Snowed

Знаешь, в этом заснеженном городе мне явно не было места.


Я не любил такие дни, хотя они как нельзя точно описывали меня изнутри. Никто не любил. Кажется, уже был март, но вьюга, забивающая каждую дырочку в душе колючими крошками снега, пыталась это опровергнуть.
Дрожащие пальцы, посиневшие не то от холода, не то от готовности их хозяина в любой момент уснуть окончательно, достали из кармана зажигалку веселенько-салатово­го цвета, но замерзшее колесико пьезы только драло кожу, наотрез отказываясь искрить. Тем не менее, я не выпускал сигарету изо рта - пожалуй, даже если бы я сгрыз ее, мне бы полегчало.


Знаешь, в тот день я продолжал сходить с ума.


Вот уже несколько дней всем, о чем я мог думать, было это имя.
Ее имя.
Я готов был вырезать его у себя на руке, готов был писать его на стенах и в автобусах, называть им все вокруг. Мне хотелось закричать, чтобы это имя заставляло дрожать дома вокруг, застревая в их стенах. Хотелось, чтобы во всем городе не осталось ничего, кроме этого имени.
Смешиваясь с толпой, я чувствовал себя еще хуже. Теперь уже хотелось подбегать к людям, трясти их и с обезумевшим видом повторять ее имя снова и снова. Хотелось избить кого-то до полусмерти, чтобы в брызгах чьей-то крови повторять это заклинание. А может и самому быть избитым - и тогда именно ее я стал бы во весь голос молить о, разумеется, недостижимой пощаде.


Такая глупость.


Огонек задуло порывом ветра.


Я знал, но не хотел верить. Знал, что все кончилось, не начавшись. Знал, что ошибся. Знал, что шансов не то что не было - не могло быть.
А главное - знал, что жил ее образом, нарисованным в голове.
Но я боялся. Боялся признаться себе в том.


Зайдя за угол, я все-таки закурил.
Забавно.
Говорят, эта дрянь убивает. Но меня убивал каждый вдох. Каждая секунда откалывала от меня кусочек - куда больший, чем это положено. Немногие близкие видели - что-то не так, но не были в состоянии осознать, что я просто гнию изнутри. Я же молчал, улыбался, изредка сообщал что все в порядке.


Знаешь, стоя на секунду назад тихом, а теперь продуваемом всеми ветрами краешке этого заснеженного города, я что-то понял.
Но так и не смог осознать, что.