Сын Божий, Сын Человеческий

                afalina311071@mail.ru                К.Велигина

                СЫН БОЖИЙ, СЫН ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ
                Христианский православный роман в стихах,
                созданный на основе четырех Евангелий и книги
                «Последние дни земной жизни Господа нашего
                Иисуса Христа» (Одесса, 1857 г.)

По благословению Высокопреосвященнейщего Симона, архиепископа Мурманского и Мончегорского.               

                ОТЗЫВ О РОМАНЕ В СТИХАХ
    
Роман в стихах «Сын Божий, Сын Человеческий» - произведение, написанное молодой поэтессой-христианкой, по духу вполне православное. В нем искренне отражены подлинно христианские и, более того, общечеловеческие, то есть, близкие всем верующим людям, моменты.
     После библейского и богословского, поэзия – единственный язык, на котором существенно, глубоко и красиво можно подойти к столь высокой теме. Художественность произведения преследует цель: показать читателю Бога Живого как Он есть в жизни, в Библии, на иконе, как Его воспринимает искренний и смиренномудрый человек, но как не всегда и не всем дано увидеть и прочувствовать Его. Поэтому жанр требует художественных подробностей, не противоречащих принципам Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви Христовой. В романе приводятся очень важные - для понимания Бога и всего Божия – толкования, облеченные в рифму, того или иного события в Новом завете, заимствованные из книги «Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа» (Одесса, 1857), книги, хотя и не святоотеческой, но без изъянов, извращений, духовно познавательной и весьма назидательной, как таковой общепризнанной в Православии. В данном случае толкования изложены языком поэзии, доступным простому, широкому, но вдумчивому кругу читателей. Роман приближает людей к Богу, к образу жизни, служению и страданиям Сына Божия, к восприятию триединства Отца, Сына и Святого Духа. Если человек до прочтения романа стоит далеко от Бога, он может приблизиться к нему через зримые, осязаемые фразы, переплетенные со священно-исторической темой:
     «Сверкало солнце в золотой воде,
     И зной, обыкновенный, как везде
     И всюду, застывал над Иорданом…»
     Теми же образами, доступными всем, но не нарушающими святости Нового Завета, автор добивается, чтобы читателю было понятно состояние Апостолов, Иуды, Пилата, Каиафы, Ирода, то есть, чтобы полностью стал внятны душе простого читателя суд, совершенный над Богом и приведший к казни на кресте, а также события, связанные с этой казнью.
     Роман имеет очень большое значение, почему может быть интересен даже для далекого до сих пор от веры читателя. Ведь хотя бы просто задуматься о Боге и собственных грехах всегда полезно. Это может подвести человека к настоящей вере, которая однажды спасет его, поможет исцелиться его душе.
     Благословляю к изданию и очень рекомендую для чтения этот замечательный роман в стихах.

                Архиепископ Мурманский и Мончегорский,Симон.
               

                ЧАСТЬ I
     СЛУЖЕНИЕ СЫНА БОЖИЯ
                1
Сверкало солнце в золотой воде.
И зной, обыкновенный, как везде
И всюду, застывал над Иорданом.
Народ пришел сюда из разных мест,
От века расположенных окрест,
Предстать перед предтечей Иоанном.

Верблюжий волос покрывал его,
И был ремнем он черным опоясан
Пустынник молодой, чей ясный разум
Небесных сил провидел торжество.

В его руках вздымался тонкий крест.
Он был пророком этих древних мест,
Любим и уважаем был народом.
На Иордане он крестил водой,
И взгляд его, суровый и простой,
Сверкал, подобно Иорданским водам.

Играли дети возле матерей
На берегу, желая, чтоб скорей
Крещенье совершилось, и внимали
Крестителю. И вдруг увидел он,
Как фарисеи на прибрежный склон
Спустились и с другими рядом встали.

Тогда сурово молвил Иоанн:
«Ехидны порождения! Кто вам
Внушил бежать от будущего гнева?
Вы думаете, если Авраам –
Отец ваш, значит, благосклонно к вам
Исполненное благодати Небо?

Не вы, а камни могут стать детьми
Для Авраама по веленью Бога.
Покайтесь, а иначе ваши дни
Затмятся – и останетесь убого
Вы, брошенные Господом, одни!

Я вас крещу водой. За мной грядет
Спасти людей для вечной жизни Тот,
Чьей обуви не смел бы я коснуться.
С Ним будут и огонь, и Дух Святой.
Чтоб быть при Нем, креститесь же водой!
Иным путем вам к свету не вернуться».

Молчали фарисеи, про себя
Досадуя на слово Иоанна.
В неверии, неистинно любя,
Они пришли сюда, полны обмана,
И обличил пророк их, как судья.

                2
Спускался вечер к берегам и водам
С небес безоблачных. Ложилась тень
На знойные холмы. Кончался день.
Сгущались сумерки под небосводом.

На берегу уж не толпились те,
Кто исповеди жаждал и крещенья.
Уж многие стяжали очищенье,
Когда пророк подумал о Христе.

О том, что скоро, может быть, придется
С Ним встретиться. Не знал он, где и как,
Но чувствовал в себе небесный знак,
Как будто душу озарило солнце.

И вот Христос приблизился к нему
В своем простом хитоне домотканом,
Как Агнец, кротко встал пред Иоанном,
Чтоб дать начало Царству Своему.


Тогда воскликнул Иоанн: «Постой!
Не следует, чтоб мною Ты крестился.
Ответь же мне: должно быть, Ты явился,
Чтоб я` крестился от тебя водой?»

«Нет, - отвечал ему Христос. – Оставь.
Нам нынче правду надлежит исполнить.
И тот, кто видит это, пусть запомнит.
Моим крещеньем Господа прославь!»

Едва над Сыном Божьим совершилось
Крещение, спустился вдруг с небес
Весь белый, и в сиянье чистом весь
К Мессии голубь. Избранным открылось,
Что это Дух Святой. Тогда же своды
Потряс великий голос громовой:
«Се Сын возлюбленный единый Мой,
Се Тот, о Ком мечтают все народы.
Лишь в Нем благоволение Мое
И благодать. Примите же ее!»

                3
Иисус удалился в пустыню,
Чтоб сорокадневным постом,
Молитвами Богу святыми
Душой укрепиться. О том
Проведал диавол – и ныне
Решил он предстать пред Христом.

Сын Божий, измученный жаждой,
Под солнцем, на жестком песке,
Мечтал о траве и реке,
О хлебе насущном – и страждал.

К Нему приступил искуситель.
«Взгляни-ка, Сын Божий, - сказал, -
Взгляни-ка, народов Спаситель,
На камни. Ведь разбросал
Господь, чтоб Себя ты насытил.

Так сделай же хлеб из камней,
И хлеба не будет вкусней».

«Не хлебом единым, - ответил
Христос, - будет жить человек,
Но Божиим словом, а с этим
Не будет он смертен вовек».

Диавол привел Его в город,
Поставил на храма крыле
И молвил: «Коль Богу Ты дорог,
Тебя не отдаст Он земле.

Лишь вниз устремишься,
Свой страх истребя,
Подхватят Служители Неба Тебя.
У самого камня от смерти спасут
И к славе тебя на руках понесут».

«Господа не искушая,
Следует жить», - и Христос
Молча отходит от края,
Царственен, кроток и прост.

Снова диавол с улыбкой
Молвит: «Сын Божий, гляди.
Что за гора впереди!
Было бы грубой ошибкой
Мимо сокровищ пройти.

Встанем сюда, у вершины.
Видно с нее, как блестят
Злато, алмазы, рубины.
Как они радуют взгляд!

Сколько богатства, веселья!
Всё это будет Твое,
Да не шутя, а на деле.
Роскошь творит бытие!

Лишь поклонись мне – и вся недолга.
Друга узнаешь Ты вместо врага».

Молвил Господь: «Отойди, сатана.
Сказано, чтоб поклонялись
Господу. Дружба твоя не нужна
Мне, потому что лишь зависть,
Злоба и ложь управляют тобой.
Ты в искушенье мне послан судьбой».

Враг человеческий скрылся из глаз –
Только на время, не боле.
Ангелы встали пред Тем, Кто за нас
Чашу страданий в назначенный час
Выпил по собственной воле.

                4
В то же время в темницу был ввергнут Креститель.
Тем подруге стремился своей угодить
Ирод, мелочный и легковерный властитель.

Слову правды не веря, нельзя и любить.
И тщеславная злобная Иродиада
Говорила: «Погибнуть Крестителю надо!»
Царь же Ирод боялся его погубить.

Весь народ уважал и любил Иоанна.
Смерть его не была иудеям желанна.

Ирод сам – и нередко – беседовал с ним
И внимал с удовольствием слову пророка,
Верил, что Иоанн Небесами храним,
И не стал бы с ним так обходиться жестоко,
Если б жил независимо и одиноко.
Но наложница злобная правила им.

Иоанн говорил, что не следует жить
Так, как Ирод – в разврате, с чужою женою,
И тем самым нечистому духу служить,
Искушаясь неправедной властью земною.

И боялась, и злилась чужая жена,
Ибо власти и роскоши страшно лишиться
Человеку, который Небес не страшится.
И тюрьмы для пророка добилась она.

Но в тюрьме Иоанн продолжал обличенья.
Жадно Иродиада молчала, ждала,
Предвкушая великое время отмщенья
И забыв о расплате за злые дела.

Сын же Божий узнал о судьбе Иоанна,
Завершив свой тяжелый и длительный пост,
И пошел в Галилею. С тех пор неустанно
Проповедовал Божие Слово Христос.

                5
Вскоре был окружен он двенадцатью учениками,
И они беспрестанно ходили с ним вместе, дивясь
Исцеляющей власти Его, и дивились, что сами
Над чужими болезнями могут почувствовать власть.

Обещал им Сын Божий победу над духом лукавым,
Стал им Другом и Братом, и светлым Мессией Христом,
И беседовал с ними о Царстве Божественной славы
И о Новом Завете любви, освященной крестом.

Симон, названный «Петр», и Андрей, Иоанн и Иаков,
И Фома, и Иаков Алфеев, и Варфоломей,
И Филипп, и Леввей, и Иуда, и Симон… Признав их,
Не могли фарисей смириться, что с ними Матфей.

Осуждали – особенно книжники – мытарей строго
За служенье язычникам. Но Иисус не судил,
Ибо грешник, раскаявшись, искренней веровал в Бога,
Чем суровые судьи. И с грешными ел Он и пил.

И ходили двенадцать с Христом. В городах и селеньях
Он учил в синагогах, а ученикам говорил:
«Исцеляя больных, не теряйтесь в напрасных сомненьях.
Верьте твердо в могущество данных вам Господом сил.

Не берите в дорогу ни денег, ни обуви, кроме
Той, что носите. Всем говорите: «Мир дому сему!»
«Если Богу угодно, то мир ваш останется в доме.
Если дом не достоин, то мира не дастся ему.

Посылаю вас, точно овец, Я к волкам ненасытным,
Чтобы сделалось явным всё, бывшее прежде сокрытым.

Меч принес Я. Пусть им отделяются зерна от плевел.
Вы же будьте, как змии мудры. Простота голубей
Вам послужит защитой с тех пор, как повиснет на древе
Сын Господень, принявший страданья и смерть за людей».

Так Христос говорил. И любили Его, и внимали
Наставленьям Его все двенадцать, но было для них
Много сложного в речи Его, и не всё понимали
Эти люди, простые в понятиях слабых своих.

Знал Господь, что пока понимания ждать Он не вправе.
Весь Израиль земного царя с нетерпением ждал.
Всем казалось: придет он, подобно Давиду, во славе,
Чтоб правителем стать, как Давид им торжественно стал.

Всё смешалось в мечтаньях народных – в них было желанье
Власть надменную римлян низвергнуть для пользы своей
И увидеть Мессию царем, чтобы в Божьем избранье
Он приблизил к Себе самых набожных мудрых людей.

И Христос с его властностью, с кроткой и царственной силой
Им казался обычным царем. В нем узнать не смогли
Бога Жизни и Смерти. И честно в молитвах просили,
Чтоб Он правил народом. Но правил Он царством  любви.

                6
Совершил Он чудо в Галилее:
На пиру на брачном превратил
Воду в лучшее вино, чтоб был
Благодатней пир и веселее.

Удивлялись гости: «Неспроста
Сделалась вином вода в сосуде».
Лишь ученики о первом чуде
Говорили с Матерью Христа.

Это было всех чудес начало,
Новой славы Божьей первый свет.
Приближалась Пасха. Надлежало
Верующим Новый дать Завет,
Никому пока что не известный.

Бог пришел в древнейший святый град
(Тот, который больше не был свят),
Думая про тяжкий подвиг крестный,
Радуясь обетованьям тех,
Кто светло и бесконечно верил.
Вот и храма царственные двери.
Где же, Отче, мир твоих утех?

Шум и гам, товары, продавцы,
Скот для жертв, звон денег на пороге
Божией обители. Не строги
Были здесь законы. Как слепцы,
Зрячие стояли. Их вниманье
Не было полно негодованья.

Иисус же, духом возмутясь,
Сделал бич – и выгнал всех из храма,
И очистил внутренность от хлама,
И рассыпал деньги, торопясь

Скверну удалить от дома Бога.
«Храм от века не торговый дом.
Молятся и размышляют в нем.
Не торгуйте у сего порога.

Есть для торга много мест иных –
Нет нужды вам говорить о них».

Иисус еще известен не был
Иудеям, но уже боясь
Правды в нем и чувствуя в нем власть
(Впрочем, может, власть и не от Неба),
Иудеи говорили злобно:
«Чем докажешь, что имеешь Ты
Право разгонять нас принародно?
Что тебе до нашей суеты
И до храма нашего святого?»

Отвечал Он им: «Разрушьте храм.
Я в три дня его воздвигну снова».

Иудеи засмеялись: « Сам
Ты воздвигнешь храм, который сорок
С лишним лет мы строили? В три дня?
Видно, Друг, Ты Сам Себе не дорог».

Он же разумел: воскресну Я.
Вы Меня распнете. В срок трехдневный
Оживу – и отойду к Отцу.
После ж будет явлен Агнец гневный.

Он молчал, но по Его лицу
Не скользило робкое смущенье,
Замешательство. Он знал ответ
На вопросы всех людей. Но свет
Свой хранил для часа всепрощенья.

                7
В один из дней и знойных, и сухих,
Когда в жаре пылали неба своды,
Безветрен воздух был – и странно тих,
И пышен был цветущий лик природы.

Лежала Самарийская земля
Пред Богом и Его учениками,
Как на ладони, в душном блеске дня
Сходясь на горизонте с облаками.

Иаковлев колодец на пути
У странников возник. И, утомленный,
Сын Божий дальше не хотел идти
И сел на плоский камень запыленный
Для отдыха. Ученики же в город
Отправились, чтобы там купить еды.
А Он остался около воды,
Колодезный разглядывая ворот
И размышляя, и чертя перстом
Слова и знаки, схожие с крестом.

В тот час явилась женщина с сосудом –
Самаритянка – чтоб набрать воды.
Сказал Он: дай Мне пить. И простоты
В Нем столько было царственной, что чудом
Ей показалось речь Его. Она
Застыла, удивления полна.

«Ты просишь у меня воды, как будто
Не презирают иудеи нас!
Так вот же, пей из этого сосуда».

«Когда бы знала Ты, Кого сейчас, -
Он отвечал, - водой ты напоила,
Сама бы у него воды просила –
И дал бы воду каждому из вас!»

«Но чем ты почерпнешь? – она спросила. –
Глубок колодец. Или же в Тебе,
Мой Господин, пророческая сила?»

Так появился Бог в ее судьбе
Простым уставшим странником, но властно
Смотрели кроткие глаза Его.
Всё в лике было царственно и ясно.
Она в нем угадала Божество!
Пускай не разумом, с душой согласным,
Но детским оком духа своего.

Сказал ей Иисус: «Кто из колодца
Воды возьмет, надолго не напьется,
Опять возжаждет. А Моя вода –
Источник вечной жизни навсегда».

И попросила женщина Христа:
«Так дай мне, Господин, живую воду,
Чтоб мне не жаждать в жаркую погоду».

Сказал Он: «Мужа приведи сюда,
И с ним сама ко мне придешь». В ответ
Он слышит робкое, что мужа нет…

И соглашается Господь: «Ты честно
Ответила. Женою пятерых
Была ты. Но теперь никто из них
Не муж тебе, и с кем теперь ты вместе,
Не муж тебе. Твой справедлив ответ».

«Ты, господин, пророк, - она сказала. –
Ответь, где поклоняться должно нам?
Здесь, на горе ли, вверенной отцам,
Иль в Иерусалиме, чтоб я знала?»

«Ни на горе, ни в Иерусалиме
Вы поклоняться будете, молясь, -
Ответил Он. – Дух с истиной для вас
Святее будут всяческой святыни.
В них поклоняться станете отныне
Отцу, над всем имеющему власть».

«Когда же, - робко женщина спросила, -
Придет Мессия к нам и возвестит
Об истине?» Сказал Он: «Кто сидит
Перед тобой сейчас, и есть Мессия».

И бросила она свой водонос,
И поспешила в город, чтобы люди
Узнали от нее о Божьем чуде,
Поверили, что к ним пришел Христос!

Ученики вернулись, предлагая
С почтением Учителю поесть.
Ответил кротко Он, что пища есть.
И встали перед Ним они, гадая,
Кто накормил Его, пока они
Ходили в город без него одни?

Сказал Он им: «Моя еда – творить
Отца святую волю в мире этом.
И дело совершать Его, и жить,
Вас наполняя истиной и светом».

Приблизились к нему самаритяне.
Он долго, долго с ними говорил,
Чтоб не по слухам верили, а сами
В Того, Кто Царство Божье им дарил.

… День знойный ароматов полон был,
И город древний окружен садами.

                8
Сказал Христос: «В отечестве своем
Пророк от века не имеет чести».

Он покидал с учениками вместе
Отечество, чтоб вновь являться в нем.
Любя его, не мог Он навсегда
Уйти – и возвращался Он туда.

И с Божьим промыслом Его желанья
Соединялись верою одной.
В Нем жили детских лет воспоминанья,
Очарованье радости земной.

Он был и ныне чистым, как дитя.
Как Он, никто так не скорбел сердечно
О Родине. Всё было человечно
В Нем и божественно. Когда, цветя,

Земля Его носила, как ребенка,
В сем мире суетном, с любовью Он
Смотрел на царственность древесных крон
И слушал соловьев, что пели звонко
Ему осанну в зелени садов
Чужих земель и древних городов.

Сын Божий думать о Себе заставил
Уже немало – и друзей, и тех,
Кто злобой на Него кипел, но грех
Своей души скрывал. Устами славил
Христа, а сердцем черным проклинал…
Господь же это видел всё и знал.

Уж не двенадцать, а толпа народа
Теперь искала общества Его.
Но Он хранил Себя для Своего
Святого подвига. Везде природа,
А то и дом друзей, не всем известный,
Ему приют давали в поздний час,
Скрывали Бога от нескромных глаз
И берегли Его для смерти крестной.

Последователи, ученики
За ним повсюду и везде ходили.
Но лишь двенадцать вместе с Ним делили
Все тяготы. И не могли враги

К Учителю приблизиться. И только
Могли издалека жалеть о том,
В надежде позже встретиться с Христом
(Что не смиряло злобы их нисколько).

Он оставался в обществе друзей
И просто тех, кто жаждал исцеленья,
Учил народ и в кротости Своей
Живые к Небу обращал моленья.

                9
Сын царедворца болен в Галилее,
И царедворец просит, чтобы спас
Христос его от смерти. В тот же час
Сын выздоравливает. Не болея,
Не мог бы он уверовать в Христа
Так, как теперь, - всецело, навсегда.

Не только сын с отцом, но все родные,
Соседи и знакомы твердят:
«Воистину целитель этот свят,
Ему подвластны недуги земные».

И вот молва о чуде сотворенном
По всей земле расходится, как свет.
Христа встречают с верой и поклоном.

Враги молчат (их будто вовсе нет),
Но зоркими надменными глазами
Глядят на то, чего не могут сами,
И ходят за Учителем вослед.

Обман тщеславный в Нем подозревая,
Они стремятся слабость в Нем найти,
Чтоб, хитрые вопросы задавая,
Смутить Его – и счеты с ним свети.

Они еще не думают о казни,
Но всей душой хотят разоблачить
Того, кто правде вздумал их учить,
Кто чудеса свершает без боязни,
Кто обличает их перед народом,
А Сам бедняк из Назарета родом!

И вот в купальню у ворот Овечьих
Приходит Иисус. Что видит Он?
Пред ним ковчег страданий человечьих:
Хромых, слепых, недвижных горький стон,

Молитвы, плач… Здесь праздник Иудейский
И день субботний будто бы померк.
Тот, кто лежал здесь свой недолгий век,
Не видел ничего помимо блеска
Неяркого лечебных светлых вод,
Болезнью мучаясь из года в год.

Сюда являлся Ангел временами
И воду для несчастных возмущал,
И кто в нее спускался, очищал
Себя навек от тягостных страданий.

Но слишком много было ожидавших.
Не всякий успевал к воде, когда
Вдруг возмущалась Ангелом вода…
И вечным было множество страдавших.

Спросил Христос лежащего: «Ты хочешь
Ли быть здоров?» Ответил тот: «Хочу.
Но впереди меня так много прочих
Больных, идущих, будто бы к врачу,
К священным водам. Тридцать восемь лет
Лежу я здесь, и помощи мне нет!»

«Возьми постель свою, - сказал Сын Божий. –
Встань и ходи». И тотчас встал больной,
И вышел бодрым он на свет дневной
Из сумрачной купальни вместе с ложем,

Чем иудеев очень возмутил.
«Зачем ты взял постель твою в субботу?»
Он отвечал им: «Тот, Кто исцелил
Меня, велел мне так. И за заботу
Ему я послушаньем отплатил».

«Так кто же Он, мятежный твой целитель,
Тебе велевший, преступить закон?»
«Его я прежде никогда не видел,
Но Кто б Он ни был, Врач великий Он».

«Он исцеляет властью Вельзевула!» -
В досаде иудеи говорят,
Но не на кого им излить свой яд.
Где виноватый? Тень Его мелькнула
В том, кто в субботу был Им исцелен.
И нет мятежника… Так где же Он?!

А был Он в храме, кроткий и доступный
Врагам, как и друзьям, учил народ.
И видит: исцеленный Им идет
К Нему. И молвил Агнец неподкупный:

«Вот ты здоров. Смотри же, не греши,
Чтоб худшего с тобою не случилось,
С тобою ныне будет Божья милость,
Чтоб ты познал бессмертие души».

Склонился исцеленный перед Ним.
О том узнали после иудеи.
Так вот, кто враг их! Тот, Кто гордо им
Напоминал законы Моисея,
Как детям малым. Иисус Христос,
Зовущий их прилюдно «лицемеры»…
Сколь дерзок он, забывший чувство меры!
И закипела в иудеях злость.

«Убить его, убить! – шептали в злобе
Они друг другу. – Да, убить! Не то
Он победит. Пускай умрет. Зато
Спокойней будет нам, когда во гробе
Увидим обольстителя Сего
И молвим: «Господи, прости Его».

Но как убьешь? Кругом толпа народа,
И Он в простом хитоне пред толпой.
Сказали фарисеи: «Что с тобой,
Учитель? Или для тебя суббота
Обычный день, а вовсе не святой?»

Ответил Иисус в негодованье:
«Что делать Господу, когда овца
В субботний день лежит, споткнувшись, в яме?
Ужель субботы ожидать конца?

Нет! Человек есть властелин субботы.
Суббота для него. Наоборот
Не будет никогда! И тот солжет
И согрешит, кто бросит без заботы
Больного в день субботний. Так Отец
Мне поручил хранить Моих овец».

За то, что приравнял Себя Он к Богу,
Еще сильнее разгорелась кровь
У фарисеев; и друг другу вновь
Твердят они: «Убить!» Но всё не могут

Приблизиться к нему. Толпа людей
Сокрыла Господа от глаз лукавых,
Чтоб не смущал Он кротостью Своей
Сердец надменных, злых и величавых.

                10
Было тягостно Матери видеть, что люди враждебны
К Сыну милому, но утешалась молитвой Она.
И молитва, подобная чаше живого вина,
Утешала Пречистую Деву. Ей были потребны
Эти светлые с Богом беседы и с Духом Святым.
И тревога, и боль из души исходили, как дым.

Укоряли Христа лицемеры, что Мать Он не любит.
Навестила Она Его в храме – не вышел Он к ней!
И притом заявил, что Ему незнакомые люди,
Те, что ходят за Ним, мол, гораздо милей и родней.

Он не вышел воистину. Мать ожидала смиренно,
Зная то, что не может покинуть Сын паству Свою.
Ведь служенье Его было свыше и было священно –
И давалось Отцом человеческому житию.

Кто-то крикнул в гордыне (из братьев Иисусовых сводных
По Иосифу – не было братьев родных у Христа):
«Удели нам внимание, чтобы в собраньях народных
Почитали и нас, как тебя, - и везде, и всегда!»

И достойно ответил на это Господь, и не принял
Он тщеславных, духовно чужих Ему гордых людей.
Лишь один среди образов этих был чист и невинен:
Образ Матери Божьей – единой для сотен детей…

Иисус ли ее не любил! Да найдется ли ныне
На земле человек, столь же трепетно любящий мать?
И найдется ли мать, что так кротко пеклась бы о сыне
И смогла б у креста в столь же гордом величии встать?

Не Она ли, совсем еще юная, у колыбели
Согревала Младенца дыханием нежным Своим,
Не Ее ли глаза на Дитя дорогое смотрели,
Не Она ли шептала святые молитвы над ним?

Не Она ли играла с ребенком своим златокудрым
И ласкала Его, и беседы вела с ним, светло
Улыбаясь чему-то. И вырос Он кротким и мудрым,
И заботы легли на пречистое Девы чело.

Сердце Матери в страшных предчувствиях горько сжималось.
Сердце Сына старалось предчувствия злые смягчить,
Ибо Боже служенье Мессии уже начиналось,
Он уж должен был в храмах иному Завету учить.

И предчувствовал чаши ужасной Своей приближенье,
Но берег до последнего вздоха Пречистую Мать.
Он не вел с Ней бесед о возвышенной цели служенья
Своего, но немало ей Богом давалось узнать.

И когда уж не стало Иосифа, многие годы
Пронеслись, и пошел проповедовать правду Христос,
Оставалась Мария одна, и грозили невзгоды
Сокрушить Ее мирный покой, и, бывало, до слез

Доходила печаль Ее сердца. Всегда в ожиданье,
Одинокая Матерь для Сына одежду ткала,
Чтобы Он, возвратившись, святое носил одеянье.
Тем стремилась она защитить Иисуса от зла.

                11
«Не от Себя творю, - сказал Христос
Стоявшим чуть поодаль фарисеям, -
Но от Отца. Я истину принес,
Вам заповеданную Моисеем.
 
Отец не скроет ничего от Сына
И всё ему покажет, что творит,
И Сын законы Божьи подтвердит,
А не нарушит. Знайте, что едина
Святая воля Сына и Отца,
И этому единству нет конца.

Отец, что любит Сына, даст и Сыну
Святую власть над всеми и над всем.
Я дан в спасенье Иерусалиму,
Но не тому, кто глух, упрям и нем.

Вы слепы. Вы не верите, что ныне
Об истине свидетельствую вам.
В вас нет любви к Отцу, Который в Сыне.
И как поверите моим словам?

Был Иоанн: светильник, но не свет.
Я – говорю вам! – больше Иоанна,
Которого сегодня с нами нет…
Но вы тщеславны и полны обмана.

Я вас пришел спасти для жизни вечной,
А вы не принимаете Меня
И в гордости своей бесчеловечной
Твердите людям, что преступен Я.

Не ищите, как должно, Божьей славы.
От человека слава вам важней.
Вы лжете и уверены, что правы.
Обман силен. Но истина сильней!

Я к вам пришел. И вот прилюдно вас
К спасенью призываю в этот час!»

Ответа фарисеи не давали.
Что было у несчастных на душе?
Бог знает, что… но истина – едва ли.
Иные приготовились уже

Схватить и в самом деле уничтожить
Того, Кто им же Небом послан был.
Он видел всё. И обо всех молил
Отца как Искупитель – Агнец Божий.

                12
Иоанн Креститель, тот, который
Так был всеми чтим, загублен был.
Иисус об этом говорил,
Чтоб в народе прекратились споры:
Жив святой пустынник или нет,
Жив ли он, предрёкший людям Свет?

Не могла простить Иродиада
Иоанну истины его:
То, что не от мира он сего,
То, что он, как вечная преграда

Между ним и Иродом-царем,
То, что видит он насквозь пороки
Человеческие. О пророке
Часто думала она, и в нем
Видела врага. К ее досаде
Был суров он к ней, Иродиаде.

Злобе так же час назначен свой,
Как и благодати. В день рожденья
Ирода его подруге злой
Мысль пришла на ум, как наважденье,
И она лелеяла ее,
Будто бы сокровище свое.

Зная, что` из всех увеселений
Ирод ценит более всего,
Привести решилась в исполненье
Злую мысль наложница его.

Дочь свою, умевшую плясать
Так искусно, как никто на свете,
И жестокосердую, как дети,
Что дурным родителям под стать.

Юную, но с духом легковерным,
С разумом, не знающим любви,
Мать просила: «Танцем беспримерным
Восхити царя и отрави!

Лучше многих ты плясать умея,
Не скрывай свое искусство зря,
И тогда, что хочешь, Саломея,
Ты получишь нынче от царя!»

И она плясала в царской зале.
Жадно все смотрели на нее,
Видя в первый раз, чтоб так плясали,
Не боясь за мастерство свое.

Стройная, прекрасная, разврату
Знающая цену с юных лет,
Заслужила царскую награду
Саломея. И звучит в ответ

На слова царя «проси, что хочешь»
Голос Саломеи: «Господин!
У меня есть всё, чего у прочих
Нет. Богата я. Но есть один,
Кто мешает счастью моему.
Это узник твой, пророк Креститель.
Отруби же голову ему
И подай на блюде мне, властитель!
Цену ты за танец дивный мой
Разрешил назначить мне самой».

Не она, а мать того хотела.
Саломее было всё равно.
Было слово царское дано,
Но легко ли на такое дело,

Как убийство узника святого,
Ироду решиться? Нет и нет!
Саломеи услыхав ответ,
Он оцепенел. Когда б иного
Попросила девушка, то он
Не был бы так сильно поражен,
Хоть бы это стоило немало.

И в печали Ирод приказал
Сделать так, как девушка сказала.

… Отсекли главу и вносят в зал.

И горят глаза Иордиады.
Равнодушно смотрит дочь ее.
Царь и гости многие не рады.
Чтобы скрыть смущение свое,


Много пьют и говорят о пляске
Саломеи, о былых пирах
И о женщинах. Но всё напрасно:
Где-то в сердце поселился страх.

Обезглавлен и унижен тот,
Кто любим был Богом и народом.
Что же ждет убийц под небосводом?
Божий гнев иль яростный народ?..

Радуется зло Иродиада.
… Иоанн же похоронен был
С почестями скромного обряда
Всеми теми, кто его любил.

Не было народных возмущений.
В тишине ученики Христа
И Господь средь плача и молений
Вспомнили носителя креста
И Предтечу истинного Света.

… И когда услышал Ирод вдруг
О Мессии Нового Завета,
Задрожал он, поглядев на слуг,
И воскликнул: «Это Иоанн!
Он воскрес, он вновь нам Богом дан».

Божьего страшась святого гнева,
Долго лицемерный царь дрожал.
После же поверил в милость Неба
И подумал, будто избежал
Наказанья. С той поры беспечность
В нем навек затмила человечность.

                13
Продолжались деянья великие. В Тибериаде,
Но не в самой, а в окрестностях исцелено
Было множество нищих и тягостно страждущих ради
Веры крепнущей тех, кому свыше то было дано.

Был накормлен народ Иисусом пятью лишь хлебами
И двумя только рыбами – множество сотен людей.
Принимавших ученье святое Христово. И сами
Эти люди дивились, что долею сыты своей.

Но чем больше чудес совершал Он, чем больше учил Он,
Тем сильней восставали завистники против Него.
Так летучие мыши хотят уничтожить светило,
Что мешает их тьме. Не во тьме ли им проще всего?

Так сильны были речи Его, что о Нем соблазнились
Очень многие – и отошли от него, не поняв,
Что сказал Он им, в страхе, и долго, слепые, молились,
Чтоб Господь защитил их, Учителя правды уняв.

И спокойно Учитель смотрел, как они уходили.
После ж молвил двенадцати: «Может, хотите и вы
Отойти от Меня?» Петр воскликнул: «Учитель! Не мы ли
Верим в то, что Мессия Ты? Разве не мы?
И к кому нам идти? Ты предвечный Сын Бога Живого,
И от Бога дано Тебе истины вечное слово».

«Не двенадцать ли вас я избрал? – им Христос отвечал.
Ибо так вам дано было Господом: быть при Мессии.
Но диавол один из двенадцати…» Он замолчал
И задумался. Тотчас задумались все остальные,

Догадаться пытаясь, о чем говорит им Сын Божий.
Он же знал, что Иуда Его замышляет предать
Фарисеям, но был с ним в общенье нисколько не строже,
Чем в другими – к тому, кто готовился душу продать

Князю тьмы. В помышленье лукавом несчастный Иуда
Не смотрел на Учителя. Длилась молчанья минута,
Точно век, для того, кто одним из двенадцати был,
Кто ходил за Христом, кто любил Его – и не любил…

Ибо, будучи вечно при Свете, как в мрачном покое
Сохранял он для тьмы свой корыстный и гибнущий дух?..
Как с одним, лучезарным, святым сочеталось другое –
И в одном человеке? С трудом бы хватило на двух…

Иисус и кто был с Ним, ушли в Галилею, поскольку
В Иудее опасно Учителю было ходить:
Иудеи искали Его, чтобы тайно убить.
Как убьешь принародно? Себя опозоришь – и только.

Братья звали на праздник Христа и смеялись: «Зачем же
Ты, Учитель, явить Себя миру не хочешь, скажи», -
Ибо не было веры в Него у них, знающих прежде
Иисуса, и в памяти их еще были свежи
Его детство, и Сам Он весь, кроткий и чуждый их нравам…
Ибо Он не стремился быть первым, поскольку был правым.

«Мое время еще не настало, - Господь им ответил. –
А для вас это время всегда. Ненавидит Меня
Мир (дела его злы). Вас же любит он, вы его дети.
Так идите. За вами пока не последую Я».

Но когда удалились они, Он отправился тоже,
Только тайно – лишь в храме открывшись – а полон был храм.
Стал учить Он людей, как наставник воистину Божий,
Власть имеющий вечно, к духовным причастный дарам.

Иудеи смотрели, как волки, что овцами стали,
На добычу мечтаний жестоких и низких своих.
Было много их. И без конца пожирали глазами
Лицемеры Того, Кто явился погибнуть за них.

Он сказал им: «Я знаю – Закон, Моисеем вам данный,
Нарушаете вы. Так за что же хотите убить
Вы Меня? Я предвечный Мессия ваш обетованный,
Исцеляю в субботу, чтоб вы научились любить

Человека, как любит Отец Мой, Меня к вам пославший.
Я пришел от Него, чтоб воззвать к человечности Вашей».

Иудеи сперва удивленные сделали лица:
«Что ты, кто тебя ищет убить? Да здоров ли Ты, Друг?»
Но потом, постепенно озлобясь, столпились вокруг
И уже не скрывали желанья схватить сердцевидца.

Но не смели коснуться Его, потому что пока
Не настал Его час; и лишь в ярости возле ходили
И кричали: «Хватайте!» Но не поднималась рука…

В то же время в народе о Господе с жаром судили:
Тот ли это, другой ли? И прочь удалился Христос.
И не смели схватить Его. Он же, известный в народе,
Храм покинул, но прежде с печалью живой произнес:

«Говорю вам, искать Меня будете – и не найдете.
И туда, где Я буду, не можете нынче придти,
В час, назначенный Богом, Меня вам нигде не найти».
                14
В то утро солнце было в облаках,
Живых лучей земле не посылая,
А прежде дождь прошел. Он пыль и прах
Прибил к песку и камню. Высыхая,
К безмолвным небесам вода взошла –
Туда, откуда ночью истекла.

Спаситель в храме был и возле храма.
Был свод небесный весь Ему открыт.
Учил народ Он, видя, что стоит
Пред Ним толпа. Ей не казалось странно
Уже ученье кроткое Его –
Народ в нем видел Бога своего.

Он, наклонившись, на земле перстом
Писал, когда явились фарисеи
И книжники – и встали пред Христом.

Казалось им, что странно Он рассеян:
На них не смотрит вовсе и молчит
В раздумье. Привели они с собою
Блудницу и гадали, что с такою
Он женщиною сделать им велит.

И говорят они: «Учитель, вот
Перед Тобой блудница. Вспоминая
Законы Моисея, наш народ
Камнями побивал таких. Иная
Ли казнь, по-Твоему, ей суждена?
Смотри, как велика ее вина».

Они Христа речами искушали,
Чтоб после обвинить Его: мол, Он
Благочестивый отклонил закон
Или, напротив, был жесток. Молчали

Они и ожидали. Но и Он
Молчал, не обращая никакого
На них вниманья. Серый небосклон
Был пасмурным по-прежнему. И снова
Ему вопрос коварный задают.
Он поднимает голову. Все ждут.

И говорит Христос: «Кто без греха
Из вас, пускай тот первый бросит камень
В нее. Вы хороши, она плоха.
Судите и наказывайте сами,
Раз вы безгрешны, а она грешна,
Раз заслужила вашу казнь она».

Молчат в смущенье сторожа закона
И, не найдя, что возразить ему,
Уходят молча все по одному.
Их совесть обличает, и смущенно
Они вдруг понимают, что на всех,
На них и прочих, суета и грех,
Что не судья один из них другому,
Что эта женщина не хуже их,
Они ее не лучше. И дурному
В ней места столько, сколько же и в них…

И вот расходится народ, потупясь,
Не смея глаз поднять. Перед Христом
Осталась лишь блудница, что в святом
Его раздумье видела не участь
Свою быть осужденной Им, но Свет,
Что спас ее от величайших бед.

«Где обвинители твои? – сказал Он,
Поднявшись и увидев, что она
Смиренно перед Ним стоит одна. –
Никто не осудил тебя?» Немало

Пред Ним робея, отвечает та:
«Да, Господи, никто», - и умолкает,
Благоговейно глядя на Христа,
Который спас ее, Который знает
То, что для прочих – будто солнца луч,
Сокрытый в глубине угрюмых туч.

«И Я тебя не осуждаю, - Бог
Сказал ей с кротостью и простотою. –
Иди и не греши отныне». С тою
Же кротостью своих учеников
Он наставлял. И женщина ушла,
Освободившись от грехов и зла.

Тут солнце из завесы облаков
На небо вышло, мягко освещая
И храм, и город, и сады… И вновь
Оно сияет, благо предвещая.

И в воздухе дыханье ветерка
Разносит запах каждого цветка…

               

                15
За Сыном Божьим шла одна больная.
В толпе она заметна не была,
Но, мощь Врача Божественного зная,
Она за Ним с глубокой верой шла.

В толпе густой, рокочущей, мученьем
Казалось ей приблизиться к нему,
Страдавшей много лет кровотеченьем,
Доверившейся Богу Одному.

С трудом приблизившись, она тихонько
Коснулась Иисусова плаща,
Твердя себе: «Я исцелюсь, как только
Дотронусь до Него». И, трепеща,
Сейчас же отступила от Христа,
Как будто не касалась никогда.

Она уже чудесно исцелилась,
Но не сказала никому о том,
Замеченная тайно лишь Христом.
Кто верует, заслуживает милость!

«Кто до Меня дотронулся?» - Христос
Спросил, людей окидывая взглядом.
Петр удивился: «Но с Тобою рядом
Толпа. Прости, мне странен Твой вопрос».


Учитель молвил: «Сила из меня
Ушла, поэтому Я твердо знаю,
Что ныне исцелил кого-то Я,
И предо Мной открыться призываю
Того, кто с верой шел за Мной в толпе,
Кто тем снискал спасение себе».

И женщина под легким покрывалом
В смущенье благодарном и слезах
Пред Сыном Божьим на колени пала,
Во всём признавшись… Он же молвил так:

«Иди. Ты спасена своею верой».
И посмотрел с улыбкой на нее.
Она же с благодарностью безмерной
Ушла в жилище тихое свое

Здоровой, бодрой, чистой от грехов,
Беседой с Богом свет в себя принявшей,
Избавленная от болезни страшной,
Увидевшая, как всесилен Бог.

                16.
Среди друзей Христа была одна, усердно
Служившая Ему, любившая Его,
Учителя как бога чтившая безмерно
Всей силой и ума, и духа своего.


Семь бесов Он изгнал из молодой девицы.
Она жила в бесчестье, как живут блудницы.
Признательность ее к Учителю была
Так велика, что женщина с трудом могла
Святое чувство выразить с достойной силой.
Мария Магдалина было имя ей.
Она Христу свое служение дарила
На протяженье долгих и великих дней.

Была ли той она, которую камнями
Чуть не побили? Ну, а может, той она была,
Что омывала ноги Господа слезами
И больше многих возлюбить смогла?

«Тому простится больше, кто возлюбит много», -
Сказал Господь, чтоб гордо не могли судить
Марию. Ей живой любовью к Сыну Бога
Далось очистить дух и тяжкий грех избыть.

Она держалась скромно и учтиво,
Проникнувшись навек учением святым.
Душа ее во всём всегда была правдива
И нрав был чистым, строгим, ясным и простым.

Ей первой явлен был Христос по воскресенье,
Хотя она лишь слабой женщиной была.
А после Магдалина за свое служенье
Немало претерпела и обид, и зла.

В пустыне дикой, побывав пред этим в Риме,
Она лечила прокаженных, никогда
Не брезгуя никем, без страха пред больными,
Сестра и друг для всех учеников Христа.

                17
На море было тихо. Ничего
Не предвещало ни грозы, ни бури.
Любуясь сочетанием лазури
И туч жемчужных с места своего,

Ученики Христа сидели в лодке,
Как Он велел им. Тихий ветерок
Покачивал суденышко, как мог,
Легко. И меркло небо на востоке.

Уже спускался вечер. Запад был
Чуть светел, будто там свечу задули.
И многие ученики заснули,
Воспользовавшись тем, что отпустил

Их вечером Господь, велев им плыть
На сторону другую. Сам остался
Он до темна с народом говорить,
А после на гору один поднялся,
Чтоб там молиться. Был спокоен Он.
Но всех, кто в лодке был, покинул сон.


Сгустился мрак. Поднялся ветер сильный.
Волнами бил он лодку и швырял.
Царил на середине моря шквал,
Лил крупный дождь: губительный, обильный.

Ученики, как овцы, сбились в кучу,
Молясь и горько сетуя, что их
Оставил добрый Пастырь всемогущий
На произвол бездумных волн морских.

Что делать? Разве гибель их минует,
Когда пучина и водоворот
У самых ног бушует и ревет
И в грозной тьме стихия торжествует?

Но тут они увидели: во мгле
Туманной, пенной, бурной и мятежной
Сын Божий по воде, как по земле
К ним приближался с царственностью прежней,

Как будто были грозный шторм и море
Ничто для вечных, высших сил Его.
За призрак на бушующем просторе
Приняв Христа, Мессию своего,
Ученики от страха закричали,
Но их Господь избавил от печали.

Он «Ободритесь, - кротко молвил им. –
Не бойтесь. Это Я». И голос ясный
Учителя, Который так любим
Был ими, страх рассеял их напрасный.

Петр, вдохновленный тем, как по воде
Идет Господь, проникнулся величьем
Святого зрелища и захотел
Пойти к Христу, хотя и непривычным
Казался зыбкий ненадежный путь
«Позволь мне по воде к Тебе навстречу
Придти, Учитель! – Петр сказал. – И будь
Поддержкой мне, пока Тебя не встречу».

Сказал Христос: иди. И Петр из лодки
Шагнул и по воде пошел к Христу,
Но бездну ощутил и пустоту
Он под ногами в самый срок короткий.

И вера уступила, трепеща,
Сейчас же место страху. Стал тонуть он,
В волнах теряя силы и крича:
«Спаси же, Господи!» И в ту минуту
Христос его рукою поддержал:
«Когда бы ты сомнений избежал,
Ты б не был верой собственной покинут».
И вот Он в лодку остальными принят.

И тут же буря кончилась, и волны
Утихли, как ягнята, и тогда
Склонились все пред силою Христа,
Сказав Ему: «Воистину ты волен
И бури останавливать. Ты Сын
Единый Бога нашего». И после
Плыла их лодка тихо, только весла
Чуть возмущали гладь морских глубин.

                18.
Шло время, приближалась Божья Пасха,
Неотвратимо, медленно. Чудес
Свершалось множество, как будто сказка
Явилась к богоизбранным с Небес.

Слепых и прокаженных исцеляя,
Господь немало думал о кресте,
О казни и о смерти, о суде,
Который совершат над Ним, желая
Всю память о Мессии истребить.
Но знал Христос, что так тому и быть,

Что не свершится ничего иначе,
Что Сам Он на заклание придет,
И слышал, как «распять» кричит народ,
Иные же, недвижны в горьком плаче,
Застыли, и в печали на Него
Глядят из бездны горя своего…

В беседах с Богом Иисус привык
Жить с Господом единой властной волей,
Которая превыше слез и боли,
Которая - Небес живой язык

И суть земного жития простого
И праведного. Знал Он, что Отцом
Он послан для заклания святого –
И утверждался духом пред концом.

Ученика он говорил не много
И кратко о распятии Своем,
И так спокойно, что они о Нем
Не сокрушались. Как могла тревога

Проникнуть в души тех, кто ничего
Не понимал в речах скупых и кратких
Наставника святого своего,
Теряться не любя в пустых догадках.

Так продолжалось чистое служенье
Завету Новому. Но время шло,
И приближалось в медленном движенье
Заветное пасхальное число.

Никто не знал, что смертью на кресте
Учителя простого и святого
Исполнится пророков древних слово
О Боге и Спасителе Христе.

Откроются врата по воскресенье
Для вечной жизни в Царствии Святом
Небесным, и даруется спасенье
Всем, кто прощен, и кто любим Христом.

Чтоб после им воскреснуть в мире новом…
Пока же этого никто не знал.
Христос о многом не упоминал
В беседа с близкими людьми ни словом.

Он ждал, когда пробьет последний час,
Молясь и говоря с Отцом Небесным,
И, духом укрепляясь всякий раз,
Просил о силах в испытанье крестном.

                ЧАСТЬ II
               СТРАСТНАЯ НЕДЕЛЯ

                1
Синедрион, между тем, разделился на две половины,
Впрочем, неравные. Те, что любили Христа,
Меньшую часть составляли; и были едины
В злобе своей пожелавшие Богу креста.

Эти, количеством превосходившие первых,
Были знатнее, и чин их значительней был.
Первосвященник Каиафа богатство любил
И ненавидел Небесному Царствию верных.

Набожностью лицемерной прельщал он сердца
Тех, кто был прост и невинен, и недальновиден,
Но не умел обмануть он народ до конца.
Тех же, кого не умел обмануть, ненавидел.

Сам себе лгал и обманывал сам себя он
Вместе с другими и с Анной, который по чину
Также духовную власть представлял и закон.
Первосвященник искал непрестанно причину
Смерти законно предать Иисуса Христа
И от ученья Его не оставить следа.

Чтобы склонить всё собранье к насильственным мерам,
Анна с Каиафой и те, кто поддерживал их,
Всех уверяли, что скромный Учитель примером
Дерзким Своим нарушает законы святых.

«Вы посмотрите, какой он беде подвергает, -
Анна твердил, - и Израиль, и Синедрион.
Он колдовством нас самих к Себе не подпускает.
Верит народ, что Сын Божий воистину Он!»

«Синедрион позабудут, - глаза опустив,
Скорбно вещал, выступая, коварный Каиафа. –
Все поспешат за Христом. Он же властолюбив.
Хитростью он добивается славы, а слава

Даст Ему всё. И останется Синедрион
С знаками власти пустыми, забытый народом.
Что за позор ожидает нас под небосводом!
От рыбаков ли мы примем священный закон?»

«Но о себе позабыли бы мы, - лицемерно
Анна Каиафы слова подхватил. – О себе
Пусть убиваются те, чья гордыня безмерна.

Наше отечество! Вынести хватит ли сил
Беды его в час, когда самозваный Мессия
Римлянам вместе с народом объявит войну!
Что нам война принесет? Лишь погибель одну
Всей Иудеи. Того ль мы у Бога просили?»

«Мы с легионами кесаря спорить не можем, -
Первосвященник негромко, но твердо сказал. –
Наш истощенный народ и без войн растревожен,
В этой войне победителем он бы не стал.

Избранный ими Христос не земными делами
Дышит. Куда же, скажите, ему побеждать
Тех, кто воюет от века и крепнет веками –
Эту весь свет захватившую грозную рать?»

А раздраженный войной победитель надменный
Нас после этого хуже, страшней отягчит,
Втопчет нас в пыль, наше имя из книги нетленной
Древних народов изгладится. Будет забыт
Богом любимый и избранный, Богом хранимый,
Царственный высший народ, Авраамом любимый».


Слушая их, можно было подумать, что это
Лучшие люди отечества сердцем скорбят
Об иудейском народе – и что от совета
Скрыть опасений не могут, когда и хотят.

В сердце же Анна с Каиафой печалились мало
И об отечестве бедном. Но меньше всего
Их, лицемерных и гордых, война волновала.

Если б Христос был при них и желал бы сего,
То есть, войны, им приятно б и радостно было
Дерзко язычникам грозным войну объявить.
Очень хотелось им, гордым, свободными быть.
Их не касалась народная слабость иль сила.
С радостью бы положились они на Христа,
Ибо победа за Тем, Кто творит чудеса.

Но понимали они, облеченные властью,
Что Он не Друг им, а их Обличитель святой.
Если за Ним устремятся все люди, к несчастью,
Выгод лишатся они. Что им делать в пустой

Церкви, оставленной паствой? Христа же считали
Хитрым, тщеславным, подобным себе же самим
И не могли оценить Его кроткой печали,
Нежный заботы Того, Кто был свыше храним.

Им недоступна была чистота и святая
Кротость характера, облика, слова Христа.
Злоба кипела в них, вместе с тоской возрастая,
Мучил их демон, - и совесть была нечиста.

                2
Был у Христа любимый друг. Они
Вдвоем вели сердечные беседы
Про прошлые и будущие дни.
Хозяин спрашивал, а Гость ответы
Давал, и Лазарь ни один из них
Не позабыл, на память зная их.

В гостеприимном доме занималась
Хозяйством Марфа, Лазаря сестра.
Была она радушна и проста,
Добросердечна, но не проникалась

Святым ученьем так же, как вторая
Сестра, Мария. Слушая Христа,
Мария точно врат касалась Рая
И забывала, что бедна, проста,
Незнатна, и что жизнь ее скудна
Весельем, и Учителя она

Самозабвенно слушала. Но ей
Твердила Марфа: «Что ты не поможешь
Мне стол накрыть? Как безучастной можешь
Ты быть к трудам сестры родной твоей?


Наш долг святого Гостя дорогого,
Что нам и брату незабвенный Друг,
Как следует принять». Но слышит вдруг
Хозяйка Гостя праведного слово:

«Оставь Марию, Марфа, пусть она
Сидит и слушает Меня с вниманьем.
Ты не о том заботиться должна,
Чтоб угостить меня. Я пониманьем,

Любовью, исполнением Закона,
Что богом дан и Мною подтвержден,
Довольно сыт. Вы знаете Закон,
Заветы исполняя неуклонно.

Ты добрая хозяйка. Не мешай
Меня сестре твоей и брату слушать.
Чисты, благочестивы ваши души,
Лишь суетным себя не искушай!»

Ему внимала Марфа, про себя
Печалясь о себе и о хозяйстве…
Об угощении она, любя
Учителя, тревожилась - к несчастью,

Ей не блеснуть умением своим
Готовить, угощать; не отличиться
Пред Тем, Кто ею глубоко любим…
Как этим женщине не огорчиться?

И вот однажды, в третий год служенья
Христова, пред Пасхой, получил
Известье он, что Лазарь без движенья
Лежит и тяжко болен. Не спешил

Господь вернуться, чтоб помочь ему.
Напротив медлил, в размышленье долгом,
Служенью свято верный Своему.

Потом сказал ученика, что долгом
Своим считали притчи и слова
Христа понять и правильно, и точно:
«Друг Лазарь наш уснул». Уснул бессрочно,
Он разумел, но понят был едва.

«Иду Я разбудить его», - добавил
Христос. Но все не поняли Его:

«Уснул, так исцелится. Для чего
Идти Ты хочешь? Ты Себя прославил
Так в Иудее, что Тебя убьют,
Учитель. Скор несправедливый суд!»

Тогда, поднявшись, Иисус сказал,
Что умер Лазарь. И к тому добавил:
«Я рад за вас, что лишь теперь позвал
Вас за Собой. Я Бога прежде славил,

Но нынче вы поверите в Меня
Сильней, чем прежде; также и другие.
Идемте». И пошли при свете дня
В Вифанию, послушные Мессии,

Ученики Его. Узнав, что Бог
Уже недалеко к Нему из дома
Спешит и плачет Марфа: «Ты помог
Ему бы, Господи, Тебе знакома

Любая тягость. Брат остался б жить,
Когда бы Ты здесь был, но всё от Бога
Ты можешь получить и ныне. Много
Ли надо нам, чтоб нашу скорбь избыть?»

«Воскреснет брат твой», - молвил Иисус
С участием и кротким состраданьем.
«Воскреснет, знаю, - и печаль, и грусть
В ответе Марфы. – В день последний с нами

Воскреснет Лазарь». Но Христос Господь
«Кто верует Меня, не знает смерти, -
Сказал, - А если умер, оживет.
И верующий не погибнет. Верьте

В Меня, и будет так, как Я сказал».
Поняв, что лучше говорить Марии
С учителем, зовет сестру к Мессии
В печали Марфа. Там же Он стоял,

Где Марфа с Ним рассталась. И Мария
В слезах бросается к ногам Христа.
Все плачут, что пришли за ней. Живые
Скорбят о мертвом. Вера их пуста.

Она мала. Ее с трудом хватает,
Чтоб не роптать и со смиреньем ждать,
Когда печаль их скорбный дух оставит,
Тем временем, как рядом, - Благодать,

Друг милосердный, Божий Сын единый.
И видя скорбь людей и их печаль,
Сам восскорбел пречистый дух невинный,
Которому несчастных стало жаль.

И Он заплакал, думая о друге
В минуты эти, горькие для всех.
Так плачет Бог, когда святые люди
Уходят в Царство неземных утех,

Так плачет Бог с оставшимися в мире,
По-человечески земную боль
Всем сердцем принимая, чтоб любовь
К умершему живущие хранили.

                3
«Где положили вы его?» - спросил
Господь. Ему ответили: «Недолго
Идти туда. Ты не потратишь сил».
И Он отправился. Не чувство долга

Им двигало, но знание того,
Чему и должно, и пора свершиться.
Остановился Он. Пред Ним гробница:
Жилище друга мертвого Его.

Толпа народа смотрит и молчит
Рыдают женщины. Мария плачет,
И солнечные землю жгут лучи.
Все ждут. Господь молчит. Что это значит?

Сказал Он властно: «Камень отвалите
От гроба Лазаря!» Ему в ответ
С почтеньем возражает Марфа: «Нет.
Четвертый день во гробе он, Учитель.
А зной невыносимый. Ни к чему
Нам в горе нашем слышать запах смерти».

Он молвил: «Я давно твержу вам – верьте
Отцу, и мне, и слову Моему.
Откройте гроб!» - и вот отвален камень,
И очи к небу Иисус возвел
И звучно молвил: «Отче! Я за всё
Благодарю Тебя. Ты дни за днями

Беседовал со Мной. Я знал: услышишь
И в этот раз Меня Ты, но воззвал
К Тебе при всех, чтоб знали, что послал
Меня Ты к людям, что дано Мне свыше
Творить во имя Божье чудеса!»
И устремил Христос на гроб глаза.

Затем великим голосом воззвал Он
С бессмертной силой: «Лазаре! Гряди
Из гроба вон!» Немое тело встало
И в пеленах идет. Как не пойти

Услышав вечный, властный голос Бога!
Сказал Христос: «Снимите же с него,
Чем связан он», - так друга своего
Избавил словом Иисус от гроба.

Об этом чуде до Синедриона
Весть долетела тотчас, и совет
Признал Того, Кто был Небесный Свет,
Преступным нарушителем закона.

«Гроб Лазаря грозит великой смутой, -
Сказал Каиафа фарисеям, - мы
Теряем славу с каждою минутой.
Мы Назарея погубить должны.

Пусть лучше Он один падет за всех,
Чем весь народ погибнет. Так угодно,
Я полагаю, Богу. Тяжкий грех
На Нем, позорящем нас принародно.

Не тайно – явно будет Он казнен,
Чтоб знал народ, что мы верны закону,
Что строг и справедлив Синедрион.
Иначе что за честь Синедриону?»

Каиафу слушали: одни, печалясь
(Их было меньше). Прочим по душе
Пришлась затея гнусная. Уже
Иные с облегченьем улыбались,

Представив, как великий обольститель
Сначала осужден, потом распят…
Он знал об этом, ибо был Он свят,
Сын Божий, Чудотворец и Учитель…

                4
До Пасхи было менее недели,
Когда Христос в Вифанию пришел.
Там видеть в доме Лазаря хотели
Его с Учениками. Щедрый стол

Благочестивой Марфой для вечери
Давно был приготовлен. Возлегли
Друг возле друга все, что в дом вошли,
И с ними Лазарь, тот, что не в пещере,

Уже, а дома был. И взор его
Блистал и кротостью, и чистотою.
Воскрес он силой вызванный святою
Для жизни – словом Друга своего.

Не просто праведным был Тот, Кто мог
Молчать, как Агнец, говорить, как Пастырь.
В Нем Свет, Любовь и Мощь увидел Лазарь.
Пред ним был жизни Бог и смерти Бог.

И тридцать лет спустя он вспоминал
Епископом суровым Массилийским,
Как к мертвому к нему Господь воззвал –
И он воскрес, и встал на радость близким,

Марии с Марфой. До конца он верен
Служению Христову свято был
И до конца он Господа любил,
В учении Божественном уверен.

Мария в благодарности безмерной
За воскресенье брата своего
Взяла, что в доме более всего
Считалось ценным – миро; и, наверно,
Она обычно бережной рукой
Его несмело тратила. Теперь же
Она берет сосуд не так, как прежде,
А с радостью, и весь он, дорогой,

На ноги изливается Христу,
И тотчас же Мария со слезами
Христу отерла ноги волосами,
И свет струился по ее лицу.

Все радостно смотрели на Марию,
Как чтит она любимого Мессию.
Лишь одному ее поступок был
В досаду, и ее Он укорил.

«Не лучше ли, - сказал Иуда скромно, -
Нам было бы не тратить сей сосуд
Напрасно; за него ведь нам дадут
На рынке сумму, что не так огромна,
Быть может, для богатых, но для нас,
Ничтожных бедняков, она как раз.

За триста бы динариев не глядя
Купили миро. Деньги, как всегда,
Мы б нищим отдали, ученья ради,
Верны Завету Новому Христа».

Ученики молчат. Правдивым им
Казалось рассуждение Иуды.
Мария смущена. Идут минуты,
И слово за Учителем Самим.

Христос же знал, единственный из всех,
Как лживо ученик за нищих просит,
Знал, что из денег, что Иуда носит,
Берет он часть для собственных утех,

Крадет тайком из ящика, ему
Доверенного для храненья денег.
… Но что известно Богу одному,
Неведомо тому, кто не изменник,

Кто чист пред Богом, но кому закрыто
Святое знание до той поры,
Когда земное будет позабыто.

Сказал Христос: «Небесные дары
Вознаграждаются душою чистых.
Не упрекайте Лазаря сестру.
Всегда довольно будет с вами нищих.
Останутся они, а Я умру.

Мария сберегла для погребенья
Христова это миро. За ее
Любовь ко мне и за ее раденье
О Мне ей будет Царствие Мое».

Всем совестно. Взирают на Иуду
Ученики с упреком скрытым и –
Как будто говорят: зачем любви
В тебе, апостол, в эту нет минуту?

Дышали все благоуханьем мира.
Спокойно, счастливо застолье шло.
И думал Бог, пришедший не от мира,
Как победит Он мир, низвергнув зло.

                5
На следующий день Господь собрался
Идти открыто в Иерусалим,
Опасный для Него. Пошел за Ним
Народ, что также на ночь оставался

В Вифании, близ Лазарева дома,
Чудесным воскрешеньем привлечен.
Им сила Сына Божьего знакома
Была давно. Все думали, что Он

Идет провозгласить Себя царем
Открыто, не боясь Синедриона,
Поскольку больше прав и силы в Нем,
При том, что станет Он царем законно.

Шел Иисус в глубоком размышленье,
Немногословный, будто бы один
Он был в толпе, а небосвод над Ним
Сиял, как в празднество Богоявленья.

Потом Христос Петра и Иоанна,
А может, двух других к Себе позвал.
«Ослицу и осленка, - Он сказал, -
Мне приведите. Если будет странно


Хозяевам, что вы ослов берете,
Скажите им: так требует Господь.
Ослов в селенье ближнем вы найдете».
Ученики уходят. Пастырь ждет.

Всё происходит так, как им сказал Он.
Ослов находят и ведут к Нему.
До города недалеко. К чему,
Казалось бы, и ехать? Но настала
Пора исполнить то, что предсказал
Пророк, и час пророчества настал.

Теперь Христа торжественно движенье –
И всей толпы ликующей. Осел
Как символ ныне мирного служенья
Христова медленно идет. И, зол,

Стоит, от глаз сокрыт, немой Каиафа.
И фарисей шепчут: «Ничего
Не успеваем мы. Не зная страха,
Народ идет и чествует Его».

Кругом срезались пальмовые ветви
И под ноги ложились на пути
Того, Кто Агнцем Нового Завета
Явился человечество спасти.

Бросались драгоценные одежды
На пыльную дорогу, как ковры, -
Всё для Того, Кто символом надежды
Израиля был. Не боясь жары,
Навстречу Иисусу устремлялись
Друзья Его врагам Его на зависть.

«Осанна в вышних!» - слышалось кругом.
«Осанна Сыну славного Давида!»
Кто шел за Ним, Кто догонял бегом,
Случайно увидав. Достигли вида,

Последнего пред Иерусалимом,
Возвышенности, с коей город был,
Как на ладони, до сих пор хранимый,
Любимый Богом, и остановил

Осла Христосю Направо ясно виден
Был возвышавшийся над бездной храм,
И не было числа его столпам
Из мрамора. Наследником Давида

Был он построен. Купол золотой
Горел на солнце блеском сотни молний.
Стоял, счастливого величья полный,
Великолепный храм… но не святой.

Кругом взрастала мерзость запустенья.
Попрала храм, сиявший красотой,
Антониева башня, высотой
Своею непомерной. Униженье

Внушали также римские орлы,
Что украшали крепость; пропастями
Первосвященников дворцы, светлы,
От храма отделялись, как и сами

Первосвященники отделены
Духовно были навсегда от Бога.
Строенья древние хоть и видны
Еще отсюда были, но немного

Уж оставалось их. Господь увидел
Преторию Пилатову. Она
Строений Соломоновых видна
Была гораздо лучше. Сын Давидов

Пустился дальше, вниз. Он не мешал
Кричать и ликовать народу. Сам же
В задумчивости ясной продолжал
Свой путь вперед, не оглянувшись даже.

Но на последнем спуске, где дорога
Достигла Гефсимании, опять
Осла остановил Христос. У Бога
На лике, ясном до сих пор, печать

Легла неизгладимой скорби тяжкой.
Казалось, чистым взором Он искал
Во святом граде Божеских начал,
Чтоб внутренней на них ответить лаской

И этим сердце облегчить Себе.
Но не нашел Он то, что видеть жаждал.
И Он заплакал горько о судьбе
Отечества. Тому дивился каждый.

Никто не понял восклицанья Бога:
«О, если б ныне, Иерусалим,
Уразумел бы ты, чем ты храним!
Но ты и ныне слеп. И много, много

Обрушится печалей на тебя,
Отечество Мое, и не оставит
На камне камня враг твой, истребя
Всю красоту твою, что ныне правит
Тщеславием твоим и слепотой».

Народ с недоумением на эту
Печаль смотрел. Он думал, что святой
Пророк возрадуется. Но Завету
Он верный Новому, не мог быть рад
Провидя то, как будет попран град,

Любимый Им. Царем же становиться
Не на земле Ему. Близка темница,
И скоро вместо радостной толпы
Пред Ним предстанут крестные столбы.

… Он едет дальше к Иерусалиму,
Торжественно, всё больше окружен
Ликующей толпой со всех сторон,
Как Божьему и подобает Сыну.

                6
Когда Он въехал в Иерусалим,
Весь град потрясся, по словам Матфея.
Теперь Господь едва ли не тесним
Со всех сторон столпившимися. Сея

Любовь и веру, Сеятель не мог
Не знать, что семена взойдут уж ныне,
И что к Нему навстречу, как к святыне,
Их нынче выведет как паству Бог.

Все к храму подошли. Господь обходит
Тех, кто во храме пребывает. Здесь
К нему недужные, спеша, подходят –
И все исцелены. Не жаль чудес
Христу для тех, кого лишь чудом можно
Спаси, а бросить было бы безбожно.

Гремит: осанна! Своды храма эхом
Подхватывают древние слова
Псалма святого. Истинно-жива
В нем вера. Ей неверье не помеха.


И дети, подхватив «осанна», смотрят
На Господа, Который их любил
И ныне любит. Он не уходил,
А слушал прославление. И сотни
Смотрели, как младенцы славят Бога
(Их, как и взрослых, было очень много).

Как Человек, без помощи небесной,
Какую мог Он свыше ожидать,
Господь явился в город, где страдать
Ему же надлежало. Всем известный,

Он недругами схвачен не был. Злоба
Ничто была пред чистотой Его.
Вошел Он победителем всего
Мирского и корыстного, но гроба

Уже провидел скорый скорбный час.
Синедрион дрожал от злобы лютой.
Но римляне никак на этот раз
Не привлеклись торжественной минутой,
Столь мирным было шествие Христа,
И столь душа Его была чиста.

Не привлекла вниманья Игемона,
К досаде иудеев, ни толпа,
Ни молодой Пророк, хоть не всегда,
Бывал он так настроен благосклонно.

Наместник кесаря во святом граде,
Что римлянами завоеван был,
Пилат народ и город не любил,
Но что не вытерпишь карьеры ради!

Он вряд ли даже обратил вниманье
На шествие. Бунтующий народ
Он точно знал, не так себя ведет.
А с прочим, верно, разберутся сами.

Он прокуратор, а не любопытный
Зевака, римский всадник, а не шут.
И смотрит вяло, как они идут,
Пилат, в своей претории сокрытый.

Господь же к вечеру покинул город,
Вернувшись к тем в Вифанию, кого
Оставил утром, кто Ему был дорог, -
И вместе с ним ученики Его.
                7
День другой был несветел и тих, но Господь и сегодня
Посетил столь вчера ликовавший Иерусалим,
Безо всяких торжеств. Шли двенадцать апостолов с Ним.
… Он увидел смоковницу в листьях, но вряд ли бесплодней
Можно было бы древо найти, чтоб достойным примером
Послужило оно многоверящим и маловерам.

 Не найдя ни одной среди листьев бесчисленных смоквы,
Иисус изрекает: «Не будет плода от тебя!»
Смотрят ученики. Говорит им Христос: «Вот урок вам.
Век не будет плода от того, что живет, не цветя.

Не имея в себе ничего, и того, что имеет
Будет всякий лишен, кто не даст ни любви, ни плода.
Ибо это закон. А закона нарушить не смеет
Без проклятия свыше никто – и не смел никогда!»

Засыхает смоковница тут же, и в листьях увядших
Ветер вязким песком шелестит, точно нету весны,
Точно снова зима, и пустынны сухие холмы.
Иисус же во храме, как прежде, среди предстоящих.

Снова торжники вон изгоняются Им, как и прежде:
Видеть храм Он желает молитвенным домом для всех
И считает, что шум и тщеславие торжников – грех
В доме Бога, где сотни людей предаются надежде.

Фарисеи, желая предать Его, с хитрым вопросом
Подступают к нему: «Ты всё знаешь, Учитель, скажи –
Как рассудишь Ты? Мучают лишние нас платежи.
Так платить ли нам кесарю подать?» Но слишком несносным

Иисусу, Который пришел пострадать за людей,
Показался вопрос. Без конца фарисеи приходят.
«Искушать Меня долго ли вам нелюбовью своей?
Покажите монету, которою платите подать!


Кто на ней?» С уважением «Кесарь» Христу отвечают.
«Так и дайте вы кесарю кесарево, между тем
Богу Богово дайте. Одно не мешает ничем
Быть другому. Лишь страсти нечистые людям мешают».

Изумленные этим ответом, который предвидеть
Самый хитрый и мудрый из книжников вовсе не мог,
Фарисей уходят. Ответил им истинно Бог,
И за это они продолжают Его ненавидеть!

Но предатель уж близко. Иуда явился, когда
Был Каиафа к отчаянью близок, и молвил смиренно:
«Я предам Его вам, потому что при Нем я всегда.
Мне известно, где будет Он в Пасху; мне всё, что священно
Для Него, постоянно открыто как близкому другу.
Я за тридцать монет серебром окажу вам услугу».

Он смотрел на Каиафу и думал, что скоро Учитель
Будет предан, а стало быть, вынужден будет явить
Чудеса – и Царем Иудейским Себя объявить.
Он же, верный Иуда, как воли Его исполнитель,

Будет вечно при нем. И с презреньем предатель смотрел
На весьма невеликую сумму. Он большего жаждал,
Но от жалких Каиафы и Анны принять не хотел
То, что в снах ему снилось. Да разве мечтал бы не каждый

Жить в достатке, почете и роскоши? Но позабыл
И не вспомнил Иуда, что он не владыка событий,
Что Божественный промысел Бог от Иуды сокрыл,
Ибо рядом стоял сатана и шептал: «Отворите

Неприступные ранее двери в святая святых!
Мы войдем туда – я и введенный мной кроткий Мессия.
Я, Иуда, правителем сделавший, как и просили
Иудеи в молитвах, Того, Кто явился для них!

И не средство, а следствие важно! Забудут, что предал
Я Учителя. Вспомнят лишь то, что возвысил Его
Я и этим принес Ему славу, а также победу
И над силами зла окончательное торжество!»

Но Иуда не знал то, что Господу ведомы были
Злые мысли его, восхотевшего сделать добро,
Но не знавшего сути добра… И звенит серебро
В кошельке, точно колокол скорби на вечной могиле.

Ты предатель, предатель, предатель, звенит серебро.
И сжимается сердце Иуды. Ему непонятно,
Что при нем сатана, что ему не вернуться обратно,
Что ему неизвестно, и чуждо, и страшно добро!

Он и рад бы в себе разобраться, но что-то мешает,
Не дает, усыпляет сомненья, скрывает от глаз
Путь к раскаянью, правде и свету. Так было не раз.
Нынче ж с мощью неслыханной дьявол его искушает.


                8
Наступил для Израиля важный и радостный день
Совершения Пасхи. А Пасхой был агнец закланный,
Приготовленный так же, как встарь, - это знак был желанный
Божьей милости. Праздновал Пасху любой иудей,
Всей душой предаваясь обрядам священным и древним,
Показующим, сколь милосерден Всевышний к евреям.

Так ягненка готовили, что ни одна из костей
До и после свершения трапезы не сокрушалась.
Пасха праздником главным и высшим в народе считалась –
И при этом семейным; но звали, бывало, гостей.

Каждый год Иисус, отмечая торжественно Пасху,
Смерть Свою отмечал. Тем дороже казались ему
Все обряды, похожие чем-то на древнюю сказку,
Освященную мудростью времени. Он потому

Был особенно нынче настроен на Пасхи свершенье,
Что последней она для Него, Иисуса была.
Он до вечера к ней не готовился, чтоб не смогла
Сила зла пред закланьем отнять у Него утешенье.

Иисус не назвал никого, не открыл ничего,
Что могло послужить бы предателю знаком к свершенью
Злого умысла. Молча Иуда смотрел на Него,
Но предать в руки грешников Господа было не время.

И Иуда до вечери самой в неведенье был,
Сожалея об этом, но твердо собою владея.
Выжидал он момент, подходящий для планов злодея
И ему серебро заплативших… Учитель любил
До конца отошедшего прочь от Него человека,
Как любил и других, Божьим Словом являясь от века.

Он Петру с Иоанном сказал, где готовить вечерю,
Но при этом ни имени он не назвал, ни примет,
По которых Иуда навел бы несчастных на след
Пребыванья Его. «Нынче, друг мой, тебе я не верю», -

Ясно видел Иуда в открытых и чистых очах
Иисуса, скрывать не любившего мыслей от лучших,
От двенадцати избранных… Но не чернее ли тучи
Был двенадцатый, вдруг испытавший смятенье и страх?

Приготовили Пасху в одном из домов, и под вечер
(Это видели звезды и тихий ночной небосвод)
На последнюю и на священную тайную встречу,
На прощальную вечерю Агнец невинный идет.

Эта Пасха должна была Ветхий и Новый Завет
Свесть навек воедино – и тем обозначить начало
Слова нового в мире и старого слова конец.
И любовь, и прощенье, и славу она означала.

В чистой горнице светлой к вечере святой приступить
Надлежало с ногами, омытыми чистой водою, -
Но слуги не нашлось. Стали спорить все, как поступить.
Их Учитель прервал. Он сказал: «Я вам ноги омою».

Он печалился в сердце о том, что никто не хотел
Стать слугою другому на время, любовь проявляя,
В чем открылась бы чистая вера, гордыню смиряя.
И один из сосудов с водой Он берет. Онемел

Круг двенадцати учеников в изумленье великом.
Опоясавшись лентием, начал Христос омывать
Со смирением ноги смущенным апостолам, с ликом
Благодатным и кротким. Привык Он пример подавать
Тем, кто слушал Его, но кто всё же не мог до конца
Разуметь волю Сына, явившегося от Отца.

Вот к Петру Иисус приближается. Петр в возмущенье,
Что Сын Божий намерен служить ему вместо раба,
Восклицает меж тем, как другие немеют в смущенье:
«Ты ли, Господи, ноги умоешь мне?» Слышит слова

Он в ответ: «Что творю, ты пока что не можешь понять,
Ну, а после поймешь». Петр ответом таинственным мало
Вразумлен – и от сердца Христу возражает опять:
«Не умоешь Ты ног моих! Разве такое бывало,
Чтобы ноги Господь омывал тем, кто хуже Его?
Никогда не унижу я Господа так своего!»

«Если ног не умою твоих, - отвечает Христос, -
Ты не будешь иметь, как назначено, части со Мною».
Он глядит на Петра, благодатью дыша неземною.
Петр теперь понимает Его. И уже не вопрос,

А мольба в его голосе слышится: «Господи Боже,
Мой и руки, и голову, только любви не лишай!»
«Тот, кто чист, - отвечает Господь, - чья смиренна душа, -
Тем лишь ноги омою. Ты чистый – и прочие тоже.

Но не все…» Больше Бог ничего не сказал.
Петр молчал, увлеченный обрядом причастности к Богу.
Остальные задумались: кто же нечист? Но не знал
Ни один из апостолов имя нечистого. Строго

Имя сына погибельного Иисус сохранил
При себе. Он оделся (не в верхней одежде свершал Он
Омовение ног). И теперь, как и все, возлежал
За вечерей и с кротостью ученикам говорил:

«Говорите вы всюду, что есть Я Господь и Учитель.
Точно так. Как умыл ваши ноги сегодня вам Я,
Так и вы умывайте друг другу их. Вы, как семья.
Что творил и творю Я, вы также друг другу творите.

Вы со Мною в напастях и бедствиях всюду ходили,
Были верными Мне, и воздаст вам Небесный Отец
За смирение ваше. Когда же взойду, наконец,
На престол Свой, со Мною вы сядете так же, как были

Здесь при Мне,  но в величии Царствия, коего выше
Ничего не бывает. Награда земная пуста
По сравнению с тем, что получите вы, и услышит,
И узнает о вас всякий верующий во Христа».

                9
«Когда Меня распнут, - сказал Господь, -
Не забывайте, что Я жив вовеки,
Что Сын Я Божий. В каждом человеке
Взойдут, как в храме, кровь Моя и плоть.

Я истинно вам говорю: кого
Пошлю – и принят будет, Я в нем принят.
Во Мне же Мой Отец, что Своего
Единственного Сына не покинет,
Как не покинул до сих пор Меня…
Одним из вас же буду предан Я».

Все, опечаленные, друг на друга
Глядят, стараясь на лице прочесть
Соседа, он ли, потерявший честь,
Предаст Учителя? Но сам Иуда
Едва ли не внимательней других
Смотрел на сотрапезников своих.

И лик его непроницаем был.
«Меня предаст один из самых близких, -
Господь с печалью кроткой говорил. –
И лучше б не родился он, чем низких

Страстей корыстных горьким стать рабом.
Что будет с ним, когда Меня предаст он?
Что станет с духом гибельным и страстным,
Решившимся на страшное? Врагом
Он станет вечным самого себя».

Ученики исполнились печали
И стали спрашивать: «Скажи, не я,
Учитель, этот человек? Не я ли?»

Иуда так же вопросил: «Не я?»,
Чтоб из числа других не выделяться.
«Ты», - Иисус ответил, но бояться
Иуде было нечего. Храня

Преданья Тайну, Иисус негромко
И кротко молвил «ты». Он не хотел
Предателя открыть, и лишь терпел
Присутствие его, что было горько
Ему и самому Иуде. Оба
Страдали равно – и Любовь, и злоба.

Петр успокоиться не мог. Не зная
Предателя, он пламенно желал
Узнать его, и знаком показал
Он Иоанну, чтобы, занимая

Ближайшее к Мессии место, тот
Как друг и ученик Его любимый
Спросил бы: кто предатель? И томимый
Тоской, следит за ним Искариот.

Вдруг обнаружится, что он предатель?
Склонился к Иисусу Иоанн:
«Скажи, Учитель, кто?» «Кому подам
Кусок, что в блюдо обмакну». Податель

Не медлил действием своим. Кусок
Воистину он подает Иуде.
И знак последний и в куске, и в блюде,
Что час преданья очень недалек.

Принявшему дар и любви, и веры,
Иуде нестерпимо стало с Тем,
Кого любил он и ходил за Кем
Овцой смиренной. Сатана без меры
Уж завладел душой несчастной и
Потерянной для Неба и Земли.

Лицо его ужасным, мрачным стало.
Едва сидел на месте он. Христос
Всё понял, но как Богу не пристало
Ему печалиться. Не пролил слез

Он об исхищенной душе несчастной
И лишь одно апостолу сказал:
«Что делаешь, скорее делай». Встал
Иуда и покинул дом, бесстрастный
Снаружи, но внутри огонь и мрак.
Закрылась дверь за ним. Да будет так,

Подумал, вероятно, Иоанн.
Другие посчитали, что Иуда
Отправился куда-то по делам
Иль к нищим… Это лучшая минута,
Минута облегчения была
Для Господа, страдавшего от зла.

Отныне Он свободно мог общаться
С имевшими с Ним часть; их чистота
Была святым залогом для Христа,
Что есть, кого любить и с кем прощаться.
               
                10
«Ныне прославился Сын Человеческий! –
С силой торжественной молвил Господь. –
Также и Бог с Ним прославился. Вечности
Божьего Царства и душу, и плоть

Вскоре предам. Да прославит Отец
Сына, что примет терновый венец.
Сын да прославит Отца-Вседержителя,
Давшего миру Мессию-Спасителя!

Скоро свершится всё это. Аминь!
Истинно вам говорю.
Всякий спасаемый свыше храним.
Ныне для вас сотворю
Вот что», - и хлеб преломляет Господь,
Чтобы хватило на всех.
«Ешьте, поскольку сие Моя плоть,
Всякий примущая грех,

Дабы спаслись, кто спасается. Тело
Будет Мое истребляться за вас.
Чашу, что благословлю Я сейчас,
Выпейте. Ныне и слово, и дело
Равно важны. Это кровь есть Моя,
Та, что пролью за спасаемых Я.

Всё, что сейчас сотворил Я для вас
Вы, точно так же, как Я,
Будете сами творить всякий раз
И вспоминать про Меня».

После же молвил Господь: «Ухожу Я.
Вы же любите друг друга всегда
Так же, как Я вас любил, и большую
Радость получите вы от Христа

По воскресенье Моем…» «Но куда,
Боже, идешь ты?» - спросил у Христа
Петр, и ответил Господь: «Ныне вам
Там не бывать, где Я буду».
После придете ко Мне – и воздам
Вам за любовь». В ту минуту

Петр говорит: «Почему не могу
Ныне пойти за тобой?
Я ль от врагов Тебя не сберегу,
Крест не смогу ли я Твой

Вместе с Тобой разделить? Я с Тобою,
Господи, высшею связан судьбою.
Душу свою положу за Тебя,
Веруя свято и свято любя».

«Душу свою за Меня ты положишь?
Истинно Я говорю, что петух
Не пропоет, отречешься ты, друг,
Трижды от Бога; иначе не сможешь».
Так отвечает Петру Иисус.
Петр возражает: «Я не отрекусь!»

«Симон, - Господь говорит. – Ты считаешь
Сил Я не знаю Своих и твоих?
Страшен наш враг. Он куда б ни проник,
Только бы вас получить! Он мечтает

Вас, как пшеницу посеять в печали,
Ходит, как лев, он вкруг стада овец.
Дьявол силен, но сильней Мой Отец.
Лишь бы вы в вере не оскудевали!

Ибо о вас Я молился. Как только,
Петр, от паденья восстанешь, других
Ты утверди. Не смущайтесь нисколько
Силами дьявола. Более их

Силы Небесные. Веруйте в Бога,
Как и в Меня. Обещаю вам много,
Место иду приготовить вам Я,
После же будете возле Меня».

Ученики, со смиреньем внимавшие
Речи Учителя, знать не могли,
Что на мученья святые и страшные
Козни Каиафы Христа обрекли.

Им не постичь было славы, полученной
С помощью казни позорной – и как
Было понять, что Мессия замученный
Смертью Своею и гибель, и мрак
И низведет, и навек победит
Тем, что Он будет распят и убит?

Долго Учитель еще говорил
С учениками Своими.
Их наставлял он, поскольку любил,
Хоть они жили земными

Мыслями, чувствами, и разговоры
Схожи их были с беседой детей.
Их помышленья, раздумья и споры
Детством Мессии казались. Святей,
Чище, светлее, чем эта вечеря,
Не было в жизни у них ничего.
Ибо любя, и смиряясь, и веря
Ученики окружили Того,
Кто был им дорог, Кто праздновал с Ними,
Их наставляя речами Своими.

После же, пенье закончив пасхальное,
С учениками из города прочь
Скрылся Учитель – туда, где всю ночь
Слушала хор соловьев Гефсимания.

Здесь они часто бывали с Учителем.
Зная, что это последняя ночь,
Что уведут Его вскоре мучители
От потрясенных апостолов прочь,

Выбрал Господь это место и ныне,
Чтоб укрепиться духовно. К святыне,
К Богу-Отцу обратиться он жаждет,
Ибо душа изнывает и страждет,
Ибо Его приближается час,
Чтобы от смерти он избранных спас.

                11
Успокоенье перед чашей крестной
Необходимо было для Христа.
Пришел Он в сад знакомый неспроста,
А как в земной приют, Ему известный
И тишиной своей, и чистотой.
О, хоть бы здесь на час найти покой!

Покоя не имел Он. Иисус,
Еще наполненный прощальным словом
К ученика своим, вдруг чувством новым
Наполнился. Им овладела грусть,
Потом тоска и ужас. И Пророк
Всецарственный их отогнать не смог.

Все утешительные виды света
И Царствия Святого отошли
От Иисуса, как на край земли.
В Нем утешенья не было. Он это

Почувствовал с безмерною тоской –
И трех учеников зовет с Собою,
Чтоб в тишине молитвою святою
К Отцу вернуть потерянный покой.

Петр, Иоанн, Иаков за Христом
Идут безмолвно. Состоянье Бога
Им непонятно: ни Его тревога,
Ни страх, ни грусть… На облике святом

Его ничто подобное ни разу
Не выражалось. Ныне же всё сразу
Учителя их с силой охватило
Неслыханной. Когда такое было?

«Душа моя теперь скорбит смертельно, -
Сказал Господь. – Побудьте же со Мной,
И бдите, и молитесь…» Тишиной
Наполнен мир, и небо, беспредельно,

Раскинулось над Гефсиманским садом,
И соловьи молчат, затихнув вдруг.
Учеников усталых тесный круг
С трудом молитвы произносит. Рады
Они и не щадить бы сил своих,
Но тяжкий сон смежает веки их.

Учитель видя то, что им молитва
Едва дается, их оставил. Он
Идет в глубь сада. Каменистый склон
Его скрывает. Внутренняя битва

Сокрыта в Нем Самом. Пред Ним теперь,
Помимо чувств и мыслей, скорби полных,
Проклятий, мук людских, грехов невольных
Вся чаша гнева Божия, как дверь,

Открылось, и подумалось в печали
Христу, что может всё Его Отец.
Ужасной чаши избежать нельзя ли?
Воистину ли ждет Его конец

И смерть позорная? Смущенный, Он
Упав на землю, восклицает: «Отче!
Тебе возможно всё! Ты, если хочешь,
Не нарушая Свой святой закон,

Меня от чаши страшной сей избавь.
Пускай она Меня минует. Впрочем,
Пусть будет так, как Ты желаешь, Отче,
Не так, как Я. Меня же не оставь.
Да будет воля вечная Твоя:
Ей, как всегда, во всём покорен Я».

 Отец молчит! Отец не внемлет Сыну!
В душевной скорби и потере сил
К ученикам идет Христос. Невинна
Душа и плоть Его. Но те, кто мил
И дорог сердцу Иисуса ныне,
Спят, позабыв во сне о Божьем Сыне.

Ах, как Он жаждал их живой молитвой
Утешиться пред подвигом Своим!
Почти больной и внутренне разбитый,
Петра Он будит и, склонясь над ним,

Пенчально молвит: «Симон, спишь и ты!
Так не могли со Мною вы и часа
Побыть? Мы не успеем попрощаться,
Когда минует ночь… Тогда кресты


Мне ваше общество заменят. Вы же
Молитесь, ибо бодрый дух – не всё
При плоти немощной. А Кто превыше
Земного, не ответил на Мое
Моленье. Говорю вам, спать не время,
Молитва вам поддержка, а не бремя!»

Вновь оставляет избранных Христос,
Опять спешит туда, где одиноко
Ему и горестно. О чаше слез
И мук вселенских молит Он. Дорога
Пуста за Гефсиманией. Ответ
Услышать хочет Бог. Ответа нет.

Он Сам как Сын во всем всегда единый
С Отцом Небесным, даст себе ответ.
И выпьет чашу Мученик невинный,
И этим Новый подтвердит Завет!

Но ныне, полный скорби безысходной,
Он снова возвращается туда,
Где снова спят, молитвою бесплодной
Измучены, ученики Христа.

Он будит их, но видит, что не могут
Они молиться с Ним иль без Него.
Под гнетом искушенья Своего
Он оставляет их и снова к Богу

Взывает с горечью. Борьба пустая
Происходящая в нем, так сильна,
Что красный, точно капельки вина,
Кровавый пот исторгла плоть святая.

Так укреплялся дух, превозмогая
Мученье плоти, ужас и тоску.
И пал Он ниц, припав лицом к песку,
Истерзанный…. Но тут с небес, сверкая,

Ночным сияньем тихим, чуть заметным,
К Христу спустился Ангел. Он предстал
Для укрепленья Бога, что устал
Бессмертным Ангелом Новозаветным.

Ученики заметили, что кто-то
Беседует с Учителем, но их
Одолевала тяжкая дремота…

Господь же отдохнул от мук Своих.

Он укрепился Ангелом всецело:
Как будто обновились в чистоте
И дух Христа, и немощное тело,
Готовое погибнуть на кресте.

И скрылся в поднебесье небожитель,
Оставив Иисуса Тем, Каким
Всегда Он был: и властным, и простым –
Грехов земных небесный Искупитель.

Теперь Он твердо знал, что казнь близка,
И был готов уверенно, без страха
Принять мученье. Не хватало знака,
Что приближаются враги. Слегка

Христос задумался. Так в ожиданье
Текли минуты, будто бы свиданье
Счастливое концом их быть могло,
А не печаль, предательство и зло.

                ЧАСТЬ Ш.

            СУД И РАСПЯТИЕ

                1
С возвышенности Гефсиманской можно
Уже приметить было, как толпа
Идет к ночному саду осторожно.

Так приближается сама Судьба,
Безмолвна, многоглава, многорука,
Светильники сжимая, и ни звука
Не издает. И не уйти никак.

Так Господу был подан первый знак.

В лице Христа спокойствие святое
И вера, и внимание простое.
Ни напряжения, ни страха нет
В Том, Кто предвечная Любовь и Свет.

Идут навстречу Богу стражи Храма,
Отряд превосвященниковых слуг,
И римляне светильники несут.

И шествует, держась привычно прямо,
Надменно и с достоинством большим
Начальство храма и Синедриона,
Являющееся лицом закона,
Привыкшее к тому, чтоб перед ним

Почтительно склонялись, но остались
На месте их пославшие, что их
И выше, и почтеннее считались.

Сын Божий думал в этот час о них.

Пока что мог еще Синедрион
Остатками былой великой власти
Воспользоваться. И отряды он
Мог посылать, куда хотел. К несчастью
Отряд отправил он теперь к Христу
С намереньем предать Его кресту.

Шел впереди толпы предатель Божий –
И не без трепета он шел. Ему
Казалось, что ему всего дороже
Тот, Кто им будет предан будет… К своему
Стыду, обратно повернуть не смея,
Он шел вперед, душою цепенея.

Господь смотрел на приближенье их,
Заранее всё зная, но Иуда
Не знал, что дел ему не скрыть своих
От Господа, иначе безрассудно
Он так себя повел бы вряд ли. Он
Был хитростью бы большей окружен.

Он не со зла решил поцеловать
Учителя – и этим знак подать
К тому, чтоб был Христос врагами схвачен.
Он этим думал оправдать себя
Пред тем, кого любя и не любя,
Ходил, глухим смятением охвачен.

Он чувствовал, что всё – не то, не так.
Душа его низверглась в вечный мрак.
Окутанный, как будто, сном тяжелым,
Он действовал, как механизм беды,
Был, как сосуд, который без воды,
Но издали – как будто ею полон.

Сын Божий подошел к ученикам
И разбудил их: кроме трех и прочих,
Уснувших также под покровом ночи,
И молвил кротко: «Спасть довольно вам.

Как прежде почиваете и спите,
Но дело кончено. Мой час пришел.
Вставайте и идем. Я, ваш Учитель,
Зову вас за Собою прочь. Тяжел

Мой будет крест. Предатель Мой идет.
Сын Человеческий им предан будет
И отдан в руки грешников. Осудит
Меня на смерть Мной избранный народ».

Не дожидаясь их, исходит вон
Господь один из вертограда, чтобы
Их окончательно оставил сон,
И жертвами они б не стали злобы.

Иуде легче было указать
Теперь Христа, но вовсе оправдаться
Пред Ним уже не мог он. Отказаться
Предать Его? Но как же не предать?

«Зачем ты, друг мой, здесь?» - спросил Христос.
«Учитель», - запинаясь и страдая,
Сказал Иуда – и умолк, не зная,
Откуда силы взять, чтоб на вопрос

Учителя ответить. С принужденьем
Вновь говорит Иуда, как во сне:
«Учитель, здравствуй». Тотчас перед всеми
Целует он Христа. И смотрят все

На знак предательский под видом ласки.
«Иуда, поцелуем предаешь
Меня ты?» - вопросил Господь. И Пасхи
Священный праздник вспыхнул, точно нож

В открытой ране, в памяти Иуды.
Он опускает голову с тоской.
Молчанье нависает над толпой,
И в этой тишине идут минуты.

«Кого вы ищите?» - спросил Господь
«Мы ищем Иисуса. Назарянин
Его прозвали, - говорят. – Он с вами?»
Он отвечает: «Это Я». Народ

Зашевелился. Многие упали
На землю. Стража отступила прочь.
Была темна еще густая ночь.
Иные Иисуса не узнали,
А кто не знал и вовсе. Тайный знак
Иудой подан был – и вызвал страх.

Боялись, что в Свою защиту Бог
Употребит Небесный гнев, как было
Не раз в истории пророков; сила
Звучала в голосе Христа. Он мог

(И все, кто был здесь, чувствовали это)
Всецело защитить Себя, но Он
Был Свет и Агнец Нового Завета,
И Он хотел, чтоб всякий был спасен.

Господь давал понять, что предает
Себя Он в руки грешных Сам, и власти
Иметь над Ним не может и отчасти
Ни царь, ни суд, ни церковь, ни народ.
 
                2
Ученики, из сада выходя,
Подобно овцам, к Пастырю спешили,
Опасность чувствуя. И их решили,
Как и Христа, схватить, но Он, следя

За угрожающим движеньем слуг,
Спросил их снова: «Ищите кого вы?»
«Мы ищем Иисуса», - молвят снова
Ему в ответ. Он в их вступает круг

И произносит: «Говорил вам Я,
Что это Я? Итак, когда Меня
Вы ищите, оставьте, пусть уходят
Ученики Мои». Он замолчал.
Из слуг никто приказ не получал
Насчет учеников, и их обходят
По воле Иисуса стороной.
И каждого из них ждет крест иной…

Они еще не могут так, как должно,
Делить страданья с Господом своим;
Их погубить страданиями можно,
И не под силу чашу выпить им,

Которую Он ныне будет пить.
Еще не время им явить смиренье
И мужество святое сохранить
В последнее их на земле мгновенье.

Сказал Он, чтобы шли они, но как
Оставить Господа? Увидев стражу,
Ученики увидели в ней знак
Насилия. «Смотрите, дружбу нашу,

Величие любви и чистоты
Хотят нарушить, схвачен наш Учитель.
Где меч? Святые отстоим мечты!
Кто с Господом, не тот ли победитель?»

В руках Петра блеснул широкий меч –
И он раба им поражает. К счастью,
Тот ранен незначительно, и речь
Учителя, проникнутая властью

Над всем земным, Петра остановила:
«Петр, в ножны меч вложи, а кто его
Поднимет, от него, лишенный силы,
Погибнет. Думаешь, что Моего

Отца Мне невозможно умолить –
И легионы Ангелов Он даст Мне
Бесчисленные, в ореоле власти
Божественной? Но должен Я испить
Ту чашу, что Отец Мне дал за всех,
Чей истребится ныне Мною грех».

Он исцелил раба, а после слуги
Ему веревкою связали руки.

Тогда в смятении ученики
Бегут, увидев, что Христос не хочет
Сопротивляться силе, что враги
Одолевают их под сенью ночи.

Господь же в это время говорил:
«Как на разбойника вооружившись,
Пришли вы взять Меня. Но не таившись,
Вы слушали, как в храме Я учил,
И без оружия тогда стояли…
Так отчего же там Меня не брали?

И там и здесь – всё безоружен Я,
Но ныне ваша ночь, а не Моя.
Да сбудется Писание!..» И властно
Смотрел Христос на тех, кто брал Его,
И слушали они слова Того,
Чья жизнь была к предвечному причастна.

                3
И вот обратно к Иерусалиму
Идет Христос, врагами окружен.
На стороне их стража и закон,
И лица их напоминают зиму,
Лишенную и света, и тепла,
И подчиненную лишь силам зла.

Петр, Иоанн и Марк спешили следом.
(Хотели Марка взять – он убежал.
Во тьме ночной сокрытый, злу неведом,
Он после дело Божье продолжал).

… Сперва Христа приводят к Анне, чтобы
Дошло до власть имеющей особы,
Что выслежен и схвачен, наконец,
Мессия, Пастырь избранных овец.

Надменный Анна с важностью спросил:
«Кого же и чему же Ты учил?»

«Я, - отвечал Господь, - учил открыто
И втайне ничего не говорил –
И в церкви, и когда народ ходил
За Мною; это вами не забыто.

Что спрашиваешь ты Меня? Людей,
Меня слыхавших, ты спроси, чему их
Учил Я, Богу свято повинуясь,
И всё узнаешь». Хитрый Саддукей

Был втайне раздосадован ответом.
Он любопытен был, и он хотел
Всё знать об истине Христовых дел
И слов – но так и не узнал об этом.

Но вида он не показал. Однако
Христа ударил тотчас раб его
И молвил грозно Господу он: «Так-то
Ты на вопрос ответил моего
Хозяина?! Первосвященник он!»

«Когда не так, как должно, Я ответил, -
Христос сказал, - свидетельствуй о том.
А если правильно сказал, как этим
Мог оскорбить кого-то, и за что
Ты бьешь Меня?» Молчат, не возражая,
И Анна, и жестокий раб его.
Вопросов больше нет. Не продолжая
Беседы, Анна повелел Христа
Вести в тот час к Каиафе для суда.

В то время, как Христа ввели в дом Анны,
Вошел во двор за стражей Иоанн.
Петра бы не пустили, если б дан
Служанке не был знак, Петру желанный:

Велел ей Иоанн впустить Петра.
Она его впустила, но спросила:
Не ученик ли он Христа? Хватило
Ему лишь головой качнуть. Пора

Еще не наступила отреченья.
Петр сел в тоске согреться у костра,
Что разведен был посреди двора,
Едва живой от бед и огорченья.

Он, сжавшись, исподлобья, напряженно
Глядел на прочих, завернувшись в плащ,
И думал: там печаль, где нет закона.

Хоть негодуй, хоть жалуйся, хоть плачь –
Ты правды не добьешься в мире этом.
На небе Бог, а на земле палач
Тебя услышат, и тебе ответом
Не утешенье будет – испытанье,
Чтоб ты уверовал в свое избранье…

                4
Потом для окончания суда
Христа к Каиафе отвели под стражей.
Петр следовал за Ним. Всё точно так же
Случилось с ним, измученным, когда

Он греться во дворе подсел к костру,
Как это было во дворе у Анны.
Казались суд и смерть страшны и странны
Апостолу, привыкшему к добру.

Кругом об Иисусе толковали:
О Нем Самом и об учениках.
И вот в душе Петра родился страх –
О, хоть бы в самом деле не узнали,

Что ученик он! Легче Иоанну,
Что всем первосвященникам знаком.
С какою легкостью вошел он в дом
Лишь потому, что просто знает Анну!

Придверница, приблизившись к Петру,
«Не ты ли ученик? – его спросила. –
Совсем недавно я тебя впустила,
И ты погреться подошел к костру».

Петр в страхе отрицает: «Нет, не я.
О чем ты говоришь, не понимаю».
И, внутренне всем сердцем трепеща,
Он остается. «Не его ли знаю, -

Сказал один служитель. – Это, верно,
Один из бывших нынче же с Христом».
Клянется Петр, что вовсе не знаком
С Мессией. Чувство страха непомерно

В душе его. Он вон спешит, но полный
Любви, которая сильней, чем страх,
Петр останавливается в дверях…
Христа во двор ведет конвой безмолвный.

Петр вновь идет к Нему – не чтоб сказать:
Вот я, но чтоб молчать, как подобает,
Когда невинного ведут страдать,
И чтоб Его увидеть. Обступает

Петра тогда немедленно толпа
Служителей: «Ты был с Ним, был, признайся!»
«Ты ночевал в саду. Не отпирайся! -
Воскликнул грозно родственник раба,
Которому Петр ухо отрубил. –
В саду, в саду ты Гефсиманском был!»

И Петр в смятенье отрицает с клятвой,
Что нет! Не знает он Христа! В саду
Не ночевал! А подошел к Христу
Из прихоти, случайной, непонятной,
Так просто… Вдруг улавливает слух
Петра, как вдалеке кричит петух.

Тут видит он, стоящий к Богу ближе
Других, что смотрит на него Христос.
И взор Учителя пронзил насквозь
Ученика, отрекшегося трижды.

Он вспомнил, чтоб об этом отреченье
С ним говорил Господь в кругу друзей
Совсем недавно! И душою всей
Петр осознал, как велико паденье
Его, апостола, что избран был
Самим Христом! И он во мраке скрылся,
Поникнув головой, душой уныл,
И горько плакал, и в тоске молился.

Глаза его с тех пор не прекращали
Быть красными: он плакал всякий раз
И каждый день, в один и тот же час,
Исполнен вечной, неземной печали…

«Я знаю, Боже, Ты меня простил,
Но как свое мне вспомнить отреченье?
Поддержкой служит мне твое прощенье.
Но, господи, не плакать – нету сил…»

                5
А во дворце Каиафы суд бесчестный
Недолго продолжался. Бог молчал
И никому почти не отвечал,
Готовясь духом к тяжкой смерти крестной.

«Скажи нам, ты ли Божий Сын Христос?» -
Спросил Каиафа. «Я, - Господь ответил,
И лик Его был царственен и светел
В тот миг, как Он ответил на вопрос.

«Зачем еще свидетельства нужны? –
В негодовании вскричал Каиафа. –
Скажите мне, что думаете вы,
Чего достоин Он?» Из чувства страха
Иль с искренностью закричали все:
«Достоин смерти, смерти на кресте!»

Еще один допрос. Он также краток.
Синедрион выносит приговор –
И обречен на гибель и позор
Царь Иудейский: быть среди распятых.

Так попран правосудия закон
Под маской благочестия и веры.
Так стал орудьем зла Синедрион,
И радости Каиафы нету меры.

Но нужно, чтоб решил и прокуратор
Казнить Христа: и именно решил
Распять Его на древе, разрешил
Бы смерть языческую. И с Пилатом

Надежды нынче связаны большие:
Пускай он подтвердит законность зла,
А так же поносной бы казнь была,
Когда б распять Христа им разрешили.

Что значит побиение камнями!
Законом Моисеевым давно
Когда-то было прежде введено…
Да, Боже, камни заменить крестами.

«Всяк проклят, кто висит на древе», - это
Каиафа про себя твердил, как весть
Божественную. Ты узнаешь честь
От римлян, Агнец Нового Завета!

… Но где же в это время был Иуда,
Предатель и виновник торжества
Бесчестных судей? Жив еще покуда
Он был – но изгнан светом Божества
Во тьму кромешную такой печали,
Какой дотоле смертные не знали.

Узнав о приговоре судей, он
Всем существом был тяжко потрясен:
Сильней других, страшней других… В тоске
Раскаянья, жестокого, как мука,
Он пал, как будто выстрелом из лука
Сраженный, растянувшись на песке.

«Я предал кровь невинную!» - кричал он
Прилюдно, так что слышно было всем
Первосвященникам. – Я стал началом
Его погибели. О, мне б совсем
Не жить бы, не дышать на этом свете!
Вот серебро. Зачем мне деньги эти?
Возьмите их. На мне же тяжкий грех.
Я враг Тому, Кто примет смерть за всех!»

Первосвященники кусали губы,
В досаде злобной глядя на него,
И прозвучал ответ на плач Иуды:
«Ты тяжко грешен? Что нам до того!

Ты предал кровь невинную? Ответишь
Ты за нее пред Высшим Судией.
Теперь поди: не нарушай покой
Священной Пасхи. Ты к нам не имеешь
Отныне отношенья никакого.
Ступай же прочь из Города Святого!»

Иуда повергает деньги наземь
И прочь уходит в лес, один, как перст.
Поругана любовь, дух пуст и празден,
Учителя же ожидает крест!

А думалось, что – царствие земное!
«О, Господи, что сделалось со мной.
С младенчества гнушаясь сатаною,
Я ныне сам являюсь сатаной.

Почти четыре года возле Бога
Я пребывал, но сохранил не много:
Любовь к нему в погибельной душе –
Бесплодную, ненужную уже…

Она упала, точно листья с древа,
И вот стою я, древом искушен.
Повиснуть бы на нем, и пеплом гнева
Божественного стать. Я не прощен!

Я никому не нужен. И любовь
Моя померкла пред невинной жертвой.
Я предал, Боже, праведную кровь –
Вот покаянный шепот мой предсмертный».

И он повис на древе, оборвав
Жизнь, ставшую и бременем, и мраком,
Терзаемый великим, вечным страхом,
Но перед смертью – к Господу воззвав!

                6
Праздник, особенно Пасху, в претории
Града Иерусалима
Понтий Пилат проводил, чтобы вскоре
Быть ему, всаднику Рима,
Снова в Кесарии, месте любимом,
Вовсе не схожем с Иерусалимом.

Во избежание смут всевозможных
Долг прокуратора в праздники был
Зорко следить, чтоб народ не творил
Действий, законом противоположных.

У Игемона и Синедриона
Не было дружбы и быть не могло.
В голову как-то Пилату пришло
В город внести, торжествуя знамена

С изображением кесаря. Это
Было противно обычаям тех,
Кто совершил нескончаемый грех
Против Мессии. Гнушаясь портретом

Завоевателя, «пса и язычника»,
Первосвященники властью своей
Дали понять, что терпеть непривычно им
Волю безбожных незваных гостей.

Нечего делать. Оставил Пилат
Мысль осчастливить знаменами град.

После он вздумал водой напоить
Город, здоровой воды не видавший:
Водопровод провести, чтобы каждый
Мог из источника чистого пить.

Впрочем, всё сделать на деньги церковыне.
Это озлобило Синедрион,
Деньги жалевший, - и выступил он
Против! И с наглостью толпы огромные

Требовали у Пилата оставить
Их без воды! Он с трудом их сумел
Остановить: «Я добра вам хотел,
Ибо назначен здесь кесарем править».

С этой поры невзлюбил он народ,
Синедрион же с особенной силой.
Город, деревья, дома, небосвод:
Всё ему кажется вечной могилой,
Созданной как бы в мученье ему.
В городе Божьем он видит тюрьму.

Не без причины! Где истина Божья
Попрана, как же язычнику можно
Было увидеть ее, и чему
Радоваться, раз Христу Самому
Плакать о городе сем приходилось.

Сердце ж язычника скукой томилось
И по далекому Риму - тоской…
Страстно Пилату хотелось покоя.
Здесь он не ведал, что это такое.
Только в Кесарии знал он покой.

                7
И вот приводят Узника святого
К претории Пилатовой. Пилат
Наслышан о Пророке от солдат
И в Нем не видит ничего дурного.

Не видел и до этого. Христос
Империи нисколько не опасен
И к бунту никакому не причастен.
Он невиновен. Иудеев злость
Его связала в зависти убогой
И повела погибельной дорогой.

Всё это знал Пилат. Не удивлен
Он появленьем Узника и стражи.
Лишь любопытно, что Пилату скажет
В столь ранний Пасхи час Синедрион,
Которому бы праздновать, примером
Служа и искренним, и лицемерам.

«Мы оскверниться не хотим, - сказали
Первосвященники. – Пусть Игемон,
Не медля, посетит Лифостротон
И выслушает нас, как в судной зале.

В преторию не можем мы войти.
Не позволяет Пасха оскверняться»
(Им было невдомек, какого Агнца
В заклание им должно принести –

И этим осквернить себя стократ).
Презрительно поморщился Пилат:
Ничтожный до чего народ! Но он,
Щадя сего народа суеверье,
Явился важно на Лифостротон,
Исполнен гордости и недоверья.

Ему в словах немногих объяснили
Первосвященники цель своего
Визита и настойчиво просили
У Игемона только одного:

Чтоб, утвердив суровый приговор,
Что властью вынесен Синедриона,
На крест отправил властью Игемона
Он Иисуса. «Что за дикий вздор, -

Пилат подумал, - что за бред ничтожный –
Мне вашей злобе мелкой потакать!
Вот осудили – и ведут страдать
Несчатного с поспешностью безбожной,
Как воры, что, хозяйский грабя дом,
Спешат с самим хозяином покончить.
Хорош хваленый наш Синедрион!»

Всем ясно, что Пилат судить не хочет.

Все злятся и молчат. Каиафа бледен
И щурит в унижении глаза.
Как жаль, что обойтись самим нельзя,
Без римлян! Радуясь своей победе

Над чопорной гордыней иудеев,
Пилат спросил, не торопясь: «Так  в чем
Вина несчастного, какого в дом
Вы привели ко мне? Закон евреев
Вам, нынче, помнится мне, не судить,
А праздновать с веселием велит».

Каиафа молвил холодно, учтиво,
Но с тайной злобой: «Прокуратор, нам
Знать время наших праздников не диво.
Закон нам издревле и свыше дан:

Когда нам веселиться, а когда
Трудиться. Но послушай, мы сюда
Явились не для праздных разговоров.
Когда бы не был Узник Сей злодей,
Мы справились бы властью и своей,
И без твоих судейских приговоров».

«Так вот и обойдитесь без меня,-
Заметил безмятежно прокуратор. –
Судите сами. Для чего вам я:
Язычник, римский всадник и диктатор?

Не зная, в чем вина Его, как я
Возьмусь за утвержденье приговора,
Что вами вынесен так странно скоро?
Вам помогать – забота не моя».


«Так слушай же, - старейшины сказали. –
Назвал Себя Израильским Царем
Сей Узник. Мы бы смертью наказали
Его, но велика вина на Нем.
Мы без тебя казнит Его не смеем.
Сам кесарь повелел так иудеям».

«Уж если кесарь вспомнился беднягам, -
С усмешкою подумал Игемон, -
Тогда серьезно дело. Вряд ли Он
Принадлежит к смутьянам и бродягам.
Не стану больше с ними препираться.
Кто Он? Необходимо разобраться».

Пилата подкупить Каиафа думал,
Чтоб разбирательство ускорил он.
Пускай бы то была любая сумма –
Ведь стоит свеч игра. Но Игемон,
Он знал, не примет от Синедриона
Награды, чтоб не нарушать закона.

                8
Понтий Пилат обращается к Богу:
«Ты Иудейский ли Царь?» Хоть и строго
Спрашивал он, но едва не смеясь:
Разве возьмется тот спорить за власть

С кесарем, Иродом, Синедрионом?
Чем же? Своим домотканым хитоном?
Скромностью, бедностью и простотой?

Но говорит ему Узник святой:
«Царь Я», - и смотрит в глаза Игемону.
И наступает кругом тишина.
Время злорадствовать Синедриону –
Ясно Христа подтвердилась вина!
Сам на Себя говорит обвиненье
Сей обольститель. Так прочь же сомненья!
Нынче же будет преступник казнен,
Думал злорадствуя, Синедрион.

Этот опасный услышав ответ,
Понтий Пилат содрогнулся душою.
Что ему делать? Виною большою
Эти слова объявить – или нет?
Ясность бы надо внести в рассмотренье.
Краток ответ, хоть и вызвал смятенье.

Что разумеет Сей Узник несчастный
Под необдуманным словом Своим:
«Царь Я»? Ответ получился опасный…

«Поговорю без свидетелей с Ним.
Мне подозрительна радость Каиафы, -
Мыслит Пилат. – Сомневаюсь, чтоб правы
Были бесчестные». Знаком зовет
Он за собой Иисуса в преторию.
Тот подчиняется. Молча их ждет
Синедрион. Так войдет он в историю
Как лицемерный, не знающий Бога.
Люди  остались стоять у порога.
Ждали, и в сердце их жажда была
Душу наполнить всесилием зла.

                9
«Так выдавал Себя ты за Царя?» -
Спросил Пилат в претории. Сын Божий
Вопросом отвечает: «От себя
Ты говоришь Мне это или, может,
Другие обо Мне сказали так?»

Пилат невольно чувствует досаду.
В претории прохлада, полумрак
И зноя нет… « Сейчас бы мне по саду
Пройтись…» подумал он и как судья
Ответил: «Разве иудей я, чтобы
Участником быть радости иль злобы
Твоих сограждан? Предали Тебя

Они, и как ни маловажны мне
Их предрассудки кажутся, я должен
В доверенной мне кесарем стране
Быть справедливым. Так скажи мне, что же

Ты сделал? Отвечай!» Христос ответил,
Что не от мира Царствие Его.
С земным правленьем Царствованье это
Не связано никак, и оттого
Не может быть опасным и для римлян.
Пилат доволен был, но до конца
Не утвердился, что Христос невинен.

«Однако же Ты Царь?» «Как ты сказал,
Я Царь», - господь ответил, чист и светел
Лицом и духом. – В мире я рожден
И в мир пришел, как истины Свидетель,
И тот, кто прав, Мной будет приведен
К Святому Царству голосом Моим».

Пилат стоял безмолвно перед Ним,
Его величием смиренным тронут
И силой нравственной. Отчасти он
Уразумел свет неземного Трона
И понял то, чего Синедрион

Понять не мог. Невольно он спросил
В раздумье: «Что есть истина?» - и вышел
К Первосвященникам. Уж солнце выше
Стояло над землей. «Немало сил

Затратил Он, - Пилат подумал, чтобы
Об истине свидетельствовать, но
Что знает Он о ней? Ему дано,
Наверно, знать. Иначе жертвой злобы

Не стал бы Он сегодня». Игемон
Желал бы Бога расспросить подробней,
Но расположен нынче не был он
К беседе. Было бы куда удобней

Ему иначе встретиться с Христом,
Не так, как с обвиняемым. К тому же,
Политики совсем не знает Он…
От слов Его Ему же только хуже!

«Неосторожен, - думает Пилат,-
Как все философы, неосторожен».
Первосвященники пред ним стоят,
И самый вид их мрачен и безбожен.

Пилат сказал с решительностью важной,
Что ими приведенный Человек
Невинен. Это изумило всех
Старейшин. Злобою проникся каждый

Еще сильнейшей к Понтию Пилату
И к Господу, Который был уже
Почти что мертв для них. И точно клятву,
На Господа, ожесточась в душе,
Приносят клевету – и много, много,
Поток ее! Но лик спокоен Бога.
Чиста душа, в величии святом
Смирившаяся с мукой и крестом.

«Что ж Ты не отвечаешь ничего,-
Спросил Пилат, - на эти обвиненья?
Смотри, как много их!» Но без волненья
Господь глядит, безмолвствуя. Его

Молчанию дивятся иудеи
И сам Пилат. Все знают, что Христос
Ответить может на любой вопрос.
Не Он ли, защитить Себя умея,

Три года уходил от наказанья
Так просто и легко. Так что ж сейчас
Уста Его сомкнулись, и молчанье
Сковало их? «Как буду защищать

Его я перед Анной и Каиафой, -
Пилат подумал, - раз Он Сам Себя
Не хочет защитить? Как странно: я
Казню лжецов, но пострадает правый
На этот раз… О боги, как мне быть?*
Не я, не я на казнь Его отправлю,
А предоставлю Ироду судить…
Пускай ведут к нему. Себя избавлю

Я от бесчестья…» «Он галилеянин? –
Пилат спросил. Каиафа подтвердил:
«Да, так». И тотчас Иисус отправлен
К тетрарху Ироду, чтоб тот судил

И разбирался сам. Христа уводят
Старейшины в досаде, что Пилат
Так дело затянул. А тот, свободен,
Спешит скорей для отдыха в свой сад

И думает, вдыхая запах роз:
«Так что есть истина? Я зря, наверно,
Ответа не дождался на вопрос.
Мое бесчестье было бы безмерно,

Когда бы сего философа простого,
Который мне понравился, я сам
Своей рукой бы подарил крестам
И смерти… Он владеет даром слова
И благодати полон. Кто же Он?»
Так думает в смущенье Игемон…

                10
Крестителя позволив обезглавить,
Тетрарх на троне продолжал сидеть
И властвовать, и в Галилее править.
Ему давно хотелось посмотреть

На чудеса, творимые Христом,
О коих был немало он наслышан…
Ему известно было и о том,
Что фарисеи личной злобой дышат

На Господа. И не было надежды,
Что он осудит, как Синедрион,
Христа. Выслушивает дело он,
Но остается так же, как и прежде,

Глух, равнодушен к силе обвиненья.
Другие мысли в голове его:
Как Чудотворца сильного Сего
Заставить чудеса творить? «Не время
Теперь судить», - подумал он и стал
О чудесах расспрашивать Христа.

И много спрашивал. Господь ни слова
В ответ не вымолвил, как будто Он
Не слышал слов тетрарха. Суть такого
Молчанья Ирод, будучи царем

Земным и легковерным, расценил
Как знак презренья. И негодованье
Сменило любопытство в нем. Но был
Отходчив он. И Господа молчанье
Ему бессильем просто показалось
И вызвало не гнев, а смех и жалость.

«Не знает он чудес, меня достойных», -
Так Ирод молвил. Плохо слушал он
Ту клевету, что плел Синедрион,
Как сеть, сомнений полон беспокойных,

Вокруг Христа. И насмеявшись всласть
Над Господом любви и жизни вечной,
Тетрарх в своей бездушности беспечной
(Хоть и беззлобной) проявляет власть:

Велит в одежду римских полководцев,
Блестящую и белую, Христа
Одеть. И толпы наглых царедворцев
Над Ним смеются: «Царь Он! Неспроста
Тетрарх Его одел, как чин высокий».
И вот, насмешливый, но не жестокий

Христа обратно Ирод отсылает
К Пилату. Поступить так подобает,
Чтоб ссора позабылась, что была
Меж ними, и действительно друзьями
Они становятся, как прежде, сами
Того не замечая, волей зла.

… О нет, Пилат не склонен был ко злу!
Его душа, внимавшая величью
Порой, казалась менее привычна
К мирской неправде. Всё же, как в золу

Сожженный колос может превратиться,
Так опаляется и слабый дух.
Он к истине невежественно глух.
За что ж ему в сомненьях уцепиться?

За видимое? Видимое просто:
В одеждах белых Иисус Христос
Опять пред ним. И сад, что полон роз,
Уж не спасет от нового допроса.

Тем временем, к претории народ
Стал собираться. Был обычай: в Пасху
Освобождать того, кто смерти ждет –
Лишь одного! И получил огласку

Уже Синедриона приговор
Над Господом. Несправедлив, но скор
Бесчестный суд. «Быть может, наказанье, -
Пилат подумал, - их сердца смягчит.
Зачем им смерть? Ужели в назиданье
Простому люду? Снова Он молчит

И снова ничего не скажет. Что же,
Он думает, что мне легко судить
И защищать, и справедливым быть?
Не Бога, есть лишь облики безбожья:

Каиафа с Анной. И хотят они,
Чтоб умер Он – невинный, да, невинный!
Какие душные весною дни –
И знаю я, что` этому причиной…»

                11
«Я накажу, но смерти не предам,-
Сказал Пилат, - Того, Кто вас смущает».
Тогда Синедрион ужесточает
Свой голос: «Нет, предай! Не должно нам
От долга нравственного уклоняться.
Падем – так после будет не подняться.
Подумай сам: Он звал Себя Царем,
Безмерно велика беда на Нем».

Меж тем, толпа, увидев Игемона
Бездействующим, начала кричать
Ему об исполнении закона:
Что следует с обычая начать
И отпустить того, кто осужден
В пасхальный день. Да будет он прощен!

«Я знаю, что угоден вам Варрава, -
Сказал Пилат. – Имеете вы право
Из осужденных выбрать одного:
Варраву или Узника Сего.

Хотите Иудейского Царя
Вам отпущу?» А сам подумал: «Кто же
Варраву выберет? Нет, я не я,
Когда Христа окажется дороже
Убийца и разбойник людям этим.
Должно быть, впрямь перевернулся свет!
Впервые я вступил в борьбу со светом
За Узника, и говорят мне – нет.

Как за других просили у меня,
Не раз отказывал надменно я.
Но сам хоть раз ли говорил народу
С мольбой: даруйте узнику свободу?

А ныне говорю: пусть незаметно
Мое участие. Как этот день
Мне тяжек, душен! Здесь и тень не тень.
Всё пыльно, пусто, голо и бесцветно
Вокруг меня. В бессилье странном я
Гляжу в толпу, судьбу свою кляня.

Первосвященники для совещанья
Ушли в народ. Пилат стоит один
И вдруг слугу он слышит: «Господин!
Я с тайной просьбой к вам. Прошу вниманья
Мне вашего минуту уделить».
И господину он в глаза глядит.

И узнает Пилат, что сон сегодня
Чудесный видела жена его,
Чью душу откровение Господне
Пронзило всю. «Не осуждай Его! –
Так Клавдия просила за Христа. –
Тем более, на смерть. Я пострадала
Во сне за Узника Сего немало…
Воистину душа Его чиста».

В смущенье прокуратор изнывает.
Судилище он рад бы прекратить,
Но разве в мире суетном бывает
Возможно чашу крестную не пить
Как подсудимому, так и судье,
Всегда и всеми, всюду и везде?

Великодушный чашу пьет одну,
Иную – малодушный. Нет в законе
Главы, велящей не вменять в вину
Любовь. Так стой же на Лифостротоне,
Почти не понимая ничего,
Страшась себя и слова своего!

Толпа была послушна наущеньям
Первосвященников. И вот Пилат
Увидел, что глаза людей горят
Нечеловеческим ожесточеньем.

Он повторил: кого же отпустить?
«Варраву!» - хором люди закричали.
Пилат спросил, исполнившись печали:
«А как с Царем мне Вашим поступить?»

«На крест Его, на крест!» - кричал в ответ
Народ. «Что сделал Он?» - Пилат промолвил.
«На крест!» - ответ один был и наполнил
Он Игемона раздраженьем. «Нет! –

Сказал он твердо. – Будет, как и прежде
Я говорил: Христа я накажу,
Но после отпущу! А вам скажу:
Не предавайтесь гибельной надежде,
Что будет Он казнен». И Игемон
Немедля отпустить велел Варраву,
Христа же – бичевать. Так думал он
Быть правым, поступая не по праву.

                12
Христос был уведен с Лифостротона
Во двор, чтоб бичевание принять –
И принял молча, не издав ни стона,
Не проронив ни звука. Для солдат

Простых и грубых, это развлеченьем
Всегда служило: сечь ремнями так,
Что умирал подчас несчастный, рвеньем
Солдат погубленный. «Какой слабак, -

Со смехом говорили палачи. –
Не римлянин, так что с него и спросишь!
Когда ты воин – и не то выносишь…»
Сын Божий Праведный, поступки Чьи

Смиренье и упорное молчанье
Их позабавили, был в осмеянье
В короткую одежду облачен.
И ею вновь их позабавил Он.

Назначенная для чинов высоких,
Но старая, негодная давно,
Она была, как род плащей коротких.
И Господу в ней было суждено

Иное поругание принять:
Венец из терния и палестинский
Тростник, как скипетр… Было не понять
Ни одному, кто звался «воин римский»,

Над Кем смеется он. Но Бог в сознанье
Своей любви и силы неземной
Сносил в молчанье кротком наказанье,
Боль, униженье и свинцовый зной.
«Я знаю, Авва Отче, Ты со Мной.
Где Я, там Ты в святом претерпеванье».

Ему в лицо плевали, потому как
Для римлян был Христос презренней всех,
Самими иудеями на смех
Им отданный, а после – на` смерть в муках.

Его уста для слов не отверзались.
Но вот Пилат в преторию вошел
И замер, видом Бога поражен…
«Перед страданьями Его и зависть
Должна сама собою отступить.
Неужто им захочется убить

Страдальца? – так подумал Игемон. –
Я выведу Его к народу. Может,
Вид жалостный спасти Его поможет?
Уже наказан слишком много Он.
Враги Его должны остановиться.
Как долго этот суд неправый длится!»

«Не нахожу я никакой вины
В Христе и вновь вам говорю об этом», -
Сказал Пилат толпе. Полуодетый,
За ним идет Христос. С Его спины,
Которую скрывает багряница,
Сочится кровь, и голова Его
В крови от терния. Застыли лица.
Толпа глядит на Бога своего.

«Се человек!» - воскликнул с состраданьем
Пилат. Заплакал кто-то, и народ
Кричит «распять» слабее, наказаньем
Смущенный и кровавым видом. Вот

Уж замолчит совсем. Но иудеи-
Первосвященники, заметя то,
Кричат с толпой: «Распять!» «О, боги, что
Мне делать? – думает Пилат. – Злодеи

Они! Но я судья, а не злодей!»
«Раз так упрямы вы, - сказал он резко, -
Возьмите и распните. Узник Сей
Да будет ваш. Вы судите нечестно –
Судите! Только я вам не судья.
Его невинным объявляю я».

«Он виноват! – сказали фарисеи. –
Он Сыном Божьим называл Себя,
Сим преступив законы Моисея.
Конечно, прокуратор, для тебя
Законы наши – только звук пустой.
Ведь ты не знаешь истины святой».

Сын Божий! Точно громом пораженный,
Пилат стоит. Хоть и язычник он,
Но и его языческий закон
Не допускает, чтоб приговоренный
К кресту был сын богини или бога…
Ведь небеса карают очень строго
За сыновей и дочерей своих…
И в тайном страхе Игемон притих.

Потом позвал в преторию Христа.
«Откуда Ты? – спросил Его он с дрожью.
Но Иисус ответа не дал. Строже
Пилат сказал: «Тебя позвал сюда

Не для того я, чтобы Ты молчал.
Не знаешь разве то, что и казнить я,
И миловать здесь волен? Отвечал
Ты слишком мало. Жизнь твоя на нити
Висит тончайшей. Знай, что эту нить
Могу я разрубить иль сохранить».

Христос на прокуратора глаза
Смиренно поднял, видя тьму сомнений
Души измученной, что вразумлений
Была достойна, - и ему сказал:

«Ты не имел бы власти надо Мною,
Когда бы свыше не было дано
Тебе иметь ее, так быть должно.
Греха же больше на других, земною
Корыстью увлеченных, - тех, кто предал
Меня тебе». И замолкает Он.

Пилату истины язык неведом,
Но он Христом отчасти вразумлен:
О том, что грешен менее других,
Но всё же виноват и он пред Богом.
С минуты этой он, совсем в немногом
Узревший свет, в намереньях своих
Спаси Христа от смерти, стал сильнее
И тверже. Вере истинной чужой,
Соприкоснулся он как будто с нею…
И начал с убежденностью большой

Твердить Синедриону, что отпустит
Он Иисуса! И Синедрион
Угрюмо слушал, не скрывая грусти
И злобы, как незыблем Игемон.
Его не переубедить никак.
Он за Того, Кто их заклятый враг!

«Ну, хорошо! – вскричал Каиафа гордо. –
Не хочешь ты казнить Его? Изволь!
Пусть ждет Сего преступника свобода,
Но мне одно сказать тебе позволь:

Как Он невинным от тебя уйдет,
Ты кесарю не друг с минуты этой!
Тебя награда кесарева ждет
Креста похуже, прокуратор. Света
Не взвидишь  ты, поверь мне, если он
Узнает наше мненье, Игемон!»

И дух Пилата пал… Страшней угрозы
Наместник римский ожидать не мог.
Да, кесарь был с противниками строг.
Об этом знал Пилат. И кровь, и слезы

Лились на пытках кесаревых… Рим
Стонал под властью страшного тирана
И трепетал всечасно перед ним.
Тиберием он звался. Нежеланно,

Точнее, хуже смерти было б с ним
Поссориться. Пилат же, как и Рим,
Тиберия боялся. Император
Был зверем. Знал об этом прокуратор


И содрогался. Но не мог еще
Христа оставить и твердил невольно:
«Се Царь ваш!» «С нас и кесаря довольно», -
Каиафа молвил. Чернь же горячо
Твердила, как до этого: «Распять,
Распять Его!» Не в силах устоять

Перед народным гласом, Игемон
Вконец душой некрепкой ослабевший,
Сдается. Омывает руки он
И восклицает, точно постаревший

За несколько часов: «Я не повинен!
Не от меня Сей Праведник умрет.
Народ ваш кровь невинную прольет.
Вы вспомните еще о Божьем Сыне!
Вам должно будет отвечать за грех!»
И был ответ: «Да, кровь его на всех!
На нас и детях наших, впредь и ныне».

И смертный приговор произнесен
Над Иисусом, но не над любовью
Господней… И молчит Лифостротон,
Впервые обагрен Пречистой Кровью.

                13
Он был меж двух разбойников распят.
Смотрели люди: три креста стоят
Средь бела дня, печаля и томя.
Один над Ним, как прочие смеялся.
Другой сказал: «Ты помяни меня,
Когда придешь в Свое Святое Царство».

Господь сказал разбойнику, что он
С Ним будет в Царстве Божьем. Так решилась
По вере участь грешника. Спасен
Узнавший перед смертью Божью милость.
Так всякий кающийся во спасенье
Благословен по воле Провиденья.

Крест Бога над Адамовой главой
Сжигался солнцем, опалялся зноем.
Насмешки, что витали над толпой
Исчезли в пустоте осиным роем.
Стоят солдаты строгим, ровным строем.
Молчит в железо забранный конвой.

И Матерь Божия, скорбя, стоит,
Мучения деля с любимым Сыном.
И Иоанн на Господа глядит
С благоговением неизъяснимым.

«Се сын твой», - молвил матери Христос,
На Иоанна глядя. Иоанну:
«Се мать твоя, - он тихо произнес. –
О Ней всегда заботься неустанно».

И после Матерь Божия жила
У Иоанна в доме и была
Как мать ему воистину родная.
Их вместе воля Господа свела,
Им утешенье кроткое дала,
Чего бы воля не дала иная.

Текли часы. Угрюмым небо стало,
Мученья нестерпимыми. Христос
Воскликнул: «Боже! Ты меня оставил!»
То был и не ответ, и не вопрос.

Изнемогла природа Человека
Затем, чтоб все страдальцы на земле,
Об этом помня до скончанья века,
Не были б оставляемы во зле.

Затем Господь воскликнул: «Жажду!» Воин
Наполнил губку уксусом, чтоб дать
Несчастному, Который был достоин,
На взгляд его, питья сего принять
Для незначительного облегченья
(Он знал, сколь тяжко крестное мученье).

Отведав, крикнул Иисус: «Свершилось!»
И молвил: «Отче, дух Мой предаю
В Твои Я руки». Голова склонилась
И испустил Он дух… лишь так в Твою
Мы верим, Господи, святую милость,
Когда бы жизнь в нас не остановилась.

И тут землетрясенье началось,
И в храме разорвалась вдруг завеса,
Скрывавшая досель святое место…

Так умер Бог наш Иисус Христос.

Но Он воскрес, как прежде обещал,
Спустя три дня, Началом всех Начал.
Он «Радуйтесь!» сказал, чтоб в эту радость
Мог всякий верить – и других прощал.

Он «Мир вам!» молвил – и повсюду мир
Явился к тем, чье сердце ждало мира,
И мир разлился, как святое миро,
На всех, кто к Господу причастен был.

И все Апостолы Его, сияя,
С великой верой новых храмов суть
Несли народам, земли озаряя,
Как дар Божественный. Вот новый путь!

Он узким назван, но не по нему ли
Ступая, обретаем целый свет?
Мы сердцем Новый приняли Завет
И поняли, и вспять не повернули.


Нам незачем искать иных дорог.
В душе у нас, как факел, Воскресенье,
А вслед за ним – святое Вознесенье.
И это всё – Единый, Вечный Бог.

Мы веруем в бессмертие, и слезы
Раскаянья приносим в Божий храм.
Дар покаянья свыше вверен нам,
Как винограда вьющиеся лозы.

Пречистое святое тело Бога
Страдало и погибло на кресте.
И как нам предаваться суете,
Когда за нас заплачено так много?

Мы кровию святой искуплены.
Мы для любви и света рождены.
Мы, грешные, прощенья в храме просим.

ДА БУДЕМ ЖИТЬ, ДА БУДЕМ ПРОЩЕНЫ!

                1997 – 1999 гг.