Пить вредно, братцы, я скажу

Пить вредно, братцы, я скажу,
И это я вам докажу,
Был день рожденья у меня,
Пришли ко мне мои друзья,
Не жмот я, виски им купил,
И от души их угостил,
Одна-другая, шли легко,
Раскрыл всем душу широко,
Как всех любил, всех обнимал,
Но выпить я не забывал.
Сидели долго, как же напились!
Бахвалились друг перед другом, только не дрались,
Потом рыдали на плече у друга,
Как жаль, плечо то было не подруги.
Но вот все разошлись, остались мы вдвоём,
Матвей мне говорит: «Давай, споём!»
Но так как петь совсем я не мастак,
Ему ответил: «А иди-ка ты в рейхстаг!».
Рейхстагом туалет в квартире я зову,
Его мне надо посетить, пока я не усну,
Пошёл, открыл я дверь, в «очко» смотрю,
Под нос мурлычу песенку, и наблюдаю я луну,
Дрожит, колышется она в волнах,
И в пенных прячется порою облаках,
Со стульчака зелёный динозаврик прямо на меня глядит,
Подмигивает глазом, не молчит, и что-то говорит,
Я вслушиваюсь в эсперанто его речи,
И понимаю, договариваемся мы о встрече,
Собрался я уже ему ответить,
И руку протянул, чтобы приветить,
Но всю идиллию нарушил мне Матвей,
«Иди домой! Чего торчишь ты у дверей?»
Вернулся я к столу:  «Зачем меня ты звал?
Свиданье с динозавриком ты мне сорвал!»
Когда я в фокусе перед Матвеем оказался,
Он откровенно мне во всём признался,
Что ничего не знает, никого не звал,
И вообще, он просто спал.
«Ну вот, напился, как извозчик,  –
Услышал женский голос, колокольчик,
–  Ну, сколько можно пить и врать!
Опять всю ночь будешь блевать!»
Тут понял; за стеною это говорят,
Слух обострился. Все слова снарядами летят,
Свистят мгновеньями у моего виска,
Такая к сердцу поднялась тоска!

Что было дальше, вспоминать я не хочу,
Поэтому я лучше промолчу,
Кто абстиненции синдромом приголублен был,
Тот много интересного в себе открыл.
А для себя я утром следующего дня решил,
Всё. Завязал. В последний раз я согрешил.
29 марта 2011 г.