Профили

Закрытыми глазами в кофе,
зеленой лестницей наверх,
я вижу выщербленный профиль
открытой двери, бледных век.

Слезы из середины глаза,
морской, истерзанной волны,
Луны на острие экстаза,
и тишины, и глубины.

Недораскаченных качелей,
не долетающих до Бога.
От поднебесья Боттичелли
и до подсолнухов Ван Гога.

Ее застегнутой души,
восторга зелени в беседке,
не позволяющих спешить
от одиночества к соседке.

Расшитой блестками форели,
руки в объятьи пеньюара.
От Возрожденья Рафаэля,
до обнаженных Ренуара.

Посуды из стекла и света,
игры шампанского в пластмассе;
неоцененного поэта –
чем глубже в душу, тем опасней.

Холли Голайтли в черном платье,
вселенской грусти Михо Канно.
Когда меня убьет узнать бы
в меня влюбленная нирвана.

Забытых встреч в Мариенбаде,
губ полусладких, напряженных,
часов с судьбой на циферблате,
и обнаженных, обнаженных.

Цветов в руках несчастных женщин,
в аду горящих мертвых душ;
и дальше – больше, ближе – меньше
дождливых лет в осколках луж.

Рассветов молодого Солнца,
открытых ран бескровной Mary
от кукол грустного японца
и от еще открытой двери.

Моей души длиннобородой,
звенящих ветром проводов,
оставленных после ухода
не заметаемых следов.

Балетных пачек в “Лебедином”,
улыбки дамы с горностаем.
Мне душу стричь необходимо,
чтобы тоской не зарастала.

Стихов, написанных морзянкой
духовно пьяным человеком.
Но не закрасишь серебрянкой
слезу серебряного века.

Богов спасающих невинных,
цепей, разорванных давно.
От полусмерти Джельсомины,
до полужизни Дзампано.

В снегу сгорающих событий
из личной старости и лжи,
когда метели закружили.
Что помешало слабой быть ей?
Читать под утро ностальгию,
под вечер рисовать печаль;
свою, мою шизофрению
на натюрморте обвенчать.

Нераспечатанных конвертов,
губной помады на щеке.
Ста миллионов километров
до темноты на потолке.

Пересыхающего эха,
когда сверкающий вокал
потухнет судорожным смехом
из затуманенных зеркал.

Из подо льда травы зеленой,
кустов фланелевой листвы.
Возвышенно и приземленно
искать жену в глазах сестры.

Стремлений в вечный перигелий,
когда терзая синеву,
проверю тысячи Офелий,
чтобы найти свою вдову.

Червонных дам в чужих колготках,
поверивших за сто рублей,
после второй бутылки водки
в любовь червонных королей.

Раздумий барышень бездушных,
смиренниц с душами в пыли,
чем души их в разрезе хуже
Души Ростовой Натали.

Замерзших пальцев на морозе,
Отогреваемых свечой.
Стихов, переведенных в прозе
Для понимания о чем.

Прощальных слов Святой Елены
у разделяющей стены.
Горящей в кратере Вселенной
Неопалимой Купины.

Лежащей на кровати юбки
С полурастегнутым замком.
От уходящей в полушубке
До приходящей босиком.

Вороньих гнезд не разоренных,
печальных трелей соловьиных.
От одиночества влюбленных,
до безрассудства нелюбимых.

Завуалированных лиц
в раззанавешенном окне,
смотрящих через тень ресниц
на просветление во мне.