Знак забвенья - поэма небольшая

В обнищании российском
парадокс есть небольшой.
Мы привыкли, глупо злиться,
а порою и смешно,
на невежество весёлых
своенравных перемен.
То ли браков однополых,
то ли вскрытия, как вен,
обнищаний на богатстве
поимённых упырей
рассуждающих о братстве
братанов и егерей,
вохряков тупых и смелых
бить наотмашь по соплям,
то ли где-то угорелых,
что шатались по полям
мной исписанной тетрадки
в клетку явочных времён,
где свои пестрят порядки
новых слов иных знамён.
Все смешалось на базаре
безнадёги и стыда,
битва новая в разгаре
и, упавшая звезда
чертит небо по асфальту
предрассветной тишины
что прикрыта, как базальтом,
странной формы без стены
оглушительной свободы
не качающихся струй,
где текут печально воды
облетают блёстки сбруй
и ложатся в грязь обмана
на пригорке в лопухах,
и звучит опять с экрана
жизнь сезонная в стихах.
Называются событья,
называются мечты.
Перестал давно уж ныть я,
вот мараю всё листы
и бросаю в пламя века
и в костёр судьбы глухой.
И, как будто холод снега,
и как будто ветр сухой
колобродят без оттенков,
неизвестностью звеня,
и играет жизнь в пристенок.
Обыграв давно меня,
поднимает кон разрухи
и валютный курс рубля,
и слоняются старухи,
смертью полнится Земля.
Войны, драки и разборки,
а во власти фраера,
все катаются, как с горки,
принимая на ура
ложь за чистую монету,
замочить готовы всех.
Не пристало лишь Поэту
свой разменивать успех
на сезонность обожанья,
на серьёзность дележа
с отголосками брюзжанья,
как на кончике ножа
перевёрнутой отваги
на безрыбье у реки
закругляются овраги
и не взводятся курки
однозначности сомненья
перед датой и без дат,
получая знак забвенья,
получаю я мандат
на невиданность успеха.
Не снимая шарф с креста,
я снимаю все доспехи
и бросаю их с моста
в омут памяти стозвонной
в прорубь пропасти людской
и стою, как столб резонный,
и машу своей тоской
по бессмысленности этой
на волне зыбучих лет
песней радостно пропетой,
от которой грусти нет –
вся рассеялась по строчкам,
увязая в слое – звук,
будто бы в ночной сорочке,
словно сеть плетёт паук
на злопамятстве безликом
в ожерелье звёздных дней,
в серой массе базилика
с перехлёстами корней,
и приставок с окончаньем.
Под горой в обвале числ
я смирился с одичаньем
и не прячу в угол мысль
неопрятную, но всё же
неприятную вдвойне.
Нету слова – он положит,
но качается на дне
своенравность умолчанья
на витке без падежа,
и склоненья величанья,
где проходит, как межа,
неотступность угасанья
в первозданности степной,
остаётся след не санный,
а, наверное, ночной
различимый еле-еле
на снегу забытых дней,
где опять метут метели,
заметают грусть полей
однозначности сомнений
в невезенье и за ним
новых песенных явлений
через много лет и зим.