Письмо

Июльский вечер плыл на горизонте красновато- желтым киселем. Солнце садилось над Испанским Марокко. На террасе маленького кафе захудалого городишки сидел европеец. Это был человек с печальными глазами. Белые, тщательно вычищенные (а это очень не просто в пыльной пустыне) ботики, белоснежный костюм- двойка: брюки и пиджак, желтовато- зеленая жилетка, сорочка цвета безмятежного утреннего неба, светлый галстук и модная в нынешнем сезоне шляпа, уютно устроившаяся на соседнем стуле- весь облик говорил о человеке из общества. На безымянный палец левой руки дерзко было нанизано шикарное золотое кольцо, окаймлявшее драгоценный кровавого перелива камень. В июльском мареве человек с печальными глазами испытывал явный дискомфорт. Пиджак повешен на спинку стула, жилетка расстегнута. Но человек не уходил внутрь кафе, где было явно прохладнее. Он сидел здесь уже долго, чего-то ждал. Мустафа, хозяин заведения, хорошо знавший этого клиента и его привычки усадил его в одиночестве на втором этаже- открытой террасе, тогда как остальные посетители находились внизу в общем зале.
Человек с печальными глазами любил одиночество. Он сидел и смотрел на улицу. На праздного туриста он явно не походил- что такому делать в грязных трущобах провинциального африканского городка? Но тем и хорошо было кафе Мустафы, пользовавшегося авторитетом в этой глухой провинции,- вопросов никто не задавал.
Между тем странный европеец принялся за стоявшие на столе изысканные кушанья. Он был явным чревоугодником. Ранее уже были съедены восхитительные, сочные кусочки белого мяса, мелко порезанные, приправленные специями и зеленью. Они подавались с чудесным острым соусом, тем не менее игравшим с вкусовыми рецепторами едва уловимыми ароматами чего-то приторно сладкого и (невероятно!) приятно-кислого. Чудо кулинарии! Также была заказана и уничтожена прекрасная, с хрустящей корочкой, и тогда еще мягким и теплым нутром булочка. Запивал все это гурман пощипывающим нёбо и ласкающим язык и десны красным вином. Далее следовала фаршированная инжиром и финиками рыба. И не какая-нибудь речная, отдающая болотом, подаваемая в большинстве Парижских кафе, а благородная морская. По краям блюда на салатных листах лежали тонко порезанные дольки лимона. Обсасывая с костей нежнейшее мясо, человек с печальными глазами запивал его уже белым вином. Трапеза продолжалась уже довольно длительное время. Смакуя каждый кусочек, европеец провел в кафе почти всю вторую половину дня. Торопиться ему было некуда.
Теперь же он приступил за недавно поданный черный кофе, вприкуску с казалось только что выпеченным медовым печеньем с орехами. В вазочках на столе к услугам клиента лежали щербет, халва и рахат-лукум. Своей очереди дожидался фруктово- ягодный десерт: порезанная дольками дыня, персики, виноград.
Человек с печальными глазами считал, что такое обжорство преотличнейшим образом помогает четкости мысли- желудок, враг мозга, надежно заблокирован. А подумать было о чем.
Нет, он не волновался. В одном из карманов пиджака лежал паспорт на имя гражданина Бельгии Клода Зондерга, уважаемого налогоплатильщика и отца двоих детей, служащего колониальной администрации Бельгийского Конго, возвращающегося в Брюссель с результатами инспекции какого-то там местного вопроса, касающегося урожая злаков в нынешнем году, и залетевшего по пути для дозаправки самолета на аэродром Испанского Марокко и получения дипломатической почты от местного консула- своего старого приятеля. С визой на двое суток тоже все было в порядке.
Несмотря на то, что по документам он являлся подданным другой страны, человек с печальными глазами пылко любил Испанию. Как юноша признается в любви зардевшейся от стыда и удовольствия девушке, так и он готов был открыться в этом чувстве к не своему отечеству. Но сейчас в Испании было не спокойно. В воздухе пахло надвигавшейся бурей- Гражданской войной. Перед глазами господина Зондерга (если это его настоящее имя) встали картины одна страшнее другой. Воображение рисовало перед ним горящие храмы, повешенных на фонарных столбах, мерно раскачивающихся, как на ветру, пустые темные улицы, разбитые окна, заколоченные двери- покинутые жилища. Он явно услышал залпы расстрельных команд, плач матерей и жен по убитым, и четкие шаги шеренг войск, чеканящих грозный марш, все ближе и ближе. От земли пахло свежей кровью. И воронье… Да, да стаи ворон, от чьих крыльев чернеет небо. Грядет лихолетие, грядет час испытаний…
Но пока что не торопясь и размеренно, даже сонно текла мирная жизнь. Господин Зондерг (давайте уж называть его так, раз настоящее имя все равно не известно) облокотился на перила, увитые плющом и огораживающие по краям террасу, и посмотрел вниз на улицу. Вялая вечерняя возня марокканского захолустья предстала перед ним. Арабы в бордовых фесках степенно тянулись по дороге. Вдоль домов стояли палатки и ленивые торговцы, сидя под навесами вяло, без зазывного огонька, можно сказать даже машинально, выкрикивали наименования предлагаемой продукции. На ровне с людьми по улице шли, ведомые под уздцы верблюды, груженые тюками, и сновали козы, видимо сбежавшие от своего нерадивого хозяина. Кочевник- бедуин в драном халате верхом на стройном жеребце протискивается через толпу. Спокойствие и усталость- вот черты арабской улицы в тот вечер. Духота. Даже близость моря не ощущается, а горячий ветер приносит из пустыни только песок.
Господин Зондерг знал, что даже более непоседливые представители города сейчас не двигаются с места. Большинство из них находилось на первом этаже в главном зале заведения Мустафы. Приглушенный свет, холодный чай с козинаками и щербетом, тихие разговоры с соседом по столику. Воздух пропитан ароматом курительных благовоний. Вот на сцене из-за кулис появляется чаровница Лейла (как представляет ее распорядитель). На Лейле шелковые сиреневые накидки, легкие и прозрачные, едва прикрывавшие ее молодое тело в полумраке. Шею украшают золотые маниста. Начинает звенеть бубен. Быстрее и быстрее, наращивая ритм. Лейла начинает двигаться. Она исполняет танец семи покрывал. Гибкая и упругая- она приводит людей в зале в восторг. Когда музыка стихает слышатся аплодисменты и одобрительные крики особо ретивых ухажеров. Здесь тоже не думают о возможности близкой войны.
О ней думает человек с печальными глазами. В кармане его пиджака рядом с паспортом лежало письмо. Ради него он оказался в Марокко. Уже четырнадцатый раз. Тринадцать предыдущих именно в этом кафе в назначенное время Мустафа передавал ему конверт, как только Зондерг садился на свое место на террасе. Так произошло и сегодня. Уже много раз (может десять, а может и больше) отрываясь от еды и тщательно вытирая пальцы салфетками, господин Зондерг брал этот листок бумаги и читал его. И каждый раз письмо производило впечатление. Всего то страничка рукописного текста и короткая подпись внизу: “Янек”. Но как написано! Таких строк господин Зондерг не читал больше никогда в жизни. Хоть он и знал, что это не положено и просто опасно, но он хранил все письма Янека. Сколько силы! Сколько энергии в призывах! Так мог писать только гений! И он писал. Сегодня гений просил, умолял очнуться из забытья, встать и бороться. Да Зондерг будет бороться! Спасибо тебе, Янек. Твое письмо будет показано верным людям в Севилье, Малаге, Кордове. Оно вдохнет в них силы, убедит, что Испания на краю пропасти. Но мы сделаем все, чтобы удержать ее. Если мятеж начнется, мы подавим его быстро и по возможности бескровно. Правда с нами! И да поможет нам Бог!
В ответ на прошлое письмо Янека, полученное полтора месяца назад, господин Зондерг зафрахтовал два греческих судна: “Антей” и ”Калипсо”. Первое в данный момент пересекает Средиземное море, тайно перевозя в своем чреве двести винтовок и патроны к ним в Валенсию. Это оружие для рабочих на случай если военный гарнизон поднимет мятеж. Второе судно находилось пока в гавани на Крите. В его трюм загрузят гранаты и динамитные шашки, и скоро, в ближайшие два-три дня оно тоже направится в Испанию. Инцидентов Зондерг не особенно опасался. Команды судов он навербовал бравые- албанцы и македонцы. Лихие ребята. У каждого за поясом нож. В случае чего смогут за себя постоять. Кроме того под горячими от солнца досками палубы, жгущими их босые ноги, лежит оружие, которое они тоже могут пустить в ход.
Наконец то рабочие кварталы вооружатся, и тогда если власти Валенсии изменят и присоединятся к мятежу, патриотам будет чем ответить на удар.
Незаметно для господина Зондерга на Марокко опустилась ночь. Надо было идти. Завтра утром самолет взлетает с местного аэродрома и увезет европейца со странными глазами в Бельгию. Оттуда поездом по другим документам через Францию назад в прекрасный город у моря- Валенсию.
Над головой только темная громада и первые звезды. Там высоко в пустоте никого. Только радиоволны. Господин Зондерг не знал, что совсем скоро в радиоэфир передадут сообщение: “Над Испанией чистое небо!”