка малость! –
Заварка, сахар, кипяток –
А, глядь, уже прошла усталость

И спуск как будто не крутой,
И легче стал рюкзак немного.
В тени лесной царит покой
И к лагерю ведет дорога.

Доносится порога гул.
По камням скользким переправа –
И сразу в воду сиганул:
По грудь купнулся – вот забава!

На берегу, отжав носки,
Бегом по склону на террасу –
Через проток лежат мостки –
И по тропинке, как по трассе,

Вперед, к костру, к котлу, к еде!
Уже отчетлив запах дыма,
Стук ложки по сковороде
И говор, внятно уловимый.

Одежда сохнет у костра,
И съедены и суп, и каша.
Так обжигающа, вкусна
Густого чая третья чаша!

Исчез бесследно на углях
Бычок последней сигареты.
Окутал угли пепла прах.
Просохли брюки, стельки, кеды.

Вдруг ночью дождь? Натянут тент.
Палатка, свечка, плеск на речке.
Жуков удары о брезент.
Кошма, мешок – и спишь беспечно.



                Июль 2003 г.