Россия Жизнь за гранью. Фильм 2

    «Если человек пассивен, бесчувствен, если ему скучно, а мозг его развит односторонне, он проявляет патологические симптомы, такие, как тревога, подавленность, обезличенность, безразличие к жизни, насилие. Действительно, как писал Роберт Дэвис в одной из проницательных своих статей, «…далеко зашедшая вовлеченность в кибернетизированный мир нарушает душевное здоровье» (Нью-Йорк, 1967)»
                (Э. Фромм: «Революция надежды».)


   «Я считаю, что уровень психиатрии в России — как и во всем мире — чрезвычайно низкий. Средства, которыми она пользуется, — весьма приблизительные. На самом деле у этих людей нет никакого представления о подлинных процессах, происходящих в мозгу и в нервной системе. Я, к примеру, знаю, что самолет летает, но каким именно образом это происходит, представляю себе довольно слабо. В психиатрии схожая ситуация. И поэтому они подвергают вас совершенно чудовищным экспериментам. Это все равно что вскрывать часовой механизм колуном, да? То есть вас действительно могут бесповоротно изуродовать. В то время как тюрьма — ну что это такое, в конце концов? Недостаток пространства, возмещенный избытком времени».
                (ИОСИФ Бродский: «Психиатрическая тюремная больница в Ленинграде»)



Часть 6.

  Недостаток пространства моего огорода  в полной мере компенсируется избытком зимнего времени. И было бы глупо что-то менять.., когда подворачивается  возможность что-то продать. Конечно, я не строю замки изо льда, в порыве желания до весны заработать еще больше денег! Я – фермер! Как бы смешно это не выглядело. И поэтому Генри Форду не нужно мне рассказывать, что «бизнес, в основе которого лежит безудержное желание обогатиться, как замок, выстроенный на песке». Я и сам знаю, что «это рискованная и опасная игра, и мало кто из ее участников  держится дольше нескольких лет. В этом и есть суть и смысл бизнеса – производить для потребления, а не для спекуляции или набивания карманов». Для этого мне не нужно идти за знаниями в университет, или ехать за товаром в Китай… Ведь весна приходит регулярно, и в этом залог моей стабильности!!!

   Однажды, в одну из февральских зим, мне попался под холодную руку трактат Корнелия Янсения, епископа Ипрского «О преобразовании внутреннего человека». Эпиграфом к трактату были взяты слова из послания апостола Иоаннна Бого-слова, в которых говорилось о том, что «МИР СЕЙ есть не что иное, как похоть плоти, похоть очей и гордость житейская…»  Как фермеру, мне было понятно только то, что нужно сеять мир, или засеять его. Но видимо Янсений привык все усложнять. Из него выходило «три губительные для тела, духа и воли страсти: libido sentiendi, libido sciendi, libido dominandi (похоть чувства, похоть знания, похоть власти). Все несовершенство и преступления в человеческом обществе проистекают из этих трех страстей».  Для того чтобы упростить трактат, я стал вырывать из него листы и бросать в огонь. Страсти человеческие помогая ярче гореть дровам, наполнили мое ранчо благодатным не преступным теплом и совершенным светом. Не смотря на то что я пока еще не смог избавиться от своих пяти органов чувств, но пол пути уже пройдено, когда понимаешь, что страстью к знанию ты никогда не мучился, а страсть  к власти, как похотью была, так похотью и осталась. Какой только ерунды у них там не напишут. Так и до гени(т)ального фрейдизма не далеко… Видимо этим умникам никогда не приходилось из года в год шагать за плугом. Тогда бы они точно вспомнили о тех, кто их кормит. Ведь в 1766 году в Америке Бенджамин Франклин вспомнил этих несчастных тружеников и не поленился написать работу «о цене на хлеб и управлении бедными». Конечно, я не читал, но слышал о большом значении фермера в жизни колоний и митрополии… и мог бы подписаться под словами Франклина: «Я один из представителей того класса людей, который всех вас кормит, а в настоящее время всеми вами оскорбляется: короче – я фермер». Но вникать в политическую подоплеку дела у меня не хватает похоти. Политические инструменты меня не интересуют, как собственно и новые инструменты… Форд был не глупее меня и тоже сумел однажды заметить, что «настоящий фермер не столько нуждается в новых инструментах, сколько в движущей силе для их использования». 
   Возможно, если бы я в 1875 году, когда Генри Форду было всего лишь 12 лет, увидел первым первый транспорт на колесах без лошади, который назывался локомобилем, то в течение 1917 – 1918 года вместо тракторов «Фордсон» Англия получила бы 4 000 тракторов от нас, а  не от американцев, которые столько бед принесли этой Старой доброй стране…  Ведь еще не так давно немало людей в Америке были настроены к Англии враждебно. Не случайно Аза Грей, опасаясь безумного стремления северян к войне, будь то с Англией или с Конфедерацией, писал Дарвину: «Существует распространенное мнение, что влиятельные круги Англии хотят превратить нас в слабую и раздробленную нацию и готовы пойти на многое, чтобы этого добиться». Но все сложилось так, как складывается у нас карточный домик. Поэтому приходиться соглашаться с Иваном Солоневичем и утешать себя тем, что «наша бедность обусловлена тем фактором, для которого евразийцы нашли очень яркое определение: географическая обездоленность России. История России есть история преодоления географии России. Или – несколько иначе: наша история есть история того, как дух покоряет материю, и история САСШ есть история того, как материя подавляет дух». Вот так, «наша автомобильная промышленность не могла развиваться, ибо для автомобилей не было дорог».
    Не смотря на то, что этот пробел был заполнен в 1955 году А.С.ом Исаевым, рассказавшем о «Создателях первых отечественных тракторов», какая-то изжога недоверия или зависти мучила меня.  Почему не я, а  Федор Абрамович Блинов, в 1877 г. вернулся в родное село и погрузился в проектирование и постройку "вагона с бесконечными рельсами", то есть повозки на гусеничном ходу? Мне тоже хотелось «Грамоты за трудолюбие». Но я был согласен и на медаль с колбасой, которые так щедро раздает всем 4-летний мальчик по имени  Саша… Ведь у меня до сих пор в сарае стоит весьма простой механизм: агрегат из парового котла, чана с водой и ящика с углем! Я проверяю его регулярно и потому стабильность его работы гарантирована. Конечно, попутно я мог бы изобрести снегоход, а в крайнем северном случае и – хорошую одежду! Но стало совсем жарко… и мне захотелось спать. 
    Без особого упорства борясь со сном, чтобы не проспать угрюмо приближающиеся выборы, я выпил таблеток… Конечно, я не Тим Таллер, так глупо продавший свой смех, но голос свой отдать, ради своего лучшего будущего, я должен! Это даст мне возможность еще несколько лет помалкивать, а стране – развиваться. Ведь слышал  же, Алексей Мухин, разговоры «лидера ЕР на последних межрегиональных конференциях, что «правящая партия» - основа стабильности и только она – единственная, кто эту стабильность гарантирует!» Ведь мы не колониальная Америка с ее политическими нравами,  о которых даже в 1972 году было известно ЦК КПСС и советским читателям, что «выборы, на которых был забаллотирован Бенджамин Франклин (1706 – 1790гг.), были грубейшим образом фальсифицированы. В ход было пущено все: «подкуп избирателей», «лжесвидетельства», «двойные списки кандидатов», «урны для голосования, до отказа забитые фальшивыми избирательными бюллеТЕНЯМИ». Эта колоритная картина политических нравов Америки невольно заставляет провести парАЛЛЕЛЬ с избирательными компаниями наших дней». – заключил Р. Иванов в том же, 1972 году… В этот момент я окончательно  расслабился и Морфей со всей дури врезал мне в челюсть…

   Признаюсь, в отличие от Форда, мне так и не удалось заметить, «что постоянное стремление к регулярности и стабильности вызвано все тем же заблуждением,  будто жизнь – это сражение, которое из-за неверного хода может быть проиграно в одну минуту». И все же я снисходителен к людям, которые «привыкают наполовину жить, а наполовину существовать. Редко происходит так, чтобы сапожник приобщился к новым методам починки обуви; ремесленник только из крайней необходимости будет усваивать новые методы организации торговли. Привычка ведет к умственной и физической инертности, и любая попытка нарушить эту привычку отторгается сонным разумом».
   Пока я, прибывая (на пятую платформу) в комичном состоянии, снисходил к призрачным людям, весной 1911 года молодой Мао будущий Цзэдун приехал в Чанша, накануне Республиканской революции, положившей конец более чем двухтысячелетнему императорскому правлению. Когда шестилетний император Пу И отрекся от престола, вместе с Англией, Францией, Германией, Россией и Японией американские банкиры приняли участие в займах новой Китайской Республики, но избрание в 1912 году Вудро Вильсона президентом США положило конец долларовой дипломатии в Китае. Но это не так страшно. Страшнее было английским землевладельцам, которые были вынуждены уклоняться от уплаты убийственных податей и накапливать средства путем продажи части фамильного имущества… Это несчастье произошло, когда Ллойд Джордж, новый министр финансов от либералов, провел в 1910 году бюджет, в котором были резко увеличены налог на наследство, поземельный  и подоходный налоги. Это было сделано, как он говорил, для того, чтобы «объявить непримиримую войну нищете и запущенности». Уинстон Черчилль, глава министерства торговли, поддержал это начинание, которое либеральная пресса окрестила «народным бюджетом». Консервативные деятели подвергли бюджет резкой критике как революционный и социалистический, и лондонские банкиры предупредили премьер-министра Г. Г. Асквита, что такая политика нанесет ущерб бизнесу, ударит по занятости и заработной плате. Все это немедленно сказалось на землевладельцах…»
 
   «Неужели опять проспал?» - закартавило у меня в голове. Спросонья я ничего не мог понять. Но очень веселый  по молодости своих лет босяк красноармеец, загружая  в свою телегу мой хлеб, подбодрил меня верою (и винтовкой на веревке через плечо) в скорую нашу счастливую жизнь. Он мне правдиво по жуковски сказал, что «партия большевиков организовала великий поход рабочих в деревню за хлебом». Затаив дыхание я невероятным образом вспомнил Бертрана Рассела, который хорошо знал, что «цивилизованный человек готов ради будущих удовольствий перенести страдания в настоящем, даже если эти удовольствия довольно отдалены». Поэтому благоразумие в виде предусмотрительности вдруг  отличило меня от дикаря. Вот я и решил довольствоваться малым. Мою душу не отделили от тела… и значит, я не ударю лицом в грязь! Лучшего повода выпить за «военный коммунизм» и товарища Ленина днем с огнем не найдешь. Плюнув на статую Пана, я обратил свой взгляд на Диониса, т. е. Вакха! Мы пили с красноармейцами много И ДОЛго… не ведая о том, что именно «культ Вакха породил так называемый «энтузиазм», этимологически означающий вселение бога в поклоняющегося ему человека, который верит в свое единство с богом. Этот элемент опьянения, некоторый отход от благоразумия под влиянием страсти имеет место во многих величайших достижениях человечества. Жизнь была бы не интересной без вакхического элемента…»

   В порыве вакхического энтузиазма, мы разбили мой джип… Погиб один казенный красноармеец. Момент был не подходящий. Я пообещал его товарищам, что не буду плакать и обязательно расплачусь с ними. Мы так и договорились.., а гибель красноармейца списали на банду Антонова. Известно, что «вскоре командующим войсками по борьбе с антоновщиной был назначен М. Н. Тухачевский». Тогда-то мне и захотелось изменить свою жизнь и сделать ее более интересной, встав на тропу войны с буржуазным элементом! Так, по идейным соображениям, я в(с)тупил в Красную Армию.
   Плох тот солдат, кто не желает стать Г. К. Жуковым! Тем более, что «воины РККА находились на полном государственном обеспечении и сверх того вначале получали по 50 рублей в месяц, а затем, с середины 1918 года, 150 рублей – одинокие красноармейцы, 250 рублей – семейные». Мне очень хотелось побыстрее рассчитаться с товарищами и,  наслаждаясь коммунистическим шоколадом, дожить до «окаянных 90-х годов». Только там, а не в Одессе, я смогу встретиться с Иваном Буниным (1870 – 1953 гг.), лауреатом Нобелевской премии по литературе 1933 года, который, видя «всю грубость современной культуры и ее "социального пафоса" воплощенного в грузовике.., т. е. в «Жигулях», расскажет мне, как  «старый, насквозь сгнивший режим рухнул без возврата... Народ пламенным, стихийным порывом опрокинул - и навсегда - сгнивший трон Романовых...»

   Отражаясь в Москве – реке, мы проедем по российским городам,  «по вечерам жутко мистическим». Будет еще светло, а часы покажут что-то нелепое, ночное. «Фонарей не (будут) зажигать. Но на всяких "правительственных" учреждениях, на чрезвычайках, на театрах и клубах "имени Троцкого", "имени Свердлова", "имени Ленина" прозрачно (будут) гореть, как какие-то медузы, стеклянные розовые звезды. И по странно пустым, еще светлым улицам, на автомобилях, на лихачах,- очень часто с разряженными девками,- (будут) мчаться в эти клубы и театры (глядеть на своих крепостных актеров) всякая красная аристократия: матросы с огромными браунингами на поясе, карманные воры, уголовные злодеи и какие-то бритые щеголи во френчах, в развратнейших галифе, в франтовских сапогах непременно при шпорах, все с золотыми зубами и большими, темными, кокаинистическими глазами... Но жутко (будет) и днем».

 Я завернул «Голубое сало», купленное недавно у Владимира Сорокина, и спрятал поближе к желудку. Жуть как хочется жить «здесь и сейчас». Но, зная вместе с будущим маршалом Жуковым, «как голодает трудовой народ Москвы, Петрограда и других городов, как плохо снабжена Красная армия, «МЫ», без Евгения Замятина, испытывали чувство классовой ненависти к кулакам (таким как Я), к контрреволюционному казачеству и интервентам. Это обстоятельство помогало воспитывать в бойцах Красной армии ярость к врагу, готовить их к решающим схваткам».

   Мы не знали, что может родиться в этих нечеловеческих условиях, но так закалялась сталь наших характеров. И нам, уверенно шагающим через исторический материализм, катастрофически не хватало только настоящего «крепкого вина» диалектического материализма! Нас, в отличие от Фрицев и Максов Адлеров, не влекла к себе безвкусная и жиденькая каша махистской и кантианской философии. И правильно сказал в 1924 году «Большевик» Я. Э. Стэн, что «при их слабой «теоретической комплекции», чтобы хоть как-нибудь устоять на ногах, им вредно пить «крепкое вино» диалектического материализма, которое по силам только стойким и крепким борцам за дело пролетариата, - им надо пить пресную водичку…» Это нужно понимать. Ведь «для того чтобы не относится к подобному явлению бессознательно, - говорил В. И. Ленин со страниц журнала «Под знаменем марксизма» в 1922 году, - мы должны понять, что без солидного филоСОФТского обоснования (или обеспечения), никакие естественные науки, никакой материализм не может выдержать борьбы против натиска буржуазных идей и восстановления буржуазного миросозерцания».

   Мне, человеку аграрному, было хорошо видно, как молодая страна советов преобразуется в целостную саморегулирующуюся и самоподдерживающуюся систему! Советский биогеоценоз! На своем опыте и некотором знании Дарвина, я понимал, что вчерашние большевистские редуценты, которые до основания разрушили мертвые остатки Самодержавия, эволюционируют в короткое время, и станут настоящими ПРОДУЦЕНТАМИ… со всеми вытекающими отсюда молочными реками… «Партия делала все возможное, чтобы поднять идеологический уровень строевого командного состава Красной Армии. Во всех вузах программа марксистско-ленинских наук была довольно насыщенной, но, вероятно, от нас требовалось гораздо больше усилий в этом направлении. Не многим посчастливилось в свое время пройти курсы при Военно-политической академии имени Толмачева». И, конечно, командуя корпусом, Г. К. Жуков не говорил в суе: «Не грузите меня!». Будучи человеком с амбициями, он «понимал необходимость серьезного изучения партийно-политических вопросов», и ему «часто приходилось просиживать ночи за чтением произведений классиков марксизма-ленинизма». И только один раз Жуков пожаловался на трудности в учении. Надо было сказать и он сказал: «Надо сказать, что они давались мне не легко, особенно «Капитал» К. Маркса и философские работы В. И. Ленина. Но упорная работа помогла добиться результатов. Впоследствии я был доволен. Что не отступил перед трудностями. Что хватило, как говорится, духу продолжать учебу. Это помогло мне ориентироваться в вопросах организации наших вооруженных сил, внутренней и внешней политики партии».
   Отец финансиста Джорджа Сороса, вернувшись в Венгрию из  Сибири, где он некоторое время редактировал газету «Нары»,  в отличие от Жукова успел на русской почве утратить не только иллюзии, но и амбиции… Это дало ему возможность, не читая классиков марксизма-ленинизма,  понять и объяснить своему сыну, простую вещь: «Мой капитал – это моя голова», – говорил он, по-латыни «капитал» значит «голова». Но это все буржуазные идеи. На самом деле «всему голова – хлеб!»

   Масштаб проделанной работы восхищает мое еще совсем не хищное воображение…Хотя поэзии в этом мало, мне все же смешно, когда  Владимир Набоков,  живущий в Берлине, представляет  себе,  «что  наш   траурный правитель  чувствует,  соприкасаясь  со своим прошлым». Мне кажется, он зря «ясно понимает, во-первых, что  настоящий  человек  - поэт,  а, во-вторых,  что он, наш правитель, воплощенное отрицание поэта». Настоящий правитель – Дарвинист! А значит, Иван Бунин должен жить в Париже и, поглядывая с Эйфелевой башни в оба глаза, радоваться, что его, в отличие от Троцкого, никто не сожрал. Это так скучно, слышать как  «Одноглазый Полифем, к которому попал Одиссей в своих странствиях, намеревался сожрать Одиссея». Например, я не вижу того, что пишет Бунин: «Ленин и Маяковский (которого еще в гимназии пророчески прозвали Идиотом Полифемовичем) были оба тоже довольно прожорливы и весьма сильны своим одноглазием. И тот и другой некоторое время казались всем только площадными шутами. Но недаром Маяковский назвался футуристом, то есть человеком будущего: полифемское будущее России принадлежало несомненно им, Маяковским, Лениным. Маяковский утробой почуял, во что вообще превратится вскоре русский пир тех дней и как великолепно заткнет рот всем прочим трибунам Ленин с балкона Кшесинской: еще великолепнее, чем сделал это он сам, на пиру в честь готовой послать нас к черту Финляндии!» А ведь у меня два глаза!

     И не вздумайте указывать мне на буржуазные «Афоризмы житейской мудрости» Шопенгауэра. Завидовать здесь некуда! «Обыкновенно завидуют тем, кому в жизни удавалось сталкиваться к интересными событиями; в таких случаях скорее стоит завидовать той собственности к восприятию, которая придает событию тот интерес, то значение, какое он имеет на взгляд рассказчика; одно и то же происшествие, представляющееся умному человеку глубоко интересным, превратилось бы, будучи воспринято пустеньким пошляком, в скучнейшую сцену из плоской обыденщины».

    Нам скучать не приходится и поэтому, чтобы не выглядеть «пустеньким пошляком», я не стал обращать никакого внимания на то, что созданный где-то в Америке в 1911 году конгломерат, который называли Computing Tabulating Recording (CTR) в 1924 году сменил свое название на новое - International Business Machines (IBM). Сменить название может любой… У нас были дела посерьезнее…
    Накануне Х съезда линии Троцкого и Ленина АнтаГОНИСТИЧЕСКИ пересеклись. «Вспыхнула дискуссия в партии. Дискуссия была совершенно не на тему. Партия рассуждала о том, каким темпом должно идти огосударствление профессиональных союзов, тогда как вопрос шел о хлебе насущном, о топливе, о сырье для промышленности. Партия лихорадочно спорила о "школе коммунизма", тогда как по существу дело шло о надвинувшейся вплотную хозяйственной катастрофе. Восстания в Кронштадте и в Тамбовской губернии ворвались в дискуссию последним предостережением. Ленин формулировал первые, очень осторожные тезисы о переходе к новой экономической политике». Я немедленно к ним присоединился, так как это была не только жизнь Троцкого, но и «Моя жизнь». И хотя для Троцкого «они были только возобновлением тех предложений, которые (он) внес год тому назад», для меня это была начальная «школа коммунизма».
   
    Вскоре я и сам стал верить в то, что  фундаментальное исследование «Истории Советской России» Эдвардом Карром, над которым он работал свыше 30 лет (1946-1978), и о котором я ничего не слышал, было полной чушью и фальсификацией. Не думайте, подобно Шопенгауэру опираясь на «житейскую мудрость», что  «превосходящие объективные данные при тупой, скверной субъективной половине создадут в результате очень плохую действительность, подобно красивой местности, наблюдаемой в дурную погоду или через скверное стекло».
    Впрочем, какая разница, чем эти буржуи засоряют себе и людям мозги… Я бы только посоветовал им, чтобы прежде чем, совать свой нос в наш «экономический порядок», разобраться со своим беспорядком. Это позволило бы им не допустить «Великой депрессии». Но Карр, раздражая меня, пишет: «Первостепенная и кардинальная мера Новой экономической политики – замена продразверстки продовольственным налогом – не являлась отражением новой концепции. Продналог впервые был введен осенью 1918 г., однако продолжались реквизиции, и о налоге забыли. В феврале 1920 г., перед открытием съезда партии, Троцкий выступил в Политбюро с предложением о замене продовольственной разверстки натуральным налогом, рассчитанным на определенный процент продукции, и о том, чтобы поставить обмен товарами с крестьянством скорее на индивидуальную, чем на коллективную основу. Но против него выступил Ленин, и Троцкий получил всего 4 из 15 голосов. Аналогичные проекты вновь стали носиться в воздухе после окончательного разгрома Врангеля и выдвигались эсеровскими и меньшевистскими делегатами на X Всероссийском съезде Советов в декабре 1920 г. И вплоть до последнего момента их отбрасывали как неприемлемый и нереалистичный отход от большевистских принципов, означавший возврат к «фритрэдерству» и мелкобуржуазному капитализму. Однако через год после первой инициативы Троцкого, 8 февраля 1921 г., дискуссия об аграрной политике в Политбюро натолкнула самого Ленина на мысль выдвинуть ДО УЗНАВАЕМОСТИ ПОХОЖИЙ ПРОЕКТ». Только генерал-майор космических войск Петров смог бы понять, что это были мальчики-несмышленыши, которых Сталин переиграл, как в будущем всех переиграет Владимир Путин! Но пока…

   У русского инженера Н. С. Лаврова, который еще в 1916 г. побывал в США на заводах Форда и сумел завязать контакты с менеджерами компании, появилась возможность изменить облик России и стать олигархом! Ведь он был первым знатоком и пропагандистом производственных методов Форда в России. Говорят, что «с конца 1916 до 1926 г. Лавров прочитал около 1500 лекций, сопровождая их показами привезенных из США кинофильмов. Он издал ряд работ и написал предисловие к выпущенному в 1924 г. сокращенному переводу книги Генри Форда “My Life and Work”, которое получило более понятное советскому читателю название “Моя жизнь, мои достижения” (а не “Мой ... труд” — ведь Форд был капиталистом!).
   Конечно, включив свою параноидальную фантазию, основанную на технике иезуитов и синтезирующую преднамеренный бред с правдою, я могу со всей уверенностью заявить, что строя свои империалистические планы за спиною Лаврова, «в 1916 году американский дилер М. С. Фриде и глава отделения Ford Motor Company в Нью-Йорке Г. Плантиф заявили секретарю Генри Форда, что если построить в России заводы по производству автомобилей Ford, то уже через 10 лет бизнес сможет достичь американского уровня». Но амбициозным мечтам не суждено было сбыться. После октябрьской революции 1917 года в стране много изменилось. И стать олигархом не представлялось возможным. Ведь, только в 21 веке и только в России можно будет сказать о том, что «Олигарха (если не расстрелять, то) обидеть может каждый…». Однако, это не повод, если у вас нету друга Анатолия Чубайса, складывать руки… Нужно просто работать!

   И Лавров работал. Он строил новый мир, в котором тот, «кто был никем, тот станет всем». Книга Форда, в сложный момент для советского правительства, так не любившего концептуально индивидуализм, идеологически подходила  новой экономической политике. Слегка критикуя Форда, Лавров в 1924 году как мог в своем предисловии попытался настроить советского читателя на правильное понимание книги. Очень кстати пришлись «Для всех граждан России назидательны(е)  не измышления Форда, а основы его хозяйства и производства. Интерес его книги заключается, главным  образом, в практике,  как производства,  так и крупных финансовых оборотов. Успех  всего этого и создал Форду мысль о возможности близкого содружества между хозяином и работником… Раскрепостись Форд в  своем  мышлении,  освободись он от наследственных оков века,  он сделал бы для  Фордизма  еще  больше.  Но он,  обогащая себя, выделяет лишь небольшую долю и при том для своих только рабочих. Фордизм есть система, принципы которой давно известны, заложены Марксом и  составляют  закон  разделения  труда…»   
    Сам текст был тоже отредактирован и направлял течение мысли в соответствующее социалистическое русло. И можно было понять, что не стоит ждать милости от Москвы, когда ваша, пока еще не общественная судьба находится в ваших руках. Поэтому было уместно понять, как это понимал Генри Форд, что «если  внушить стране, например нашей,  что Вашингтон является небесами, где поверх облаков восседают на тронах всемогущество и всеведение, то страна начинает подпадать  зависимости,  не  обещающей ничего хорошего  в  будущем. Помощь придет  не из  Вашингтона, а от нас самих; более того, мы сами, может быть,   в   состоянии   помочь   Вашингтону,   как   некоему   центру,   где сосредоточиваются плоды наших  трудов для дальнейшего их  распределения,  на общую пользу. Мы можем помочь правительству, а не правительство нам. Девиз:  "поменьше административного  духа  в  деловой жизни и  побольше делового духа в администрации" очень хорош, не только потому, что он полезен и в делах и в управлении государством,  но и потому,  что он полезен народу». Он так же был полезен Сталину, который в 1929 году воспользуется плодами многих!  И то, о чем умолчит Лавров, проявится в полной и высшей мере… Ведь Форд в своей книге, предупреждающе заметил, что «собственный новый мир удалось, как известно, создать в России. На примере этой страны можно изучать действия тех, кто хочет изменить мир. Россия показала нам: не большинство, а меньшинство определяет и поддерживает разрушительную политику». Однако, здесь бдительный ум может найти буржуазный парадокс…  Ведь это меньшинство, со своей «разрушительной политикой»  позволило советской России продержаться 70 лет, пока не пришло новое «меньшинство».

  Не только Питеру Пэдфилду и «Рудольфу Гессу» было известно, что «в конце 1929 года, когда произошел крах на Уолл-стрит, положивший начало «великой депрессии», германская политика переживала очередной кризис». Это было известно и Сталину!.. который «к тому времени, когда в апреле 1927 года Чан Кайши порвал с коммунистами, прочно укрепился в роли кремлевского лидера и лично диктовал государственную политику в отношении Китая». И смогу ли я, убежденный коммунист, поверить какой-то гражданке Соединенного Королевства и китаянке по происхождению Юн Чжан, бегущей через Холл-Идей Королевского колледжа Лондона в поисках «Неизвестного Мао» и утверждающей, что «Сталин, старый, опытный грабитель банков, лично участвовал в финансировании создания китайской Красной армии через грандиозные подставные операции». Но мы должны гордиться тем, что Ленин создал, а Сталин, даже не перекрестившись, переплюнул иезуита Игнатия Лойолу, когда по его рекомендации в 1923 году «Михаил Бородин, харизматичный пропагандист, был назначен политическим советником Сунь Ятсена». Бородину не пришлось, в отличие от иезуита Риччи (XVI век) проявлять большую изобретательность, чтобы «завоевать для своего ордена высокую репутацию в главных городах этой империи». И не важно, что Юн Чжан думает… будто бы мы «русские разделяли стремление Ятсена сместить пекинское правительство, сопротивлявшееся попыткам Москвы занять Внешнюю Монголию, бывшую в то время территорией Китая».  Мы, как всегда, только помогали и  защищали(сь). К несчастью, такова геополитика! А не всеобщее счастье!

    Но наше счастье было безмерным, когда пройдя лихие 20-е, Сталин совершил  «Великий перелом», и торжественно сообщил населению в 1929 году: «Рушится и разбивается вдребезги меньшевистская “концепция” троцкизма насчет неспособности рабочего класса повести за собой основные массы крестьянства в деле социалистического строительства. Теперь даже слепые видят, что середняк повернул в сторону колхозов. Теперь ясно для всех, что пятилетка промышленности и сельского хозяйства есть пятилетка построения социалистического общества, что люди, не верящие в возможность построения социализма в нашей стране, не имеют права приветствовать нашу пятилетку».

    Мы были настроены решительно. И то, что еще могло потрясти Герберта Уэллса, посетившего Соединенные Штаты, нас уже не впечатляло. «Рушился старый финансовый мир, перестраивалась по-новому экономическая жизнь страны». В этом ничего удивительного для нас не было. Но Сталин внимательно слушал в 1934 году великого фантаста, а Уэллс, который, по мнению Джорджа Оруэлла (1941 г.), был «слишком благоразумен, чтобы понять современный мир», пытался что-то вопросительно объяснить пуленепробиваемому Сталину: «Ленин в свое время сказал, что надо "учиться торговать", учиться этому у капиталистов. Ныне капиталисты должны учиться у вас, постигнуть дух социализма. Мне кажется, что в Соединенных Штатах речь идет о глубокой реорганизации, о создании планового, то есть социалистического хозяйства. Вы и Рузвельт отправляетесь от двух разных исходных точек. Но не имеется ли идейной связи, идейного родства между Вашингтоном и Москвой?»  Сталин не бросился Уэллсу в глаза, несмотря на то, что Уэллсу «бросилось в глаза в Вашингтоне то же, что происходит здесь (в России): расширение управленческого аппарата, создание ряда новых государственных регулирующих органов, организация все объемлющей общественной службы. Так же, как и в вашей стране, им не хватает умения руководить».
    Сталин объяснил как мог, что «у США другая цель, чем у нас, в СССР. Та цель, которую преследуют американцы, возникла на почве экономической неурядицы, хозяйственного кризиса. Американцы хотят разделаться с кризисом на основе частнокапиталистической деятельности, не меняя экономической базы. Они стремятся свести к минимуму ту разруху, тот ущерб, которые причиняются существующей экономической системой. У нас же, как Вы знаете, на месте разрушенной старой экономической базы создана совершенно другая, новая экономическая база». И Уэллс понял, что «даже если те американцы, о которых он говорил, частично добьются своей цели, то есть сведут к минимуму этот ущерб, то и в этом случае они не уничтожат корней той анархии, которая свойственна существующей капиталистической системе. Они сохранят тот экономический строй, который обязательно должен приводить, не может не приводить к анархии в производстве».

   Уэллсу оставалось только чистосердечно признаться, что «В настоящее время во всем мире имеются только две личности, к мнению, к каждому слову которых прислушиваются миллионы: Вы и Рузвельт. Другие могут проповедовать сколько угодно, их не станут ни печатать, ни слушать. Я еще не могу оценить то, что сделано в Вашей стране, в которую я прибыл лишь вчера. Но я видел уже счастливые лица здоровых людей, и я знаю, что у Вас делается нечто очень значительное. Контраст по сравнению с 1920 годом поразительный». И Сталин дружелюбно добавил: «Можно было бы сделать еще больше, если бы мы, большевики, были поумнее».
   На это высказывание Уэллс мог только утвердительно кивнуть и не вспоминать «Россию во мгле», которую он посетил в 1920 году и не увидевший из-за этой мглы Сталина. Поэтому он тогда и написал, что «в новой России есть  люди с широкими взглядами, и, если им дадут возможность, они будут строить и, вероятно, строить хорошо. Среди людей такой творческой силы я могу назвать самого Ленина, который поразительно вырос со времен своей эмиграции и недавно выступил с резкой критикой экстремистских заскоков в своей собственной партии, Троцкого, который никогда не был экстремистом и обладает большими организаторскими способностями, Луначарского — наркома просвещения, Рыкова — руководителя Совета Народного Хозяйства, Лилину — из петроградского отдела народного образования и Красина — главу торговой делегации в Лондоне». Это имена, которые первыми пришли Уэллсу в голову, «но ими отнюдь не исчерпывается список подлинных государственных деятелей в большевистском правительстве. Эти люди добились уже известных успехов, несмотря на блокаду, гражданскую войну и интервенцию. Им приходится работать над восстановлением страны, обнищавшей до такой степени, какую английский или американский читатель даже представить себе не может, к тому же еще с исключительно беспомощным аппаратом».
    Так или иначе, но благодаря Ленину с его Новой Экономической Политикой, в конце 1920-х годов, когда со всей остротой ставился вопрос — быть или не быть социалистическому эксперименту на одной шестой части планеты, в советской стране открыто говорилось и делалось то, что в период холодной войны власти однозначно расценили бы как “низкопоклонство перед Западом”. Идеалы “светлого будущего” опирались на прагматическое заимствование зарубежного, в первую очередь американского, опыта. Даже тогда, когда в феврале 1932 г. толпа бастующих американских рабочих забросала камнями ворота фордовского завода, за которыми трудились и советские стажеры, последние спокойно взирали на действия “братьев по классу” из окон “цитадели капитализма”. И Ленин, в отличие от товарища Троцкого, легко отделался… заблаговременно сойдя с политической стены Мавзолея…
   А мы хлопали ресницами в 1929 году и  боялись улететь, не дослушав речи Сталина: «Рушится и превращается в прах последняя надежда капиталистов всех стран, мечтающих о восстановлении капитализма в СССР, - “священный принцип частной собственности”. Крестьяне, рассматриваемые ими как материал, унаваживающий почву для капитализма, “ассами покидают хваленое знамя “частной собственности” и переходят на рельсы коллективизма, на рельсы социализма. Рушится последняя надежда на восстановление капитализма… Этим же надо объяснить тот злобный вой против большевизма, который подняли в последнее время цепные собаки капитала, всякие там Струве и Гессены, Милюковы и Керенские, Даны и Абрамовичи. Шутка ли сказать: исчезает последняя надежда на восстановление капитализма… О чем еще могут свидетельствовать это бешеное озлобление классовых врагов и этот неистовый вой лакеев капитала, как не о том, что партия действительно одержала решающую победу на самом трудном фронте социалистического строительства? Мы идем на всех парах по пути индустриализации - к социализму, оставляя позади нашу вековую “рассейскую” отсталость. Мы становимся страной металлической, страной автомобилизации, страной тракторизации. И когда посадим СССР на автомобиль, а мужика на трактор, - пусть попробуют догонять нас почтенные капиталисты, кичащиеся своей “цивилизацией”. Мы еще посмотрим, какие из стран можно будет тогда “определить” в отсталые и какие в передовые».
    И разве тут поспоришь с Михаилом Веллером, «насчет того, что он сумел привлечь работать на себя людей более умных, чем он сам…» Или «это сказал Генри Форд – первый, и вслед за ним это многократно повторили многие гении капитализма?..» Сегодня это не важно! Важнее, что «в России к концу ХХ века мы имеем пикантнейшую ситуацию: директором фирмы сидит пахан в наколках, образование четыре класса – но кр-рут, вся зона раньше уважала, за себя постоять он может, и людей держать в кулаке умеет, и за слова отвечать привык. А на него пашут доценты, бумаги составляют, заказы выполняют, договора заключают – за умеренную зарплату». Мне кажется, что они, как Сталин и «Билл Гейтс на дух не переносит посредственных работников. «Я не нанимаю дураков», - говорит он. Они говорят!
   Как известно, в 20- е годы сумели обойтись не только без Ленина, но и без Василия Васильевича Леонтьева, который в 14 лет окончил гимназию и в 1921 году поступил в Петроградский университет, где изучал философию, социологию, а затем и экономику… «Одна из первых научных статей Леонтьева была посвящена анализу баланса народного хозяйства СССР за 1923 – 1924 годы, который представлял собой первую в экономической практике тех лет попытку представить в цифрах производство  и распределение общественного продукта с целью получения общей картины кругооборота хозяйственной жизни». Даже за это я бы его расстрелял. Но, Леонтьев не хотел объяснять Жукову, который ломал голову над «Капиталом» Маркса, что внутренняя слабость теории Маркса «проявляется тотчас же, как только другие экономисты, не наделенные исключительным здравым смыслом Маркса, пытаются на основе его проектов развивать марксистскую теорию». И он, не благодарный,  покинул Родину… А ведь мог бы развивать идеи Ивана Посошкова! Возможно, тогда бы и не раскрылся наиболее полно исследовательский талант Леонтьева, который раскрылся в его главном научном достижении – разработке метода «затраты - выпуск». И не важно, что основу подхода Леонтьева к планированию заложили еще французские «физиократы» в XVIII веке во главе с Франсуа Кесне. Главное, что доктор экономических наук, Титова Н. Е. отметила в своей «Истории экономических учений» заслуги Леонтьева перед отечеством и нашу способность быть благодарными: «За разработку межотраслевого баланса Леонтьев был удостоен в 1973 году Нобелевской премии по экономике, звания почетного доктора МГУ им М. В. Ломоносова. Леонтьев – выпускник Петербургского университета».
   Вот Николай Дмитриевич Кондратьев (1892 – 1938 гг.) был патриотичнее Леонтьева и потому он сумел помочь начинающему правительству до 1930 года в качестве товарища, а после, до 1938 года, в качестве гражданина! Под руководством Кондратьева был разработан первый перспективный план развития сельского и лесного хозяйства СССР на 1923 – 1928 гг. Но, когда Сталин понял, что доверчивый ленинский НЭП перевез его «через реку», Сталин начал наступление на «пережитки капитализма» и Кондратьев был объявлен  «идеологом кулачества». Кадровый резерв должен был быть благодарен Сталину. Что бы сказал по этому поводу «Практик менеджмента» Питер Ф. Друкер, если бы оказался в застенках НКВД? Наверное, то что и написал в своей книге: «Франклин Д. Рузвельт (1882 - 1945) был великим президентом, однако в стране в течение почти всех пяти лет (с 1933 года) его правления бушевал экономический кризис. Правда, чтобы не говорили о Рузвельте, во внимание крайне редко принимали то, что он был никудышным администратором…»

    Благодаря советской власти, многие молодые инженеры получили возможность стажироваться в Америке на предприятиях Форд.  И ставший в 1931 году членом-корреспондентом АН СССР, Михаил Андреевич Шателен прекрасно понимал их чувства! Ведь он тоже в молодые годы «уехал за границу и поступил в филиал фирмы Эдисона, где прошел все ступени от чернорабочего до шеф-монтера первой в Европе центральной электрической станции переменного тока высокого напряжения». Возможно знания приобретенные в Европе, позволили Шателену написать в 1949 году книгу о «Русских электротехниках», за которую он получил Государственную премию.
    Власть – это наше все!!! Конечно, Игорь Сикорский должен был быть благодарен, как и Шателен, царю Николаю !! за то, что имел возможность летом 1908 года в своей поездке по Европе узнать об успешных полетах братьев Райт и познакомится с европейскими изобретателями, искавшими своих путей в области полета. Но особо благодарить он должен был самодержца, за возможность «в январе 1909 снова поехать в Париж, чтобы продолжить занятия и приобрести двигатель малого веса».
   Но может ему и не следовало ехать в Париж?  Историкам техники хорошо известно, что «профессор Петербургского технологического института Георгий Филиппович Депп в 1899 г. на заводе Нобеля в Петербурге производил испытания двух двигателей Дизеля». Но ведь был не 1899 год и дизель не подходил Сикорскому… Однако Андрей Полонский не теряет веры в дореволюционную Россию и, напоминая о «Рябушинских: Старых русских олигархах», сообщает, что «после стабилизации 1907 г. Павел Павлович Рябушинский участвует в создании Партии Прогрессистов, издает одну из самых популярных ежедневных газет - «Утро России», вместе с П. Б. Струве проводит ежемесячные совещания с лучшими умами страны - разрабатывает долгосрочную стратегию экономического развития. - К пятидесятым годам ХХ в. по всем расчетам мы призваны стать первой и богатейшей индустриальной державой мира, - заявляет он. И это утверждение мало кто берется оспорить. Кроме, разумеется, социал-демократов, большевичков...»
    Оспаривать и не надо. Ведь известно, что в столичных  городах - Петербурге, Москве - не самолету, а трамваю пришлось выдержать борьбу с конкурентами - конками (в Киеве такой борьбы практически не было из-за сложного рельефа - лошади не справлялись с крутыми подъёмами). Владельцы конок, частные и акционерные общества, получившие в свое время права на устройство «конно-железных дорог», долго не хотели возвращать эти права обратно. Закон Российской империи стоял на их стороне, а в выданных правах говорилось, что городская управа в течение пятидесяти лет не может без согласия «коночных» хозяев использовать на улицах какой-либо другой вид транспорта. Не по тем же  причинам, в первую мировую войну Франция вступила, имея больше самолетов, чем любая другая страна, и сразу же стала основным производителем самолетов для союзников?

    Не смотря на определенные трудности полупрозрачные люди говорят, что Игорь Сикорский все же  стал весьма состоятельным человеком, но лишился всего… не захотев трудиться на благо глупейшего, и бежал из России в период революции 1917? В марте 1919 он прибыл в Нью-Йорк в качестве эмигранта. Но, как известно, не заменимых людей нет! И уже товарища Сталина нужно было благодарить С. П. Королеву за то, что «назначение М. Н. Тухачевского в мае 1928 года командующим войсками Ленинградского военного округа сыграло большую роль в организации исследований в области ракетной техники. Открытая в июне того же года при военном научно-исследовательском комитете РВС СССР Газодинамическая лаборатория (ГДЛ) находилась все время под изучающим взглядом Тухачевского, внимательно следившего за ее успехами и неудачами». Но, «Сергей Павлович Королев начиная с конца 1931 года, поддерживал самые тесные контакты с Тухачевским, который сразу оценил необыкновенную энергию молодого руководителя московских ракетчиков», а  не со Сталиным.
   Нельзя не отметить, что благодаря советской власти, давшей возможность учиться всем, всем, всем, в России появилась «управляемая конкуренция»! Благодаря этому, Артем Иванович Микоян (друзья и близкие называли его Ануш) сын плотника, смог по приглашению влиятельного дяди Анастаса Микояна Артем переехать к нему в Ростов, где закончил ФЗУ и начал трудовую деятельность на заводе "Красный Аксай" учеником токаря. Но этого ему было мало и, закончив инженерный факультет Академии РККА им. Н.Е. Жуковского в 1937 году он был назначен военным представителем при КБ Поликарпова. Говорят, что «поскольку Фирма "МиГ" возникла путем выделения группы конструкторов из бюро Николая Поликарпова, она может по праву называться "русской школой истребителей". Организационно появление нового коллектива авиаконструкторов состоялось по приказу директора завода №1 им. Авиахима П. Воронина, датируемого 8 декабря 1939 г. Из состава заводского конструкторского бюро (Поликарпова) во вновь образуемый опытно-конструкторский отдел (ОКО) переводились 60 лучших специалистов для завершения работ по весьма перспективному проекту скоростного высотного истребителя И-200. Микоян согласился возглавить ОКО с условием, что туда также переведут и бывшего руководителя темы И-200 Михаила Гуревича.
    При таком количестве выращенных авиатехников истребитель «Сталин», как управляющий, мог позволить не только себе, но и своим подчиненным расстреливать, не с воздуха, Смушкевичей и садить, не самолеты, а Королевых. Это всемирно известно и подробно описано, как и работы ОКБ Микояна по реактивным истребителям. Другие интересные моменты описаны в замечательной книге воспоминаний заслуженного летчика-испытателя, Героя Советского Союза Степана Анастасовича Микояна. Так в «46-м году, в составе советской делегации Артем Иванович побывал на фирме Rolls-Royce. Речь шла о закупке нескольких экземпляров перспективных реактивных моторов Nene и Dervent. Контракт был составлен, но глава фирмы сомневался, стоит ли его подписывать. Тогда Микоян предложил ему сыграть партию в бильярд и подписать сделку в случае проигрыша. Так Артем Иванович "выиграл" для страны то, что потом массово выпускалось под индексами РД-45 и ВК-1 и устанавливалось на истребители МиГ-15, МиГ-17 и другие боевые самолеты».

    Как бы там ни было, мы делали, что могли… У нас не  было такого богатого опыта, каким обладал Генри Форд… Космические знания позволили «в 1910 году Ford Motor Co. открыть ультрасовременный завод в Хайленд Парке, штат Мичиган, где практиковались передовые методы организации производства: разделение труда, стандартизация и взаимозаменяемость абсолютно всех деталей, узлов и агрегатов и сборка без подгонки деталей на месте. Здесь же в 1913 году заработал первый в мире конвейер, произведший в промышленности настоящий переворот».
    И консалтинговых компаний у нас не было… Были пробы и были ошибки. Ведь всем известно, что только тот не ошибается, кто ничего не делает. Мы даже не знали, в отличие от американца Р. Виннера, что «Англия была первой страной, пережившей всестороннюю промышленную революцию; и от этого раннего периода она унаследовала узкоколейные железные дороги, большие капиталовложения своих бумагопрядильных фабрик, вложенные в устаревшее оборудование, а также ограниченность своей социальной си¬стемы…» Не знали, что «все это привело к тому, что все нужды современно¬го периода привели к критическому состоянию, которое не может быть преодолено без мероприятий равносильных со¬циальной и промышленной революции». Не знали, что «Все это происходит в то время, когда страны, индустриализирующиеся позднее, чем Англия могут использовать более современное и более экономичное оборудование, могут строить более отвечающую современным требованиям систему железных дорог для перевозки своих товаров в вагонах экономичного размера и вообще жить в нынешнем, а не в прошлом веке».

   Опыт Петра Первого  был скучен и не интересен даже мне, ведомому по неведомой дорожке! И не удивительно, что «в октябре 1721 г. учрежденный Петром ранее, перед Прутским походом, высший орган государственной власти в России – Сенат торжественно преподнес ему титулы «Великого», «Отца Отечества» и императора. Отныне Россия становилась ИМПЕРИЕЙ, сравнившись в отношении титула с другими мировыми державами… И Петр резко разрывает со старой традицией, энергично и целеустремленно строит новую российскую промышленность. Причем роль государства и непосредственно монарха в развитии промышленности были буквально подавляющими. Только само государство с его огромными средствами, сильной абсолютной властью монарха, его всеподавляющей волей было способно решить эти задачи».
   Как тут не согласиться с русским историком императору Японии, решившему опереться на опыт Англии! При этом, японцев не интересовало, то что «английское правительство рассматривало американские колонии как сырьевой придаток Великобритании, поставляющий корабельный лес и древесное топливо, овечью шерсть и хлопок» как и то что «в 1750 г. был принят «железный закон», запрещавший устройство металлургических предприятий в колониях. Также были запрещены выделка тонких сукон, ввоз в колонии прядильных и ткацких машин». (Только не благодарные и ленивые могли при таких идеальных условиях для выращивания хлопка начать войну за независимость… Но это к настоящему делу не относится!) И ТОЛЬКО В 1789 г. С. Слэтер, сбежавший из Англии за океан и по памяти воспроизведший прядильную машину положил начало фабричной промышленности в стране. И только в  1791 г. Первый министр финансов США А. Гамильтон стал инициатором создания Национального банка и выступил с обоснованием перспектив ПРОМЫШЛЕННОГО развития страны и необходимости содействия ему посредством субсидий и протекционистских тарифов. Иных взглядов - сохранения АГРАРНОГО характера экономики как гарантии демократического равенства - придерживался Т. Джефферсон.
    Но я знал, что не взгляды Джефферсона Т. и «славянофилов», а «взгляды Генри Форда часто пользовались популярностью и в промышленности. Еще в начале (ХХ в.) века это был широко распространенный ме¬тод управления».   

   Только (не)уд.ивительно, что американцы больше нас знали о нашем опыте и, как следствие, о нас самих! Наверное, это связано со стандартами качества работы ЦРУ? Возможно, поэтому Питер Ф. Друкер давно знал, что многим русским удалось узнать, но не обратить на это особого внимания (так как великое слово «ИННОВАЦИЯ» многое затуманил)  только в 2001 году, знакомясь с «Практикой менеджмента». А именно то, что  «Фордовского метода управления придерживался один из самых знаменитых современников Г. Форда — Ленин. Недаром первые лидеры большевиков так восхищались Фордом. В "фордизме" видели ключ к быстрой индустриализации страны, лишенной квалифицированной рабочей силы. А главное, этот подход, каза¬лось, позволял обойтись без менеджеров и создать индустрию, в которой все решения принимаются "владельцем" (в лице политического диктатора), тогда как в собственно промышленности заняты только технические специалисты. Крах этих надежд в первые пятилетки был причиной кровавых "чисток" в се¬редине 30-х годов, под корень скосивших прослойку лучших руководителей промышленности. Тот факт, что "чистки" не поправили дел, доказывает пол¬ную несостоятельность теории коммунистической революции. Не нужно быть пророком, чтобы предсказать, что именно формирование класса менеджеров будет тем фактором, который, в конце концов, приведет к падению в России коммунистического режима».
   
   Но, мы то хорошо знали, что это был скрытый маневр Сталина. Мы пустили им не только урановую пыль в глаза, но и пустили их по ложному следу, благодаря чему Друкер и его сподвижники сделали неверные выводы… Тем временем Сталин посадивший нас «на автомобиль, а мужика на трактор» так добродушно смеялся, наблюдая, как  мы мчимся вперед с песнями, под энергичную музыку и  аплодисменты членов политбюро, усвоивших сталинский завет: «пусть попробуют догонять нас почтенные капиталисты, кичащиеся своей “цивилизацией”». Нас не догонят!
   Только Девид Майерс ни за кем не гнался… Как «социальному психологу», ему  был не интересен социализм, но он хорошо знал, что «в разной степени мы (американцы) постоянно управляем впечатлениями, которые создаем. Хотим ли мы (американцы) произвести впечатление, запугать или показаться беспомощными, мы (американцы) являемсяобщественными созданиями, играющими перед аудиторией». Таков их хваленый индивидуализм!   
   Другой психолог, Австрийский Альфред Адлер, не имея никаких представлений о заключениях Друкера, относительно финала коммунистического режима в России, буржуазно размышляя об индивидуальном финале, утверждал: «Жизнь в обществе, жизнь без научной предубежденности, представляет собой явление, оказавшееся настолько в плену вопроса «Куда?», что уместно будет заметить: несмотря на все противоположные научные мнения, еще никому не удавалось сформулировать о событии суждения, не уловив линию, которая, по-видимому, связывает все душевные проявления индивида, включая его ФИКТИВНУЮ ЦЕЛЬ».
    Но мы не желали зла Бухарину… Мы не думали о собственных выгодах, мы просто и честно переживали за дело Ленина, мечтавшем о счастии всех людей! Поэтому чтобы быть успешными, мы не могли терпеть «группу Бухарина и правый уклон в нашей партии». Краткая запись с заседания Политбюро ЦК и Президиума ЦКК ВКП(б) от 1929 года подтверждает нашу заботу о людях в речах Сталина: «отказаться от политики государственного регулирования торговли мы не можем, если не хотим подорвать Советский строй, диктатуру пролетариата. Беда бухаринцев состоит в том, что они не понимают этих простых и элементарных вещей. Я уже не говорю о том, что политика развязывания капиталистических элементов абсолютно несовместима ни теоретически, ни политически с основами ленинской политики и ленинизма». То же самое не понимал и Уэллс беседуя со Сталиным… Но Рузвельтовско-бухаринско-троцкистские идеи были очень опасны для страны, которая должна первой попасть в космос! Ведь только это и могло оправдать социализм и сделать людей счастливыми! В этой борьбе победить можно было только благодаря марксистско-ленинским теоретикам и созданной ими партийной школе… Не случайно же, смотрящий в зеркало русской революции «с конца 1920 года, после выхода на коммунистическую орбиту, Мао начал использовать выражения вроде «рабочие и крестьяне» и «пролетариат». Хотя «это были всего лишь фразы, часть обязательной терминологии».   
   Мир прост и понятен, до смертельной скуки, если он раскрашен черными и белыми красками. Но когда за дело берутся художники красного и белого течения, все становится запутанным даже для единой России, не говоря уже о простом среднестатистическом человеке. В дали от бурлящей страстями жизни, имея историческую ретроспективу можно отдавать предпочтение кому и чему угодно. Но непосредственный участник событий, происходящих в условиях диктатуры, всегда стоит не просто перед выбором… Он всегда стоит перед будущим России. Красный Михаил Николаевич Покровский решил судьбу своего антипода, белого Ивана Солоневича… Благодаря этому факту, Россия так и осталась обреченной  на свою загадочность и многострадальность. Поэтому Покровский, как и Лысенко, пусть пока останутся в стороне, посмеиваясь над «суетой сует». А историк Кобрин В. Б. пусть докажет, что «марксизм должно было внедрять насильственно». Пусть утверждает, что «И внедряли. Вместо "мягкой каши" историки-немарксисты в 1930 году увидели "перед собой твердый сомкнутый фронт" следователей ГПУ. Именно тогда было грубо состряпано дело группы "буржуазных историков". Среди них большинство - специалисты по истории средневековой России. В тюремных камерах оказался цвет отечественной исторической науки. Академики Платонов С. Ф., Тарле Е. В., Любавский М. К., Лихачев Н. П., члены-корреспонденты Готье Ю. В., Яковлев А. И. (его не спасла и давняя близость к семье Ульяновых: Илья Николаевич был дружен с отцом Алексея Ивановича...) Здесь были и историки тогда еще среднего поколения: Приселков М. Д., Бахрушин С. В., Романов Б. А., Голубцов И. А., Андреев А. И., Новосельский А. А., Полосин И. И., и совсем еще начинающие - такие, как будущий академик Черепнин Л. В... Всех перечислить невозможно. Это был настоящий погром».
   Испив до дна свое «крепкое вино» диалектического материализма, Ян Эрне;стович Стэн (латыш. 1899 - 1937) - советский политический деятель, философ, специалист по диалектике, гносеологии, социальной философии, не дожил до этого погрома… Не найдя истины.., Военной коллегией Верховного Суда 19 июня 1937 года он был приговорён к смертной казни и расстрелян 20 июня 1937 года, за, так сказать, «участие в контрреволюционной право-левацкой организации». Но главное он успел сделать, пройдя школу «красной профессуры» и побывав «в 1927 - 1928 годах заместителем заведующего Агитационно-пропагандистским отделом ЦК ВКП(б), а в 1928 - 1930 годах заместителем директора Института К. Маркса и Ф. Энгельса».
    Теперь «Крематорий» мог работать на полную катушку… «Зомби играл на трубе, мы танцевали его танцы»! Даже психолог не мог заглянуть нам в душу… Просто у матерого материалиста ее нет! Но, слава богу, есть «память и мышление». Ведь именно на память и мышление надеялся Жуков, упорно читая «Капитал» Маркса. Тогда будущий маршал Жуков и его братья по оружию  еще не знали о том, что «те законы Ньютона, которые когда-то были открыты мышлением английского физика, сейчас просто помнятся школьниками. Процесс подобного перехода мышления в память может в известных случаях зайти так далеко, что порой то, что раньше было продуктом мышления, может превратиться просто в автоматические речевые движения, т. е. в элементарную вербальную привычку». Об этом загадочном процессе превращения мыслей «в избитые слова», знал только российский философ, педагог и психолог Блонский П. П. (1884 – 1941 гг.)
    Не думаю, и поэтому не сожалею, что Блонскому было бы интересно почитать вместе с Президентом, секретарем и членам Академии Наук СССР письмо  выдающегося американского генетика, лауреата Нобелевской премии 1946 года Германа Джозефа Меллера (1890-1967) от 1948 года, в котором объяснялось, что «Лысенко, поддерживаемый так называемым "диалектическим материализмом", представленным Презентом, с их верой в наследование приобретенных признаков, должны неизбежно привести и действительно приводят, по допущению некоторых их приверженцев, к тем же опасным фашистским выводам, которые делались нацистами: что экономически менее развитые народы и классы мира сделались действительно неполноценными в отношении своей наследственности. У нацистов приписываемый более низкий генетический статус является причиной, в то время как у лысенкоистов он будет результатом худших возможностей для умственного и физического развития менее счастливых групп населения, но и в том и другом случае получается порочный круг, который не может быть допущен объективными генетиками».
    Если бы Вавилов не умер в тюрьме, а был бы просто отправлен в Сибирь на перевоспитание, он мог бы не только подержать письмо, но и поддержать Меллера, НЕ СОГЛАСНОГО с активной деятельностью Трофима Лысенко. В таком случае, у нас, и всех НАШИХ, был бы повод проявить свои патриотические чувства и призвать, бездельника и неудачника Вавилова, к активной пересадке деревьев!!!   Ведь «социальный дарвинизм» предполагает выживание сильнейшего. Не мы его изобрели! И не Генри Форд…

     Даже Питер Ф. Друкер говорит, что «новый менеджмент не был, конечно, изобретением Генри Форда-младшего. Он был заимствован у главного конкурента Ford, компании General Motors, заодно с ее управленческой верхушкой. Этот менеджмент превратил General Motors в крупнейшее промышленное предприятие страны. Особенностью было лишь то, что Ford Motor восприняла новую систему целиком, а не частями. Новые стратегии применялись в условиях предприятия, обреченного, казалось бы, на разоре¬ние и гибель, предприятия без менеджеров, деморализованного и неуправляемого. Хватило и десяти лет на то, чтобы Ford уверенно увеличила свою долю на автомобильном рынке и даже включилась в борьбу за первое место с Chevrolet, одним из подразделений General Motors. Умирающий не только выздоровел, но и быстро растет. Чудо — а это и впрямь настоящее чудо — свершилось благодаря полной смене стратегии управления менеджерами».
    И мы еще не собирались умирать! Ведь мы разгромили фашистскую Германию! И я еще  верил в 1954 году, вместе с Розенталем М., Юдиным М, и «кратким философским словарем», что мы сумеем победить всех и даже «Кибернетику», - эту «реакционную лженауку. Возникшую в США после второй мировой войны и получившей широкое распространение и в других капиталистических странах».