Словам уже бессмертие дано

            В годы войны оружием, помогавшим разить врага, было также перо поэта-фронтовика Степана Щипачёва. Многие его стихи того времени опубликовала «Правда», а такие произведения, как «Ленин», «Осень», «Фронтовое шоссе», поэма «Домик в Шушенском» вошли в золотой фонд нашей фронтовой поэзии.

            4 ноября 1944 года в данной газете появились его стихи «Тут Ленин жил»… Это был отрывок из поэмы о вожде мирового пролетариата «Домик в Шушенском». Содержание этой поэмы, как говорит А. Абрамов, составляет «свет идей Ленина, идущий из домика на далёком Енисее и достигающий каждой точки в России – и какого-нибудь села в уральских снегах, и великого города на Неве (цитируемая работа, с. 386). Замысел создать такое произведение возник у С. Щипачёва ещё до войны. Об этом пишет литературовед Валерий Дементьев в книге «Степан Щипачёв» (М., «Советский писатель», 1956, с. 142). Война же внесла в это намерение свои коррективы, сделала его неотложным.

            Перед нами прекрасные стихи, изумительный по своей красоте, силе образности, содержательности эпический кусок произведения. В нём нет каких-то особых «новаторских» тропов, автор не стремится к формальным поискам. Стиль ясен, доходчив, наследующий традиции русской классической поэмы. Не исчезает из поэтического произведения и быт. Звучат в нём повествовательные интонации. Но не совсем точен А. Абрамов, когда говорит, что «бытие не гремит» у Щипачёва «своим державным шагом». Само по себе бытие вообще не может «греметь» без человека выдающегося, человека-личности. То, что в поэме нет «шума» и «грома», совершенно понятно. Но высокое «державное», историческое звучание бесспорно. Бытие вместе с Лениным, вслед за Лениным  чеканит, как и он сам, свой «державный шаг». Строки пронизаны «державной» мыслью, в них звучит история. Мысли Ленина вырываются из «тихого бытия», уходя в историческую перспективу:

Но здесь, где трудится, где мыслит Ленин,
Здесь, в Шушенском, проходит ось земли.

Уж за полночь, окно бело от снега,
А он всё пишет, строчки торопя.
Сквозь вьюги девятнадцатого века,
Двадцатый век, он разглядел тебя.

И он уж знает, в чём России силы
И чем грядущее озарено.
Пускай ещё не высохли чернила –
Словам уже бессмертие дано.

            Всмотримся внимательно в эти строки. Вряд ли бытие здесь тихое. Не потому, что в Сибири метут метели, а потому, что в поэме говорится ещё о «вьюгах девятнадцатого века». Конечно же, не снежных, а о тех, которыми был объят земной шар на всех климатических поясах – жарких и холодных. Через общественные, исторические катаклизмы Ленин разглядел двадцатый век. В этом видит поэт и прозорливость Ильича, усматривает нетленность его гениальных мыслей.

            Ленин, бессмертие его дела, острота и проницательность его взгляда составляют содержание отрывка поэмы, напечатанного в «Правде». Жизненным материалом для создания произведения послужила деятельность В. И. Ленина в далёкой ссылке, в Минусинском крае, когда он заканчивал книгу о развитии капитализма в России, о раздробленности её хозяйства и о тяжёлом положении крестьянства в Российском государстве.

            Нерасторжимость Ленина и его идей с жизнью настоящего и будущего определила характернейшую особенность поэмы. Вся она как бы опрокинута в будущее, едва ли не исключительно одним способом повествования, отбором таких фактов и деталей, которые, говоря о действительно глухих и далёких днях, запечатлённых в произведении, вынуждают внимательнее вглядываться в грядущее, постоянно мерить не только пространство, утонувшее в сугробах, но и течение самого времени.

            Такой взгляд в будущее пронизывает поэму от отдельного стиха до всех элементов её композиции. Поэт мысленно охватывает огромную эпоху от сибирской ссылки Ленина до боёв с немецко-фашистскими захватчиками. Этому общему принципу и подчинена композиция анализируемого отрывка. Начало её – резкое подчёркивание отдалённости и глухоты тех шушенских дней. Подчёркивание внутренне взрывчатое, содержащее в себе, даже в самых мелких «клеточках» повествования прорывы в будущее. Это уже связано с самим духом произведения и только подтверждает мысль об устремлённости поэмы в завтра, проникшей во все слагаемые поэтики:

Ещё пройдут десятилетья горя
До мокрого рассвета в октябре,
И пушки те, что будут на «Авроре»,
Ещё железною рудой лежат в горе.

            «Мокрый рассвет в октябре» и сама «Аврора» уже вошли в стих (хотя стих говорит ещё о временах далёких до выстрела знаменитого крейсера), стали жить образами тех дней, которые взорвут не только «десятилетия горя», но и всю «ночь тёмную» России… И всё-таки начало отрывка поэмы – «над Шушенским ни месяца, ни звёзд», «ещё не в светлых комнатах» Истпарта, «ещё пройдут десятилетья горя»   говорит о дальней дали нашей истории.

            В средней части отрывка мы находим строки, в которых говорится о бренности, невозвратимости «религий» и «царств»   и контрастирующее с ними высказывание о неразрывности ленинских мыслей с волею народа об их бессмертии, «пока живёт народ».

            Заканчивается отрывок крутым поворотом к нашим дням, то есть ко времени создания поэмы. Здесь уже Ленин предстаёт перед нами в образе великого вождя, ведущего бойцов на разгром неприятельских полчищ:

Мы в бой идём за Лениным великим.
Он, как и мы, в походах запылён,
На поле боя вдохновенным ликом
На нас глядит с прославленных знамён.

За ним на штурм бросаются солдаты,
Неся в дыму наперевес штыки.

            Образ вождя ассоциативен, связан с судьбами людей и эпох, в отрывке целиком обращён в будущее. Большое и малое нашли в произведении тесное соединение и связаны с самими особенностями метода и стиля. Отсюда и динамичность повествования, эмоциональная и смысловая перекличка образов, и возможность без нажима и подчёркивания слить воедино далёкое и близкое, большие исторические перспективы.

             Поэма «Домик в Шушенском», написанная в конце 1944 года, когда Советская Армия очистила уже нашу землю от захватчиков, вряд ли была бы возможна в начальный период войны. Тогда поэзия шла врукопашную. В жестокой драке ей некогда было оглядеться, осмыслить события, психологически раскрыть их связь с периодом назревания революционной грозы угнетённого народа, с деятельностью нашего государства на заре Советской власти, с гениальными идеями и практикой выдающейся исторической жизни Ульянова-Ленина.

             Суровый, призывный тон поэзии тех месяцев говорил, что нашей стране нелегко. И самой поэзии было трудно. Она старалась везде успеть: поднять батальоны в атаку, подбодрить в, казалось бы, безвыходной ситуации дух бойцов, охладить зарвавшегося противника. Теперь же она вела счёт победам, раскинулась широкими эпическими полотнами, в тонких оттенках красок которых объединённый в союз народ увидел своё лицо и духовный мир, объятые огненными сполохами войны. В них он рассмотрел величие своего подвига, взращённого на обострённой и осознанной национальной гордости народов-братьев, на пламенной любви к советской социалистической Родине.

             Поэзия звучала победными, мажорными тонами. Эпос величественно делал смотр стране, прославляя её свершения, осторожно прикасаясь к ранам, нанесённым войной, склоняясь над прахом её отважных сынов. В одном строю с этой поэзией с именем великого Ленина на устах преследовала отступающего противника, «неся в дыму наперевес штыки», и поэма Степана Щипачёва «Домик в Шушенском».

                1975 г.