На разбитой в скандалах кухне...

На разбитой в скандалах кухне.
На вокзале, что душит пьяных.
Оказалась забытой в кармане куртки,
или, может, оставлена в двери спальни.
Между лестниц зависла в пролёте глухой парадной.
Меж стеклянных ворот у метро оказалась с утра.
Когда все говорили о фактах, о самом главном,
я так ловко ушла из-под авторского пера.
Замирала в груди твоей с каждым отрывистым вздохом,
когда ты попытался произнести меня вслух.
Что ж, похоже, у нас слишком разные коды,
чтобы вместе лезть в петлю по линии резанных рук.
Я бываю мертвецки холодной, предельно горячей.
Укушу тебя в ухо, словно кусает оса.
Окажусь я скорее надуманной, нежели настоящей.
Меня можно купить, да вот только потрогать нельзя.
Записать вглубь тетради, чтоб точно никто не увидел,
под копирку слизать, избегая ненужных углов.
Можно медленно плавить радий, уран или литий,
но ты вряд ли способен сжечь фразу, в которой любовь.

Через ржавый металл я скользну по накатанной к венам.
Буду жечь тебя по расписанью, как сериал о ментах.
Давай без дураков, все равно ты поддашься вселенной
и поймешь, что я вечно была у тебя на устах.
Мы однажды спустились с небес показать людям правду.
Мы ногтями цеплялись за раскаленный асфальт.
Мы барахтались в луже в надежде приплыть хоть куда-то.
Каждый раз попадая в итоге на старт.
Мы не знали беды, головой бились об батарею
и неделями не ощущали питья и еды.
Наши руки связали на узел уже при рожденье.
В нас вселили огонь, чтобы он никогда не остыл.
Мы кричали в надежде и были в полярных мирах.
Мы за страхи платили разбитой о гордость посудой
и расстались, оставив весь мир в дураках,
потому что не знали, что любим друг друга.

А мне кажется, мы находимся где-то у скал,
где созвездия еле видны из-под облака дыма.
Мы считаем минуты, чтобы рассвет не настал.
Как инь-ян собираем вселенную воедино.
Мы могли б уложить мир в один узелок,
связав стороны света, словно четыре веревки.
Я смотрю за окно: как бы там ни мело,
это значит живу. Это значит так много.
Ты ребенок, глаза твои – это рассвет.
Я готов ждать всю ночь, чтобы утром быть первым.
Я почувствовал все лишь когда я ослеп:
я, наверно, Адам, ты, конечно же, Ева.
Что ж, кричи на меня в ожиданье Греха.
Я не голоден. Сытость - нижайшая цель
для бессмертных. Но руку моет рука,
и вселенная нас сминает в комок наших тел.
Мы в аду, для нас, стало быть, это конец.
Но не станем жалеть о том, чего мы не знали.
Моя вера, душа моя, ты мой близнец.
Я безумно люблю, я хочу поменяться телами.