Байка шестая

Владимир налил себе полстакана водки, залпом выпил и продолжил:
- А вот мой дед рассказывал… Он боевой был, по самое "небалуйся", еще с 14-летнего возраста воевал… Расскажу с его слов, за неточность – не ругайте, давно дело было…
Случилось это в самом конце войны, когда наши войска уже стояли на подступах к Берлину. Но это вовсе не значило, что наша Родина полностью очищена от фашистов и их приспешников… На Украине орудовала УНА-УНСО, на Кавказе – свои недобитки были… Вот этих-то товарищей и отлавливал усилено наш отряд НКВД. Методика была проста: раз есть недобитки – значит, они должны что-то кушать, где-то спать, на чем-то ездить… Поэтому шерстили все деревушки местные, искали оружие, запасы продовольствия… Однажды дошла до нас информация, что крупный отряд чеченцев, которые еще в 1941-м ушли партизанить против СССР, должен был пройти через крупную высокогорную деревню. Якобы, с собой они везут раненых, которых хотят оставить на излечение местному лекарю. Мы собрали свою группу, усилили ее пехотой и вышли на перехват. Места там дикие, перепады высоты бывают по два километра, тропы такие, что козлы горные шеи себе ломают. Поэтому остро встал вопрос – найти проводника из местных… И, как по закону подлости (а, может, по врожденной классовой ненависти), местные все в один голос уверяли, что наперез пройти нельзя, якобы места там проклятые, оттуда не возвращаются. Ну, у нас-то – приказ, любой ценой и все такое… Словом, решили идти по карте, без проводников… Вышли, как водится, на рассвете, чтобы не будоражить местных и не раскрывать численность группы возможным соглядатаям… Первые две суток шли уверенным темпом, не срываясь с намеченного курса и не отставая от графика. Потом погода изменилась, начался дождь. Компас мой начал дурить – дважды в час стрелка меняла свое положение, что вызывало ропот среди солдат… Дисциплина начала падать, поползли шепотки, что это все – из-за проклятого места… На третий день пропал часовой, который ночью охранял стоянку. Самое непонятное – форма, сапоги, ППШ, и все вещи остались на месте и в целости, словно боец разделся догола, положил белье в форму, портянки – в сапоги и ушел, в чем мать родила. Ни крови, ни следов… Среди солдат зрела паника, кое-кого пришлось даже припугнуть пистолетом, чтобы не распространял суеверной ерунды….
В конце третьего дня разведчики задержали непонятного человека. Одетый в кожаную куртку грубого покроя, кожаные штаны и сапоги-мокасины, с длинными светлыми волосами… За плечами – холщовый сидор, явно самодельный, на поясе – немаленький ножик в деревянных ножнах, глаза голубые, рост средний. Словом, больше похож на немца или шведа, чем на местного… Лопотал не-понашему и не по местному, а что-то вроде китайского или монгольского. Долго пытались добиться мы от него вразумительного ответа – кто таков, откуда, - да он, по-моему, от ужаса вообще с катушек съехал – бухнулся на колени и начал лбом об землю биться, отползая назад после каждого удара. Словом, поскольку на роль проводника он ну никак не годился, а оставлять свидетелей нам было не велено – пришлось его в расход пустить…
Ну, в конечном итоге – дошли мы до той деревни, перехватили в последний момент отряд диверсионный… Потеряли, как водится, половину состава в бою, но задачу выполнили… А потом, уже в Ленинграде, лет через двадцать, зашел я в Эрмитаж… Там был целый зал, посвященный Чингиз-хану и его орде. И красивенькая девушка-экскурсовод объясняла всем, что это сейчас монголы – узкоглазые и желтокожие, а тогда были голубоглазыми блондинами… И тыкала указочкой в восковую фигуру воина из войска Чингиз-хана… Тот стоял в кожаной куртке грубого покроя, кожаных штанах и сапогах-мокасинах, с длинными светлыми волосами… За плечами – холщовый сидор, на поясе –большой нож в деревянных ножнах, глаза голубые, рост средний…