Боевая героика в зеркале поэмы

            Через три месяца после выхода в свет «Кирова с нами» появляется новая поэма Н. Тихонова «Слово о 28 гвардейцах», созданная на документальном материале. Пишет свои поэмы «Двадцать восемь», а также «Лиза Чайкина» и Михаил Светлов.

            Приблизительно к этому времени относится работа над поэмой «Москва за нами» Сергея Васильева, которая частями печаталась в «Правде» 21 и 23 мая 1942 года. Небольшая вступительная глава произведения рисует широкую панораму Бородинского поля, оцепеневшего после недавнего сражения и как бы протестующего против ужасов войны разбитой, искорёженной техникой, растоптанной природой, торчащими из-под снега человеческими трупами.

            Потом поэт начинает описание горестного отступления Красной Армии к Подмосковью. Безотрадные события происходят на фоне чудесной, как сама жизнь, природы («Стоял октябрь   весь в отблесках луны, расшитый лёгкою, багряною листвою; …мы в этот месяц золотой страды с боями отходили…»). Такое изображение прекрасного звучало как авторский протест против «непрошеной орды, залившей мир страданием и кровью», как высшее выражение гуманизма.

            Автор смотрит на противника, как на подлого и наглого вора, сильного и жестокого врага, которому противостоит благородство и мужество советских бойцов.

            Удар врага в поэме принимает «дивизия с востока», возглавляемая «бывалым командиром, овеянным хасанскими ветрами», взращённым «вольной Сибирью» полковником Полосухиным. Образ героя поэт создаёт с любовью, наделяя его качествами былинного русского богатыря, который сродни Илье Муромцу. Это «высокий ростом», «могучий статный русский богатырь с улыбкой доброй, с голосом негромким». Он ещё ребёнком постиг «воинство», закалился в походах и теперь вышел на смертный бой, чтобы в жестокой сечи отстоять рубежи на подступах к любимой столице. На мир он смотрит «спокойными, чуть грустными глазами». Спокойными потому, что ему не впервые сражаться с зарвавшимися врагами. Чуть грустными потому, что жизнь хороша и что, может быть, в последний раз вдыхает он воздух родной земли. Потому что, вынужденный расстреливать в лоб вражеские танки, он ранит осколками своих снарядов «русские тоненькие берёзы».

           Поэт, мастерски воссоздающий батальные сцены, внимательно следит за действиями своих героев. Вот мы видим перекошенное от крика «Вперёд!» лицо «стремительного капитана Зленко». Он «сам бежит по выжженному скату, И падает на чёрную траву, успев швырнуть последнюю гранату». Вот

У нашего наводчика Отрады
Уносит руку дикий вихрь снаряда.
Но он стоит, весь кровью залитой, 
Стоит безрукий, с помутневшим взглядом
И левой дёргает упавший шнур витой.

           Бесстрашны действия мужественных защитников Москвы, истекающих кровью, но не покидающих боевые позиции.

           И так же, как Д. Бедный, С. Васильев не может не увидеть в героизме и стойкости советских бойцов отблесков русской истории – легендарного сражения 1812 года.

           - Автору не надо было искусственно сводить в одной поэме героизм прошлого и настоящего,  - пишет литературовед А. Абрамов в цитируемой работе (с.336). – Эту задачу за него выполнила сама жизнь. И потому герои войны 1812 года Раевский и Багратион здесь настолько же принадлежат прошлому, насколько и настоящему: за артиллеристами капитана Зеленова стоят батарейцы Раевского, Багратион благословляет самоотверженно сражающегося сибирского парня наводчика Отраду. Да и само Бородино в поэме – пример новой поэтической жизни старого классического образа.

           Героический лик советского воина, одухотворённого, преданного любимой Родине, противостоит в поэме собирательному образу захватчиков. Последние показаны как дикие варвары, которые несут народам разорение и смерть («С отборною фашистской немчурой, гонимой жаждой крови и разрухи, и повстречался гордый наш герой…»). Поэт рисует трусость и малодушие фашистских вояк. Яркими поэтическими мазками передаёт обречённость фашизма; гротесковыми сатирическими приёмами создаёт карикатуру на вражеских командиров, прослеживает процесс их расчеловечивания:

Поборники «психической атаки».
Они, как зайцы прятались в кустах…

… Вас даже офицер под страхом смерти
От целины не может отодрать!
Он по-гадючьи вьётся у  куста.
Он в ярости. Он стал от злости белым,
Отчаявшийся, с пеною у рта.

… Вот и убит ваш офицер. Теперь
Берёт вас без задержки в шоры
Уже другой, в мундир одетый зверь, 
У этого короче разговоры.

Прямой, поджарый, он похож на рысь,
Он бьёт в затылок трёх лежащих с края…

            Поэт в течение всей поэмы пытается найти и осмыслить слагаемые непобедимости советских людей. Сначала он видит неприступность Бородина во взаимосвязи и преемственности героических, корнями уходящих в историю традиций русского народа, потом рассматривает сущность подвига через призму героического патриотизма, которым характеризуется советский человек («Бородино стояло на крови. Кипеньем гнева и огнём любви была к нему отрезана дорога»). Причину непобедимости он видит и в том гневе, ненависти к врагу нашего народа, который не хочет и не может смириться с разбойничьими действиями «коричневой орды», пытающейся повернуть мир в рабство. И, наконец, непокорённость русского духа замечает автор в тех братских отношениях, установившихся в советское время между «орлами, донцами, кубанцами, терцами, волжанами и сибиряками», в величии ленинских идей, которыми проникаются наши люди с детства.

            Поэма «Москва за нами» находится на гребне потока, характеризующегося постепенным переходом советской поэзии периода Великой Отечественной войны от призывно-клятвенного, императивно-мобилизующего действия к философско-аналитическому осмыслению происходящих событий. Суровая, сдержанная, она вместе с тем наполнена пафосом предчувствия, может быть, не совсем близкой, но неизбежной победы «русских штыков».

            Поэма С. Васильева разоблачала врага, укрепляла дух русского солдата, вкусившего первые радости великой победы под Москвой, утверждая в нём веру в его собственные силы, разъясняла историческую правду происходящего.

            Эпическую в своей основе (если не брать во внимание авторского отступления, лирического катрена в конце первой главы), поэму можно считать батально-героической, исходя из характера самого жизненного материала, использованного в ней, из приёмов построения и принципов типизации злобы дня. Реалистическая, она насквозь пронизана сильными романтическими элементами. Лексика использована в ней высокая, иногда архаичная («сородичи», «вежды» и так далее); одический стиль играет переливами эпитетов и метафор, перезвонами ассонансов и аллитераций.

            В советском литературоведении мы не найдём понятия «батально-героическая поэма», хотя многие поэты тяготеют именно к батальному изображению военной действительности, которое имеет свои особенности. Как и художники-баталисты, писатели стремятся создать наглядную, зрительную картину боевых эпизодов и сражений, добиться у читателя ощущения непосредственного восприятия изображаемых событий. Это   беспощадная правда в противовес изображению военных баталий как пышных парадов.

            Если обратиться к истории нашей отечественной литературы и батальной живописи, то можно убедиться, что и в том и в другом случае искусство шло в своём развитии от условности, схематичности, через внешне эффектную «зрелищность» к реалистической достоверности и психологической глубине.

            В этой связи поэма С. Васильева «Москва за нами» имеет, к сожалению, существенный просчёт. Увлёкшись описанием батальных сцен, массового героизма, поэт не уделил достаточного внимания созданию полнокровных образов главных героев. Они изображены поверхностно, эскизно, слишком обобщённо; лишены индивидуальных качеств. В каждом из них можно увидеть отдельные типические черты героического советского характера, но нет в них личностного, неповторимого. В каком-то смысле герои Васильева напоминают героев советской литературы первых пореволюционных лет.

                1975 г.