Нереальная Реальность. Траурная процессия

Одна из глав книги "Нереальная Реальность" в (Проза.ру)

…Возвращаясь на трамвае домой назад,  после просмотра предполагаемого к покупке жилья в Старом городе нам перегородила дорогу траурная процессия. И мгновенно, события этого дня и эта процессия, напомнили мне детство, и перенесли меня на многие десятилетия назад:

         Шестидесятые. Район Большого Фонтана. Солнечный, прекрасный летний день. В воздухе благоухают ароматы  морского воздуха, липового цвета и летних цветов. В небе летают ласточки. Выше над ними, радостно «чцвиркая», летают чайки (ведь от трамвайных путей до моря всего-то 100 метров). Из крон многолетних тополей, которые, как тридцать три богатыря выстроились вдоль дороги, пробивались ярко выраженные звуки ударов дятла, ищущего в трещинах коры личинок и жуков короедов, напоминающие барабанную дробь. Воробьи, чиркая от удовольствия,  купаются в придорожной пыли (наверно скоро будет дождь?). Мы с бабушкой едем на стареньком трамвае под номером восемнадцать, на экскурсию,  на дачу Ковалевского, где под открытым небом располагается музей, посвященный Отечественной войне. А там такое раздолье: и Бронепоезд, и пушки, морские торпеды, и подводные мины. Полуразрушенные капониры береговой артиллерии и чего только нет для шустрых ног и рук, и детских, мальчишеских мечтаний.
        Оставалось три остановки до конечной, как внезапно  трамвай начал останавливаться, потому, что кондуктор стал резко закручивать тормозное колесо, расположенное у задних входных дверей. Пассажиры, удивленно переглянувшись, стали перешептываться:
- Что-то произошло?! - А Вы не знаете причины остановки? - Постойте, ведь мы не доехали до следующей..?!
         И действительно, трамвай, плавно затормаживая, остановился, не доехав до остановки «Монастырь». И тут, как по команде капитана морского лайнера, все пассажиры, переместившись на правый бок, внимательно уставились в настежь открытые окна. Кондуктор и водитель трамвая открыли входные двери. Кто-то, из более смелых, вышел наружу и присев на корточки (мужчины) достали папиросы Беломор-Канал и, с нескрываемым наслаждением, закурили их. Потянуло дымом от папирос. Я зачихался.
          За трамваем старик, с огромной соломенной шляпой на голове, прикрывающей  шикарную седую шевелюру, с длиннущей белой бородой, натянув вожжи, остановил фыркающего коня-тяжеловоза тянувшего старую, скрипящую от несмазанных колесных осей, телегу со свежескошенным сеном. В воздухе,  к прочим ароматам, добавился запах скошенной, сочный полевой травы и свежего конского навоза.
      Вдруг, с правой стороны трамвая, за неровными, многоярусными рядами частных домов, окруженных многочисленными фруктовыми деревьями, послышалась непонятная для меня тоскливая музыка, напоминающая звук духовых труб, чередующийся с ритмичными ударами барабана и какими-то дополнительными железными звуками, напоминающими удары крышек от выварки, которые издавались при ударах, когда мы, балуясь с соседскими ребятами изображали оркестр.
       Я спросил:
- Бабушка, а что это такое?
- Айка, стой тихонечко и смотри!, произнесла она шепотом в ответ.
         Из-за поворота, медленно и степенно, выплыла похоронная процессия, впереди которой на подводе запряженной вороным конем везли гроб. За ней, в траурных одеждах, медленно передвигалась группа людей в черных одеждах (человек пятьдесят), наверно родственники, знакомые и соседи виновника траурного торжества, держа в руках букеты роз, гвоздик обвязанных черными бантами. А уже за ними, держа в руках и играя на музыкальных инструментах, шли пятеро музыкантов, от которых и исходили, странные и непривычные для меня звуки, вызывающие волнение, скорбь и тоску.
       Внезапно процессия на перекрестке дорог остановилась. Люди окружили подводу. Какой-то мужчина в черной шляпе, с косичками, держа в руках книжицу в черном переплете и читая ее, произнес речь.
     Заиграла одинокая скрипка. И моментально создалось впечатление, что вокруг остановилось время: пассажиры замерли в немых позах, вокруг прекратилось движение:  воробьи, перестав кувыркаться в пыли, взлетели и сели на  рядом стоящий забор; со стороны тополей прекратились «барабанная дробь» дятла; ласточки перестав кружить, нотными рядами уселись на проводах телеграфного столба; нежный теплый морской ветерок затаил свое дыхание и только был слышен звук играющей скрипки, глубоко проникающий в самые затаенные уголки человеческой души.
      Извозчик дернул за поводья, конь мягко дернулся и телега плавно, и тихо тронулась в путь. Процессия, выстроившись неровной колонной, продолжила свое  движение. Внезапно мотив игры на скрипке поменялся, и послышалась необычная песня, которую возможно любил при жизни человек, которого сейчас провожали в последний путь.
      Участники похоронной процессии, все вместе, запели:

Ночь угрюма и прохладна, и кругом темно
Мальчик маленький мечтает только об одном
Он стоит к стене прижатый и на вид чуть-чуть горбатый,
И поет на языке родном:

- О койчен, койчен папирОсн
Гэй же цы солдатен и матросен
Койчен, койчен бенемОнес
Иден оф ох мирахмОнес
Ратэвэт фун хунгер мих ацИнд.   

Я сиротка и Калека, мне двенадцать лет
Я прошу у человека, дайте мне совет
Где мне можно приютиться, или Богу помолиться
До чего не мил мне белый свет.

Процессия приостановила свое движение и песню, извозчик подошел и поправил слегка сползшую крышку гроба, и продолжив свое движение, заиграла одинокая скрипка и вновь продолжилась уходящая в даль жалобная песня:

Мой отец в бою жестоком жизнь свою отдал
Маму в ГЕТО из винтовки немец расстрелял,
А сестра моя в неволе, сам я вырос в чистом поле
Там свое я зренье потерял.

Друзья купите папиросы
Подходи пехота и матросы
Подходите не робейте,
Сироту меня согрейте
Посмотрите ноги мои босы

Друзья, смотрите я не вижу
Подходите Вас я не обижу
Подходите, не робейте, сироту меня согрейте,
Ах, как надоел мне белый свет…

       Траурная процессия, пересекла трамвайные пути и уходя в даль, пропала из виду. Бабушка, шепотом прочитав какую-то молитву, перекрестилась.
       Прошло некоторое время и воробьи, порхнув крыльями ринулись вниз продолжив свое купание в пыли, ласточки, которые ранее летали высоко над деревьями, после отдыха на телеграфных проводах, взлетели и начали свой кружащий полет, но, уже прижимаясь  к поверхности земли, вновь стали слышны стуки дятла в кронах деревьев.
        Мы с бабушкой Мусей подняли головы, и я обратил внимание, на приближающиеся с запада облака. Бабушка уверенно сказала:
- К вечеру будет дождь!
      Трамвай заработал, пассажиры заняли свои места, кондуктор со скоростью раскрутил тормозное колесо, и плавно тронувшись с места трамвай,  продолжил свое движение. Мы, как и остальные пассажиры, стали приближаться к цели своего путешествия. Жизнь потекла своим чередом...
      
        Я уже не помню событий этого и других дней, многих месяцев и лет, но на всю оставшуюся жизнь мне запомнилась  необычная мелодия и слова той песни, которые иногда, в подобных жизненных ситуациях, незабываемым мотивом всплывают в моей памяти, при этом будоража и одновременно холодя кровь в жилах. Но после запечатлевшихся, как при замедленной съемке, кадрах прошедших событий того дня, длившихся всего 10-15 минут, осталось тоскливое и в тоже время облегченное и уверенное понимание того, что, не смотря, на изменения обстоятельств – жизнь продолжает свое неизменное и неумолимое движение. Да! Ведь она – продолжается!
 
10.03.2011
Одесса 
 

P.S. Слова стихов из старой народной одесской песни.


© Copyright: Сергей Блинковский, 2011
Свидетельство о публикации №21103301693